«Абонент не может ответить на ваш звонок. Оставьте голосовое сообщение после сигнала».
— Возьми трубку, возьми трубку, пожалуйста!
После очередной попытки дозвониться, внезапно получилось. Знакомый глухой голос несколько апатично произнёс: «Алло?»
Стараясь вместить побольше информации в короткий промежуток между принятием звонка и отключением вызова, торопливо затараторила.
— Только не сбрасывай. Мне плохо. Я умираю.
— Понятно, — отдалённый голос прозвучал разочарованно. — Ничего нового.
— Нет, — взмолилась она. — Выслушай!
— Тебе всегда плохо, — по ту сторону заметно раздражились. — Ты через день умираешь!
— Нет, нет. Сейчас всё не так. Теперь — по-настоящему. Были анализы. У меня на руках заключение. Диагноз…
— Я знаю диагноз, — резко оборвал собеседник. — Ты — форменная идиотка.
И повесил трубку.
— Сволочь!
В гримёрку тут же вбежала веснушчатая девушка:
— Аня, тебе на сцену. Аня, слышишь меня?! Тебе пора выходить на сцену! Все ждут.
— Он бросил трубку, — прорыдала она.
— Соберись! Сейчас не время раскисать.
— Когда ему хочется, так он тут как тут. А как только что-то нужно мне…
— Не зацикливайся. Позже всё решите. Помиритесь.
— Тебе легко говорить!
— Ой, да сколько раз уже было. Всё наладится.
— Ты не понимаешь. Я умираю. А он даже не хочет со мной разговаривать!
— Успокойся. Ты не умираешь. У тебя не та стадия, — девушка взяла её за плечи и настойчиво потормошила. — Это лечится, понимаешь, лечится!
Дверь отворил запыхавшийся администратор:
— Девочки! Что тут у вас за возня?! На сцену, скорее, на сцену!
Кто-то сунул в руки гитару. Кто-то легонько вытолкнул из-за кулис. Оказавшись на виду множества людей, ощутила внезапный прилив умиротворения.
Ни волнения, ни мыслей, ни-че-го.
Ладонь левой руки обхватила гриф, подушечки привычно заняли верные позиции, беря нужный аккорд. Пальцы правой руки стиснули неведомо откуда взявшийся медиатор.
Яростно ударила им по струнам.
Слёзы высохли. Глаза словно остановились, глядя в далёкую невидимую точку. Лицо вытянулось, приобретая выражение страдальческого упоения.
Принялась выкрикивать слова текста, мгновенно раскачивая зал вибрациями, исходившими от перенапряжённых нервов.
Совершенно при этом не соображая, что поёт. Возможно одну из своих песен, возможно кавер на чью-то чужую. Может даже Цоя, которого терпеть ненавидела, но не могла иногда не петь.
Не важно, на самом деле, что звучало – публика сразу забилась в истерике. Оно и неудивительно – сила её голоса привычно приводила аудиторию в состояние экстаза.
Песни следовали одна за другой, без малейших передышек. Сет был коротким: ей предстояло впихнуть как можно больше композиций в выделенный на фестивале получасовой промежуток.
Когда она, озарённая лунным софитовым лучом, внезапно умолкла, застыв в эффектной позе с гитарой наперевес и вздёрнутой к потолку ладонью, остаточный звон струн, прежде чем стихнуть окончательно, ещё несколько секунд плыл над залом.
Короткий миг абсолютного безмолвия резко сменился грохотом оваций. Присутствующие словно разом сошли с ума. Что-то безудержно орали, свистели, топали ногами.
Понемногу отходя от выступления, она несколько растерянно наблюдала бесноватую реакцию толпы.
Обычно этот момент концерта был самым радостным, но не теперь.
Администратор за кулисами настойчиво пытался привлечь её внимание к себе. Время, похоже, уже вышло, но Ане внезапно захотелось немного пошалить. На лице отобразилась блуждающая полуулыбка.
— Хотите ещё?! — выкрикнула изо всех сил.
— Да! — единым хором голосов ответила публика.
«Нет, ты только посмотри, этим вот всё нравится, — пробормотала она, обращаясь к невидимому собеседнику. — А тебе-то чего вечно не хватает?»
Проигнорировав укоризненный взгляд конферансье, вплотную приблизила губы к микрофону:
— Что ж, — произнесла немного злорадным тоном, одновременно с тем поправляя заплечную шлейку. — Будет вам ещё!
Надолго разгуляться Ане, впрочем, не позволили. Выждав две песни, отключили «аппарат», понуждая уйти со сцены.
Пока возвращалась к маленькой гримёрке по узкому коридорчику, её преследовали чужие уважительные взгляды и ободряющие, нашёптанные вслед слова.
Внезапно некий симпатичный юноша возник прямо перед носом.
— Здравствуйте! — выпалил он, невольно преграждая дорогу. — Это было… вы восхитительны! Что за выступление!
«Поклонники… такие все одинаковые, – утомлённо подумала она. – Ну чего ты мнёшься? Смелее, дружок!»
— Просто нет слов!
Слушать дальше желания не возникло. Спросила прямо:
— Хочешь меня?
— Что? — парень от неожиданности опешил.
Ткнула ему пальцем в грудь.
— Ты. Хочешь меня?!
Юноша изумлённо посмотрел по сторонам. Сконцентрировался на её лице. Выдохнул потрясённо, взволнованно-радостно:
— Да…
— А вот фиг тебе! — взвизгнула она и, безумно расхохотавшись, скрылась в подсобке.
Мгновение спустя, веснушчатая девушка пыталась её хоть немного успокоить:
— Аня, ну ты чего? Зачем опять рыдаешь? Посмотри, какой успех!
— Да? Вот только на кой он мне сдался, тот успех? — патетически всхлипывала она. — Без него!..
— О, боже. Ну что за глупости? Завтра кто-то из общих знакомых объяснит ему, что ты действительно больна. И он сразу прискачет. Вот увидишь!
— Не прискачет.
— Почему?
— Ему по-фи-гу!
— Оставь. Он тебя любит, я же знаю…
В одиночестве покидая концертный зал, с гитарой в заплечном чехле, то и дело наталкивалась на старых знакомых.
— Анечка, — восклицали встречные, — ты сегодня вообще! Бомба! Вот так выступление! Наши все в шоке… Господи, ну и талантище!
«Сговорились, что ли? Зачем мне это всё?.. — навязчиво размышляла она, покупая в магазине выпивку, неторопливо шагая домой, опустошая по дороге казавшуюся бездонной бутылку. — Если я ему не нужна?»
— Я ему не нужна! – выкрикнула, вместо приветствия, ночному миру, очутившись внезапно посреди безлюдного моста.
Ответа не прозвучало. Лишь приставленная к ограждению гитара, застёгнутая в чёрный обтягивающий чехол, безмолвно ей оппонировала.
— Не-нуж-на! — воскликнула она тише, внимательно вслушиваясь в произносимое слово; тщательно распробывая на языке его звучание.
Звёзды мерцали всё так же безразлично. Серповидный месяц затмило полупрозрачным облаком, от чего тот казался немного более зловещим, чем обычно.
Одиночный мотоциклист стремительно пересёк мост, на клочки разорвав и развеяв по ветру неподвижную надречную тишину. Окончательно заглушив и без того слабый звук её голоса.
Тишина, впрочем, вскоре сгустилась обратно.
Шума стремнины отчего-то слышно не было. Только мерцающий, завораживающий блеск быстротечной тягучей массы, да бурное кружение водоворотов, напоминали о том, что река на месте.
Предельно ясно стало одно. Кричи в ночь, либо не кричи — никакого ответа всё равно не дождёшься. Обидное понимание, заставившее крепче ухватиться за вертикальные стойки перил.
— Когда помрёшь, — процедила сквозь зубы, глотая пьяные слёзы и ставя каблук на нижний горизонтальный поручень. — Всё произошедшее сразу начнёт что-то для окружающих да значить. А до тех пор — ни хрена.
«То, что обычно происходит — просто убогая, препаскудная жизнь. А вот потом… вот тогда… — размышляла она, раскидывая, для равновесия, руки в стороны, и потихоньку вставая в полный рост на перилах моста, — вот тогда она уже перейдёт в разряд легендарной».
Река, в месте падения тела, лишь незаметно всколыхнулась, а лёгкие волны слабоуловимо разбежались в противоположные стороны. Так, как если бы дьявол, нимало тем не красуясь, лишь чуточку расправил свои великолепные чёрные крылья.
И ничего больше в окружающем мире не изменилось.