Как здравомыслящий, хотя и недостаточно уверенный в себе, молодой человек, Саша прекрасно понимал, что в комитете он засиделся. По окончанию института идея устроиться туда выглядела вполне здраво - нужно было всего-то годика два поработать на государство, для получения необходимого опыта и полезной записи в трудовой. Сущие пустяки. Но что-то неуловимое задержало его на одном месте, и вот уже приближался седьмой год, как он затесался в эту пропащую, заполненную однообразной каждодневной рутиной, контору, с небольшой, пусть и стабильной зарплатой, периодическими надбавками за неумолимо растущий стаж, и абсолютно невнятными перспективами на будущее.
В тот день, на работу Саша опаздывал, но при этом отнюдь не спешил, мысленно бравируя: вдруг большой начальник заметит его отсутствие, строго отчитает, и тогда он вот так вот, запросто, всем объявит - мне надоело, я увольняюсь.
Впрочем, опоздания никто не заметил. Павел Иванович на месте отсутствовал, а Зинаида Михайловна, молодая дама в очках, разделявшая с двумя мужчинами кабинет… не то чтобы серая мышка… ну и не мымра, конечно… хотя, в принципе так, ничего особенного… короче говоря, на неё вполне можно было в таких делах положиться.
- Саша, опаздываете, - с лёгкой улыбкой пожурила она.
- Пробки... в метро, - скупо пояснил он, прикрывая за собою дверь - Павла Ивановича не было ещё?..
- Он у начальника. Вызвали. Что-то там…
- Ясно.
Обстановка в кабинете была чрезвычайно аскетичная: белые голые стены и потолок, паркетный пол. Три стола с допотопными компьютерами и принтерами, два из них - у двери и дальней стены, друг напротив друга; стол Зинаиды Михайловны посерёдке, в пролёте между не зашторенными окнами. Рядом с каждым столом располагался узкий стеллаж, напичканный тугими папками документов. Под столами темнели корзинки для мусора. На ближнем к двери подоконнике, лежал поднос, где находилась баночка сахара и пачка пакетированного чая. Рядом с подносом - доживающий своё электрочайник. На другом подоконнике стояла заброшенная и засохшая герань в треснувшем горшке. Она настолько примелькалась, что даже уборщицы перестали замечать давно погибшее растение.
Саша проследовал на место, отметив про себя, что в облике Зинаиды Михайловны что-то изменилось… что-то на первый взгляд несущественное, но для её внешности значительное. Замечая на себе ответные рассеянные взгляды девушки, он открыл папочку с делом, которым нынче занимался и погрузился в чтение.
Дело было элементарным. Он ещё вчера вечером, после распределения, нашёл пару зацепок… Небольшие отклонения от нормативов… Осталось составить докладную и вместе с сопутствующими материалами передать Павлу Ивановичу на сверку. Докладная, среди прочих, пойдёт начальнику отдела. Начальник, рассмотрев все докладные, поставит свою резолюцию и передоверит бумаги начальнику другого отдела, который занимается процессуальным производством. Тот распределит докладные между своими заместителями, в зависимости от важности поступивших к нему дел. Заместитель, дополнительно перепроверит полноту материалов и установит наличие прав на предъявление претензий и, если дело незначительное, как в данном случае, перепоручит его, по цепочке, одному из младших сотрудников. Безымянный сотрудник подготовит претензию, которая будет перенаправлена в отдел рассылки корреспонденции, где также есть свой начальник и свои подчинённые... и так далее, и тому подобное, всё по давно выверенной схеме.
Составляя докладную, что вовсе не требовало особого участия серого вещества, ведь бумага компоновалась по давно заведённому образцу, Саша неожиданно понял, что не так с Зинаидой. Он окинул девушку ещё раз быстрым, но внимательным взглядом, чтобы подтвердить собственную догадку. Всё верно - она попросту покрасила волосы. От чего они теперь выглядели темнее и гуще обычного, лучше оттеняя её, в целом не лишённое миловидности, лицо.
- Вам очень идёт, - сказал он.
Она приветливо улыбнулась, тут же сообразив о чём он говорит, словно только и ожидала, всё это время, его реакции:
- Правда?.. - и добавила с сомнением, в котором сложно было распознать затаённое кокетство. - А мне кажется, раньше было лучше...
Такой оборот на секунду поставил Сашу в тупик. Нужно было как-то исхитриться ненароком не обидеть девушку, и в тоже время подтвердить, что сейчас точно лучше. Он произнёс, тщательно подбирая слова:
- Раньше было тоже хорошо, но, по-моему, тёмный цвет вам больше к лицу.
Она задержала на нём взгляд, как бы проверяя, не льстит ли он, не шутит ли?.. Только осознав, что нет - довольно улыбнулась.
Правда, улыбаться ей пришлось не долго. В кабинет внезапно ворвался плешивый Павел Иванович и был он явно не в настроении, точнее даже в бешенстве.
- Зинаида Михайловна, Зинаида Михайловна!.. - прямо с порога закричал он, размахивая какой-то бумажкой. - Как же вы могли, как же вы могли так жестоко меня подставить!..
Лицо девушки окаменело, улыбающиеся губы стали кривиться, кривится книзу, подбородок обиженно поджался:
- Что… что такое?..
- Что такое!? А то, что вы в деле Домостроя, сослались не на те нормы! Я же вас умолял быть особенно внимательной, ведь это архиважное дело!
Зинаида Михайловна побледнела так, что цветом лица слилась с цветом стены позади неё.
Саша поглядел на неё с участием. Он с горечью осознавал, что все шишки сейчас посыпятся на девушку, хотя, в данном случае, явно виновата не только она одна. Ведь проблема гораздо шире, потому что давно прогнила вся эта устоявшаяся и выверенная система, целиком и полностью, сверху-донизу, со всей её круговой порукой, разгильдяйством отдельных членов, личной безответственностью и обязательными вечными поисками крайних-виноватых, приводившими, периодически, вот к таким вот неприятным сценам.
Да, Зина, похоже, где-то зазевалась и допустила ошибку, подведя под дело не ту норму. Но! Затем Павел Иванович, в силу природной ограниченности и отсутствия явных аналитических способностей, даже несмотря на весь свой огромный опыт работы в комитете, ошибку эту не заметил. Затем начальник отдела, вполне понимавший всю важность данной конкретной задачи, попросту подмахнул резолюцию не глядя. В процессуальном отделе, также, никто не соизволил хотя бы перепроверить материалы, и случайный сотрудник, попросту накалякал, на основе ошибочной докладной, самую обычную стандартную претензию. Компания-адресат, естественно, эту смехотворную претензию проигнорировала. Тот же самый сотрудник процессуального отдела, или его не менее ленивый коллега из соседнего кабинета, опять-таки, абсолютно не вникая в материалы дела, наваял, уже на основе липовой претензии, не менее стандартное исковое заявление.
А толковый (наверняка!) юрист Домостроя, ошибку естественно сразу заметил, ведь за это ему платят и платят, вероятно, очень даже немалые деньги, и с лёгкостью опрокинул миллионное дело в суде, оставив в дураках целый комитет разом.
Наверняка последовал грозный звонок из министерства... и далее начальственный гнев прокатился по всем департаментам, грозя строгими выговорами, смещением зазевавшихся с должностей, отменами премий, тринадцатых зарплат, надбавок и прочих бюджетных радостей; пройдя по всей длинной цепочке, гнев этот добрался, наконец, до самого маленького и незначительного её звена - Зинаиды Михайловны, изначально совершившей злосчастную ошибку, может даже просто описку.
Пока все эти, давно обдуманные, мысли, мимоходом пробежали у Саши в голове, Павел Иванович, отбросив всякие приличия, принялся ругать обескураженную подчинённую последними словами. Прозвучали такие грубости, что Саша просто опешил. Зина стояла перед начальником совершенно поникшая и молча впитывала самые гадкие обвинения. Только дрожь била её с ног до головы.
- Простите, простите, - бессмысленно залепетала она, раздавленная тяжестью оскорблений.
Саша сам не заметил, как поднялся с места. Гнев, поневоле скопившийся в нём, за годы работы в прогнившей атмосфере, вдруг взбурлил в душе и потребовал немедленного выхода. Гнев этот был направлен и против всей системы в целом, и против плешивого Павла Ивановича лично, так безобразно отчитывавшего теперь трепещущую Зинаиду Михайловну.
- А за что, за что вы сейчас извиняетесь, Зинаида Михайловна!? - громогласно воскликнул Саша, разом породив в кабинете первозданную тишину. - Ну ошиблись, с кем не бывает? Да ведь это он сам виноват, не сверил же информацию!..
Зина повернула к нему голову тяжело, с усилием, словно деревянный болванчик под воздействием чужих пальцев. Глаза её в очках расширились до невозможности. Она уставилась на Сашу потрясённым взглядом. Вероятно, точно таким же взглядом смотрела бы она, если бы на заброшенной, давно засохшей герани, внезапно расцвела яркая пышная роза, озарив помещение зримым сиянием. Лицо девушки, не сразу обретшее подвижность, странно взволнованное, медленно, от подбородка до висков - вспыхнуло.
- Александр Сергеевич! - воскликнул Павел Иванович, справившись с коротким замешательством. - Вы забываетесь! Я!..
Девушка упала на место. Дрожащими руками она сняла запотевшие очки и невольно протёрла их, не отводя от Саши чистый и ясный взор, подтверждая его давние подозрения, что зрение у неё отличное, а очки она надевает только для солидности. Открывала и закрывала рот, словно рыба, выброшенная из воды, вероятно желая заставить Сашу замолчать, но не в силах вымолвить ни звука.
Впрочем, Саша уже не мог заткнуть прорвавший фонтан.
- Нет, это вы забываетесь! - запальчиво перебил он. - Перед вами женщина, девушка, а вы её… такими словами… И потом, я требую, чтобы вы сейчас же извинились!
Павел Иванович немного побледнел и выкрикнул, взвизгнув даже:
- Я не собираюсь ни перед кем извиняться!
Саша оторопел от такой упёртости:
- Тогда я заставлю тебя это сделать!
- Попробуй!
Зинаида Михайловна, удерживая очки на раскрытых ладонях дрожащих рук, с огромным трудом насадила их обратно себе на нос. Саша сделал три стремительных шага по комнате, взял низенького Павла Ивановича за грудки и хорошенько тряхнул:
- Так что, будешь извиняться!?
- Пошёл вон!
Во время этого содержательного диалога, Зинаида всё больше вжималась в сиденье, а затем, внезапно, засучила ногами по полу и прокричав:
- Прекратите, прекратите сейчас же! - вскочила с места, опрокинув стул, и выскочила в коридор.
Саша, словно одумавшись, тут же растерянно отпустил Павла Ивановича. С удивлением посмотрел на свои трясущиеся руки.
- Я это так не оставлю! Тебя уволят за это, ты вылетишь, - прохрипел Павел Иванович. - Вылетишь!
И резво покинул кабинет, вслед за девушкой.
Саша остался один. Солнечные лучи, проходя через окно, словно через увеличительное стекло, крепко жгли ему голову; боль сдавила виски. Больше всего ему хотелось сбросить пиджак, развязать галстук, расстегнуть пуговицы на рубашке и вздохнуть свободнее. Но пока нельзя было. Он с грохотом открыл окно, желая впустить в кабинет хоть немного свежего воздуха.
Вскоре за ним забежала секретарша начальника отдела.
- Александр Сергеевич. Вас вызывают...
Саша покорно последовал за ней.
- Здравствуйте, - сказал он начальнику отдела, пузатому старичку импозантной внешности.
Тот не обратил на Сашу никакого внимания, и что-то быстро, напряжённо, писал. Молчание затягивалось, Саша почти физически чувствовал, как над его головой собираются тучи.
Начальник не предложил ему сесть. Но прекратил писать, отложил ручку в сторону. Посмотрел на молодого человека долгим пронзительным взглядом.
Саша отлично понимал, что всё это лишь дешёвые воспитательные приёмы, но, тем не менее, весь взопрел.
- Скажите, как вы думаете, - терпеливо начал старичок. - Здесь у нас детский сад?
- Нет.
- Ко мне поступила жалоба от Павла Ивановича...
Он легонько постучал по столу и поднял указательный палец вверх:
- В письменном виде. Сейчас я решаю, дать ли этой жалобе дальнейший ход или, скажем, придержать...
Начальник сделал паузу, склонив голову, словно ожидая от Саши какой-то реакции. Не дождавшись, продолжил:
- Вы хоть понимаете, что подобное поведение в стенах этого заведения недопустимо!?
Саша терзал платок в кармане пиджака. Нужно было срочно идти на попятную, но прозревший взгляд Зинаиды Михайловны неотступно преследовал его:
- Павел Иванович очень грубо обидел женщину. Я попросил его перед ней извиниться. Я считаю, что поступил правильно.
Начальник, плотно сжав губы, откинулся на спинку кресла. Где-то с полминуты он что-то обдумывал:
- Я понимаю, вы молоды, горячи... Но тут, во-первых, сложилась очень неприятная для всех ситуация, плюс теперь ещё вы с этой барышней… И ваша излишняя вспыльчивость... может стоить вам работы… - он помолчал, что-то обдумывая. - Поступим следующим образом. Вы напишите заявление на увольнение. Я положу его в стол. Ещё вы напишите другое заявление. На отпуск. У вас в прошлом году неиспользованный отпуск. И в этом отпуска пока не было. В сумме вам полагается больше месяца. Вы сходите в отпуск, отдохнёте, освежитесь немного… пока тут всё стихнет. И если за это время Павел Иванович успокоится, и не будет настаивать, вы же понимаете, помимо меня здесь есть и повыше начальники, мы ваше заявление на увольнение отправим в мусорное ведро. Но вы должны строжайше, повторяю, строжайше, понять на будущее - никаких, никаких выяснений отношений на рабочем месте. Ещё одна подобная история и вы вылетите отсюда как пробка из бутылки. Вам понятно?
- Да.
- Вот ручка и бумага. Вот примеры заявлений. Пишите. Дела, которые вы сейчас ведёте, передадите Сиренко... И сразу можете быть свободны... до… - он прикинул в уме, - десятого сентября.
Саша вышел от начальника слегка удивлённый: что ж, с ним обошлись ещё по-доброму...
Вернувшись в пустой кабинет, он пересмотрел и подготовил папки для передачи дел.
Внезапно дверь тихонько приоткрылось. Через образовавшуюся щель в кабинет проникла Зинаида Михайловна, всё ещё немного бледная и внешне очень растерянная.
Саша повернулся ей на встречу, с кроткой улыбкой на лице, надеясь увидеть ответную улыбку, может даже, призрачно мечталось ему, - слова поощрения.
- Александр Сергеевич, - внезапно прошипела она отстранённым голосом, глядя куда-то в сторону, - своим поведением вы поставили меня в ужасное, совершенно двусмысленное положение. О чём вы вообще думали? Вы понимаете, что ваше глупое безрассудство может стоить мне карьеры!? Попрошу меня на будущее, от таких дурацких шуточек избавить!
Произнеся этот, вероятно заранее подготовленный пассаж, она, не дожидаясь его реакции, вышла, резко захлопнув за собою дверь. Саша застыл на месте, оглушённый.
«Карьера!? - беспомощно крутилось у него в голове. - Вот здесь вот? Что это, о чём она говорит вообще?..».
Осознание пришло чуть позже. Сильнейшее разочарование, образовавшееся где-то в правой стороне груди, быстро разлилось по всему телу, - даже руки вспотели. Боль в висках наоборот отступила.
Ну, вот и всё, внезапно понял он, вновь обретая способность соображать. Больше уже ничего не удерживает его на этой работе.
Саша быстро передал нужные папки Сиренко, из соседнего кабинета, и во второй раз за день отправился к начальнику отдела. Там он сообщил, что тщательно обдумав все обстоятельства, просит не только не прятать его заявление на увольнение в стол, но сразу дать бумагам нужный ход.
Начальник не стал чинить ему в этом вопросе никаких препятствий, наоборот, воспринял просьбу с видимым облегчением.
- Что ж… жаль всё-таки, что так получилось, - развёл старик руками. - Вы подавали определённые надежды.
Саша с некоторым любопытством заглянул начальнику в прищуренные глаза, но увидел там лишь ускользающий интерес к собственной персоне. Он понял, что это была всего-навсего дежурная поощрительная прощальная фраза.
Закончив с делами, Саша ещё поискал по этажам Зинаиду Михайловну, сам не зная зачем, не понимая, что он ей скажет. Не нашёл - возможно она выехала по делам, либо ей попросту дали отгул.
«По крайней мере, одно хорошо, - думал он, с неожиданной тоской покидая, посреди рабочего дня, ставшее почти родным заведение, которому он зачем-то подарил целых шесть лет своей молодой жизни, - не придётся извиняться перед этим плешивым недоумком».

А полгода спустя, 23 февраля, Саша крайне неожиданно получил от Зинаиды Михайловны короткое поздравительное смс. Три дня он находился в состоянии тяжёлой прострации, а потом, с огромным нетерпением дождавшись 8 марта, отправил ей ответное поздравление. Между ними тут же завязалась оживлённая переписка, привёдшая к скорой встрече… но об этом как-нибудь в другой раз.