— Привет, — я стараюсь сказать это как можно спокойнее, естественнее, что ли, только получается хреново — голос дрожит, выдавая, что на самом деле я все же волнуюсь. Странно.

— Привет, — отвечает он, поднимая голову от ноута и разгоняя рукой сизые клубы дыма, — проходи, чего стоишь? В ногах правды нет.

— Я знаю, — это получается уже лучше, не так напряженно. Нужно взять себя в руки, в конце концов — это всего лишь встреча двух сетевых друзей.

— Чего тогда стоишь? — он иронично приподнимает бровь, в карих глазах мелькают чертики.

— Уже нет, — я наконец-то отклеиваюсь от двери и шагаю в комнату.

Обычный одноместный гостиничный номер: кровать, стол, два кресла, шкаф и табачный дым, от которого я, давно бросившая курить, начинаю кашлять.

— О, черт, — он поднимается с постели, — совсем забыл, сейчас проветрим.

Подходит к балконной двери и рывком ее распахивает. Я невольно скольжу взглядом по его фигуре — ничего особо выдающегося, но и ничего лишнего. Высокий, стройный, светлые джинсы сидят как влитые, но футболка висит, будто на пару размеров больше.

— Я только из душа, — улыбается в ответ на мой взгляд, — а эта ветошь, — приподнимает двумя пальцами футболку, — моя спецодежда. Смешно, но писать могу только в ней.

— Не смешно, — я тоже улыбаюсь, доставая из сумки шариковую ручку. Обычную, пластмассовую, красного цвета, цена ей всего-то пять гривен. — Я вот без нее писать не могу, даже теперь, когда набираю сразу на ноуте.

Он улыбается, подходит почти вплотную и осторожно берет мой «писательский» талисман в руку. Невольно обращаю внимание на отсутствие обручального кольца, хоть и знаю, что он развелся полгода назад. Мое кольцо — на своем законном месте. Не хочу снимать. Зачем? Это же просто встреча двух сетевых друзей.

Он крутит мою ручку в пальцах и спрашивает, не глядя на меня:

— Подаришь?

— Зачем? — срывается ревниво, вызывая у него очередную ироничную улыбку.

— На память, — взгляд скрещивается с моим. Карие, темно-карие... почти черные глаза. Снова. Почему именно так? Почему всегда карие? Просто совпадение? Или у судьбы свое чувство юмора?

— О чем? — невольно хмурюсь, не собираясь отдавать ему свой талисман.

— Как о чем? О встрече, — широко улыбается, но глаза остаются пристально холодными.

— Нет. Без нее я не смогу писать, — произношу вслух, на середине фразы понимая, как смешно и по-детски это звучит. — Могу только обменять, — добавляю, озаренная внезапной мыслью.

— На что? — слишком внимательно и серьезно для шутки.

— На твою футболку. Только так.

— Хитрая, — улыбка приподнимает лишь углы губ. Глаза серьезны, пронзительно-внимательны. — Нет. Неравноценно.

— Почему? — моя ручка до сих пор в его руках, не отнимать же. — Как по мне — в самый раз. Суть не в самой вещи, а в том, что она значит. Ты не согласен?

Молчание и смех, громкий и, как мне кажется, искренний. Потом моя ручка оказывается на столе, а рядом — футболка, которую он стаскивает.

— Жаль, нет весов, не находишь?

— И не надо, — отвечаю, отчаянно пытаясь не смотреть на него слишком пристально.

Просто сетевые друзья. Но почему сейчас так сложно разговаривать? Почему то, что так легко слетало с губ и набиралось пальцами, теперь застревает в горле, першит и колет. Я теряюсь под этим взглядом — это странно, и даже пугает меня.

— Права, — он снова улыбается, — пусть пока лежат, потом решим, что с этим всем делать. Согласна?

Молча киваю. Интересно, неужели он не испытывает этого странного смущения? Похоже, это со мной что-то не так. Слишком сильно привыкла общаться в сети? Править сообщения? И теперь просто боюсь ляпнуть что-то не то? Но зачем тогда я согласилась на встречу?

Просто так вышло. Я оказалась в его городе по делам, и у меня были два свободных часа. Два часа до поезда, который вернет в обычную жизнь. И тогда он просто сказал, что будет ждать и написал адрес. Только и всего, ни слова больше. В его стиле.

Пока я ехала сюда, думала — а стоит ли? Я знаю, как часто встреча в реале разрушает крепкую сетевую дружбу, это случалось уже не раз. А что если?.. Ничего. Лучше жалеть о том, что было.

— Да, — в конце концов, это он сейчас без футболки, а не я. — Ты... Черт, похоже у меня приступ...

— Косноязычия?

— Типа того, — сознаюсь, хоть так не хочется.

— Сейчас вылечим, садись, — указывает мне на кресло, и я покорно опускаюсь туда, тут же оценив «удобство» этого предмета мебели. — Говно, правда? Я про кресло.

— Полное, — я возвращаю улыбку, кажется, теперь получается, — и кто их...

— Жопорукие мастера, — ответ полностью в его стиле.

В стиле, который я уже успела полюбить за эти два года. Именно столько мы общались по сети, изучали друг друга, принюхивались, почти ссорились и снова возвращались. Мне было с ним сложно, но и без него — никак. В чем-то слишком похожие... Мы так и не смогли стать соавторами, хоть время от времени такая мысль посещала то меня, то его. Но... Мы солисты, и этим все сказано. Слишком разные, чтобы написать что-то вместе, чтобы слились мысли, и родилось нечто действительно стоящее, и мы оба это понимали.

А потом узнали от общих знакомых, что у нас, оказывается, бурный роман, вот потому-то мы и помогаем друг другу! Мой муж смеялся над этими байками, его жена ревновала и закатывала истерики. Именно ревность была одной из причин их развода. Она слишком боялась потерять мужа и, сама того не поняв, убила в нем остатки любви.

В день их развода мы разговаривали долго, но ни слова о ней он не сказал, просто показал руку без кольца и тут же перевел разговор на тему своего нового рассказа. Он не жаловался никогда и ни на что, и за это я очень быстро начала его уважать за силу, ту, которая мне всегда нравилась в мужчинах.

А еще он умел успокоить парой фраз. Не жалел, не утешал, а смеялся надо мной — истерично-придурочной. И назло ему, я вытирала слезы сама и доказывала, что не такая, как все «бабы», которых презирала как раз за эти сопли...

Мы читали друг друга, писали друг другу, посвящали стихи и рассказы, но никогда и ничего не написали вместе. Не срослось. Не вышло. Не склеилось.

А сейчас склеится?

— Лечим, — его рука протягивает мне бокал с вином. Красное, с терпко-бархатным ароматом, от которого тоже отвыкла.

— Но я...

— Будешь, — спокойная властность в голосе и взгляд, после которого дальнейшее сопротивление будет выглядеть, как самое что ни на есть тупое кокетство, которое я не выношу. Принимаю бокал, случайно касаясь его пальцев.

Случайно?..

Конечно.

А разве может быть иначе.

— Ну, давай, союзник, — задевает своим бокалом мой. В какой-то момент в моей голове мелькает идиотская мысль, что сейчас последует предложение выпить на брудершафт, но нет, только не он.

— Давай, — подношу вино к губам, вспоминая, что слово «друг» он не употреблял никогда. «Сеть обесценила это», — бросил как-то давно. Я согласилась, к тому времени уже наелась сетевой дружбы.

Лекарство помогает, чувствую, как отпускает дурацкое волнение, и встречаю насмешливый взгляд:

— То, что надо, верно? Не отвечай. Я знаю. Закурю, — ставит меня в известность, выбивает из пачки сигарету. Щелчок зажигалки и струя дыма устремляется к потолку, расплывается под ним какой-то недотучей. — Я рад.

— Я тоже, — отвечаю, отставляя пустой... Уже пустой? Бокал. — Просто как-то...

— Знаю. И кресло говно. Иди сюда, — он плюхается на кровать и призывно машет рукой. — Кое-что покажу. Пока ждал...

Новый рассказ. Что же еще? Или это у меня, после всех своих опусов кровать вызывает нездоровые ассоциации? Вероятно.

— Бокал прихвати, тут на сухую не разберешься.

Сажусь рядом, не слишком близко и не слишком далеко, как раз на том расстоянии, чтобы видеть текст. Вчитываюсь и уже через пару минут начинаю доказывать ему, где он ошибся, что тут надо вот так, что герой ведет себя неверно, и я бы на его месте... Увлекаюсь, жестикулирую, прихлебывая вино и забывая о смущении окончательно.

Все, как и по сети, тогда мы тоже до хрипоты доказывали друг другу свою правоту. Порой почти ругались из-за расхождения во взглядах, но он умел тормозить, а я — нет. Так всегда: меня заносит, и я не успеваю сорвать стоп кран.

— У меня спина затекла, только с дежурства. Я лягу, — он вытягивается на постели и указывает глазами на место рядом. — Падай и докажи мне, где я не прав.

— Запросто! — желание хоть раз утереть ему нос захватывает меня целиком, сбрасываю туфли и устраиваюсь на постели, касаясь его плеча своим. — Ну, смотри же, — зачитываю отрывок, который меня просто бесит, вслух. — Ну, нельзя же так! Ну, лажа же!

— Можно. Только так, — невозмутимо отвечает он и тянется к стоящей на полу бутылке. Тянется через меня, задевая рукой плечо и чуть вдавливая в кровать. — Смотри, — делает глоток прямо из горлышка и протягивает мне, — тут нельзя иначе, потому что он...

Я слушаю, слушаю внимательно, очень внимательно. Ловлю себя на том, что слишком пристально смотрю на его губы. Отвешиваю себе мысленно плюху и поворачиваюсь к экрану. Так о чем это мы?..

Просто слишком давно я вот так: в одной комнате и на одной постели с мужчиной. Не мужем. Просто рядом, но, похоже, слишком близко. Лучше будет встать и вернуться в это чертово кресло. Я не уверена в том, что стоит продолжать играть с собой.

— И вообще я тебя сейчас трахну...

— Что? — ошарашено поворачиваюсь к нему и вижу ту же самую улыбку.

— То. Надо же было как-то привлечь твое внимание. Ты не слушала.

— Нет. Прости, я...

— Думала о высоком?

— Скорее, о неудобном.

— О сексе?

— О кресле, — я сглатываю, чувствуя, что идиотски краснею. — Я хотела пересесть в кресло.

— Зачем?

— Так будет лучше, — набираюсь наглости посмотреть в его глаза.

Улыбки в них больше нет и чертиков нет. Есть то, что я видела в последний раз слишком давно, то, что иногда снилось ночами, то чего мне...

Не нужно.

Вовсе.

— Лучше? — бровь приподнимается, а рука берет меня за подбородок, не давая отвести глаз.

Не сбежать.

— Да.

— Врешь. Хоть и краснеешь, — пальцы касаются края губ, — сотри.

— Что?

— Ложь и помаду. Не люблю.

Теперь мы слишком близко, но я не хочу отодвигаться и пересаживаться в говенное кресло. Не-хо-чу. Все слишком просто и очевидно, как и горячая волна, плеснувшаяся внизу живота. Почти как приступ. Почти больно. То, что было в его глазах и есть в моих, я знаю, что есть.

И я стираю. Одним движением, не боясь того, как это выглядит со стороны. Стираю и смотрю в еще сильнее потемневшие глаза. От него пахнет вином, табаком и... мужчиной. Не моим. И мне слишком сильно нравится этот запах.

— Так лучше? — не узнаю свой голос, он чужой и хриплый. Не мой.

— Да, — он отодвигает в сторону ноут, — два часа, это мало.

— Мало, — повторяю эхом и касаюсь его волос.

А потом... потом губы оказываются слишком близко, а я — под ним. Тяжесть полуобнаженного тела и поцелуй — незнакомый и властный. Отвечаю, уже не пытаясь сбежать от того, от чего убежать нельзя. Не могу. Не хочу. Не буду думать ни о чем сейчас, когда его рука скользит по телу вниз и задирает юбку.

Губы настойчивые и умелые, я не могу перехватить инициативу, не хочу. Не сегодня. Не с ним. Слишком горячо становится внутри, слишком давно это только снилось. Стон срывается сам, когда он быстро расстегивает пуговицы на блузке, и грудь, освобожденная из бюстгальтера, оказывается в его руке. Я запускаю руки в его волосы и теперь уже сама целую. Наверное, слишком жадно, выдавая себя. Нет сил на слова, они не нужны, их время прошло. Наощупь нахожу его ширинку и расстегиваю, рывком стаскиваю джинсы с бедер, не обнаруживая под ними белья, зато горячая твердость члена тут же упирается в мое бедро.

Прелюдии?

Ласки?

Чушь.

Не сейчас.

Желание уже отзывается болью, пульсирует в висках, я закидываю ногу ему на бедро, радуясь, что современные трусики можно и не снимать. Просто сдвинуть и податься навстречу, принимая его плоть, врывающуюся внутрь одним толчком. Резким. Сильным. До упора и до дрожи. До стиснувших его плечи пальцев. Его хриплое дыхание и мои стоны заполняют собой комнату. Кровать скрипит, как любая растраханная гостиничная кровать, но мне плевать. Поцелуи все грубее, движения — резче, даже раздеться до конца нет ни сил, ни желания.

Не останавливайся.

Не смей.

Но, похоже, он и не собирается. Хотя нет — замирает ненадолго, оставаясь внутри, и так же хрипло на ухо:

— Не хочу кончать... Не так быстро, — губы касаются шеи. Поцелуй-почти-укус. Медленное движение бедер. Дразняще-неспешное скольжение. Почти выходит, чтобы снова резко и до конца. И мой крик получается очень громким, потому что все это слишком... Слишком ярко, слишком остро, слишком хорошо, чтобы длиться долго.

Дразнит, позволяя почти кончить и снова замедляясь, играет собой и мной. Но два часа это слишком быстро... слишком мало... слишком...

Выгибаюсь, чувствуя, как крупная дрожь пробегает по коже, оргазм зарождается где-то там внизу живота и ударяет горячей волной вверх. Кричу что-то бессвязное и непонятое, не слышу ничего кроме своего сердца, которое стучит слишком громко.

Он замирает, позволяя мне немного прийти в себя, а потом снова начинает двигаться. На губах появляется та самая улыбка победителя.

— Я знал, что так будет, — произносит, срываясь в рычание, и на мое тело падают капли семени. Его дыхание — тяжелое и хриплое, испарина покрывает наши тела, но так хорошо мне не было уже очень давно, и плевать, что случится потом.

Он ложится рядом, закуривает и молча притягивает меня к себе. То, что нужно — близость тел и ни слова. Говорить не о чем. Не сейчас. Может — потом, а может — никогда, потому что не сто́ит. Он протягивает сигарету мне, автоматически беру, затягиваюсь и... закашливаюсь почти до рвоты. И это разом напоминает о том, что я не курю, не пью и не... Резко сажусь на постели и слышу:

— Не надо.

— Что?

— Жалеть. Так было нужно. Ты знаешь.

Киваю, понимая, что он прав, что возразить нечего, да и незачем. Так было нужно обоим: слить, соединить, склеить. Ненадолго и только один раз. Горечь от этой единственной затяжки до сих пор во рту, и я делаю глоток, тоже прямо из бутылки, чтобы ее смыть.

Вот и все. Часы, висящие на стене, показывают, что мне пора уходить, поезд не будет ждать. Есть время, чтобы сходить в душ, но я не хочу смывать с себя его запах. Пусть. Он исчезнет сам, пока я доберусь домой.

Домой. В свою прежнюю, обычную жизнь еще на десяток лет.

— Мне пора, — встаю, привожу себя в порядок, чувствуя спиной его взгляд.

— Знаю. Два часа...

— Прошли.

— Да.

***

О том, что моя ручка так и осталась в номере, я вспоминаю только в поезде. После того, как он плавно трогается с места, а я достаю из сумки блокнот и... безуспешно пытаюсь отыскать ручку. Последний раз я видела ее... на столе, рядом с его футболкой, там она и осталась.
Пусть. Память нельзя измерить ручками, футболками, бокалом вина и одной сигаретой на двоих, но в чем она измеряется — я не знаю. Строки-стоны навязчиво кружат в голове и, чтобы избавиться от них, я достаю из сумки ноутбук, включаю и выхожу в сеть.

Сообщение. От него.

«Ты была права. Насчет рассказа. Герой действительно не так себя ведет».

И все. И ни слова о том, что было всего-то час назад. Было? Или это просто — тот самый рассказ, который мы наконец-то написали вместе?..

«Я же говорила, что лажа», — набираю, принимая условия игры.

Потом следует долгое обсуждение того, как же можно это исправить, и уже прощаясь:

«Я вышлю тебе его».

«Что?» — не понимаю сразу.

«Талисман».

***
Он сдержал слово, как и всегда. Спустя неделю после возвращения домой, я получила посылку, в которой была... его футболка и записка, небрежно набросанная на обычном стикере: «Суть не в самой вещи, а в том, что она значит. Согласен».