Во всём её тонком облике была какая-то незавершённость, прозрачность, словно и не она это была, а эфемерный лунный луч, случайно коснувшийся рояля. Рояль ожил, почувствовав тепло прикосновения. Расцвели лилии души, розовое вино разлилось наслаждением в его струнах и полетели бабочки флюидов признания… Только один раз он заметил тень тревоги при переходе к пиано-пианиссимо, эта история стала частью него, и ему не хотелось, чтобы она вот так оборвалась.

Солнце оставило только неровную перламутровую полосу на горизонте, а девушка всё играла лунную сонату, словно призывала луну в свидетели. Ей было всё равно, что музыку никто больше не слышит, кроме бумажной куклы и тусклого фонаря за окном. Алиса не знала, как по-другому можно пережить свою боль, кроме как отдать миру мелодию, которая её мучила и исцеляла. Пальцы помнили клавиши, а казалось, что музыка появляется сама собой. Рояль откликался на мелодию и переживал с хозяйкой. Чувствовал её океан нежности, её разбитое сердце и её обмелевшее море.

Плыви, бумажный кораблик детства…