Артур Кулаков

РАБ

Яс не знал, что означает слово «свобода». Он родился в рабстве от женщины-рабыни, изнасилованной сыном хозяина.

Когда Яс подрос, все вокруг стали обращать внимание на его необычную красоту и удивительную соразмерность всех членов его тела.

- Господин хочет поговорить с тобой, - сказал ему однажды охранник, схватил его за руку и повёл в дом, где мальчик никогда раньше не был - рабам, гнущим спину на полях, запрещалось переступать порог хозяйского жилища.

Они прошли по галерее, украшенной цветами, вступили в зал и остановились у шестигранного бассейна, в который с высокого потолка лилась струйка воды, разбрызгиваясь о камень, лежащий в середине водоёма.

«Вот для чего двое слепых рабов целыми днями попеременно крутят ногами колесо, - догадался Яс. - Они заставляют воду подниматься на кровлю, чтобы она падала на этот камень и своими брызгами охлаждала воздух».

Открылись широкие двери, и четверо слуг внесли в зал носилки, на которых восседал одетый в пурпурную тогу хозяин. Он был уже совсем стар. Голова его была не просто седой, но ослепительно белой, как полная луна, предвещающая ясный, знойный день. Руки его с широкими суставами и тонкими костями казались безжизненными, как стволы пустынного кустарника. Зато в его глазах ещё не угасла зоркая молодость.

- Да, ты действительно красив, божественно красив! - восхищённо проговорил старик, обращаясь к оробевшему мальчику. - Как тебя зовут? - Он слегка приподнял руку, и рабы, подчиняясь этому едва заметному знаку, поставили носилки на низкий стол, стоящий у самого бассейна.

- Моё имя - Яс, мой господин.

- Сколько тебе лет?

- Этого я не знаю, мой господин.

- Как такое может быть? Разве твоя мать не научила тебя считать хотя бы дни и года?

- У моей мамы отрезали язык... А недавно она умерла... - По щекам Яса потекли слёзы.

- Да? Странно, в моём доме - калечить женщин! Я никому не давал на это права! Я же не варвар какой-нибудь, я умею ценить прекрасное! Годо, - обратился он к охраннику, - почему этой женщине отрезали язык?

Охранник замялся и потупил взор.

- Что ты молчишь, Годо? Ты обязан мне всё рассказать. Хочешь, чтобы я тебя уволил?

- Прости, господин, но я боюсь твоего сына. Ран такой вспыльчивый... Если он узнает...

- Не бойся, хозяин пока здесь я. Что же натворил мой сын?

- Он, прости мне мою откровенность, познал мать этого мальчика, она понесла от него и родила. И чтобы она не проболталась, чей он сын, Ран велел отрезать ей язык.

- Вот паршивец! - в сердцах воскликнул старик. - Всё только портит. Да, жаль. А я чуть было не назначил мальчика виночерпием. Придётся мне расстаться с ним. Возьми это на себя, Годо. Он должен быть продан завтра же, и, желательно, увезён куда-нибудь подальше. Не хватало мне ещё наследников-рабов.

Годо разбудил Яса на рассвете, они сели в колесницу и поехали в город. На рыночной площади уже началась запись работорговцев. Годо оказался третьим и, пока ждал своей очереди, прохаживался в толпе покупателей, собирая слухи и сплетни.

Наконец подошёл его черёд. Он снова взял Яса за руку и поднялся с ним на помост.

- Мальчик... - провозгласил распорядитель торгов и шёпотом спросил Яса: - Сколько тебе лет?

- Двенадцать, - шепнул ему Годо.

Распорядитель смерил Яса недоверчивым взором - уж больно щуплым был тот для двенадцати лет - и прокричал:

- Мальчик двенадцати лет! Очень красив собой! Послужит украшением любого самого изысканного пира! Начальная цена - два золотых! Кто предложит три? Вижу! Кто даст четыре? Отлично! А пять?

Яс был продан за двенадцать монет высокому темнокожему мужчине лет сорока. Он был одет в длинный белый балахон, на голове носил белый плат, концами свисающий на грудь, а у пояса - кривую саблю в серебряных ножнах.

- Меня зовут Сакай, - сказал он мальчику, уводя его с площади. - Но не я твой хозяин. Завтра мы с тобой и ещё шесть рабов примерно твоего возраста, а также пятеро моих слуг сядем на верблюдов и через пустыню отправимся в Сах, где я передам тебя твоему господину. Мне не хочется терять деньги из-за глупости рабов или их непослушания, поэтому прошу тебя вести себя благоразумно и во всём меня слушаться. Ты понял?

- Да, мой господин.

- Вот и отлично. Ты хорошо себя ведёшь - я к тебе хорошо отношусь, таково моё правило.

Больше недели шёл караван по пустыне, то обходя песчаные холмы, то петляя между покрытых трещинами скальных столбов, подобных мумиям старцев, стоящим перед вратами вечности.

Раньше Яс видел пустыню издалека и был к ней равнодушен, впрочем, как и она к нему. Но вот она окружила мальчика, как огромная, бескрайняя тоска окружает порой одинокое сердце, и мальчику стало страшно. А что если караван заблудится и никогда больше не выйдет из этой страны смерти?

- Сакай, - обратился он к торговцу, когда они остановились на ночлег, - разве ты не боишься пустыни?

Сакай улыбнулся и пожал плечами:

- Кто знает, что такое жизнь, тот не боится идти вперёд.

- А если дух пустыни обманет тебя?

- Духи никого не обманывают - они ведь не такие глупые, как мы, смертные.

Ясу нравились ответы Сакая. Хотя они казались ему туманными - в них жила особая красота. Яс был единственным в караване, кто не боялся торговца и чувствовал к нему доверие. Только он беседовал с Сакаем и только ему тот отвечал доброжелательно и совсем не строго.

Каждый раб и слуга сидел на отдельном верблюде, к бокам каждого верблюда были приторочены мешки и тюки с товарами - кроме доставки рабов по заказу, Сакай торговал на рынке солью, благовониями, золотыми и серебряными украшениями, ножами и мечами. Он был удачливым купцом и, несмотря на свой суровый вид, совсем не злым. Поэтому, когда караван добрался до Саха и рабов повели показывать их новому хозяину, Яс с грустью озирался, мысленно прощаясь с человеком, единственным в его жизни, кто не сказал ему ни одного грубого слова.

- Вашего господина зовут Мара Великий, - обратилась к новичкам немолодая женщина в роскошных одеждах и с золотой диадемой в волосах, крашенных хной. - Именно так и обращайтесь к нему, если хотите заслужить его благоволение. Подождите здесь. Господин выйдет и познакомится с вами.

И женщина удалилась.

Пока новоприбывшие рабы, четверо мальчиков и три девочки, стояли на вымощенной булыжником площадке перед роскошным дворцом, к ним подошёл Сакай. Он успел переодеться и был в дорогой тоге и сандалиях с золотыми пряжками. Яс даже не сразу узнал его. Торговец так преобразился, что стал похож на князя.

- Сакай, - шепнул ему Яс.

- Что тебе?

- Я хочу, чтобы ты был моим хозяином.

- Ты не имеешь права хотеть, мальчик. Это привилегия свободных людей. Если ты сумеешь угодить своему господину, возможно, он отпустит тебя на волю.

- Но ты же свободный, Сакай. Стоит тебе только захотеть взять меня к себе...

- Не всё так просто. Ты принадлежишь Маре, ведь я купил тебя за его деньги. Ты мне нравишься, ты умный и послушный, я бы не отказался иметь такого слугу и купил бы тебя и за двадцать золотых, но, увы, закон есть закон.

- Значит, и ты не свободен, ты раб закона? - сказал Яс.

Сакай улыбнулся.

- К сожалению, это так. Все мы рабы.

Наконец из дворца вышел полный низкорослый человек лет тридцати. Его красное лицо блестело на солнце, а маленькие глазки слезились. Сакай почтительно кивнул ему и сказал:

- Приветствую тебя, Мара. Твой заказ выполнен.

- Посмотрим, посмотрим, - задумчиво проговорил толстяк, подходя к каждому рабу и внимательно разглядывая его с головы до ног. - Апур!

- Я здесь, дорогой! - Из дворца вышла та женщина, что встретила прибывших детей.

- Апур, вот этих двух девочек бери себе, из них получатся отличные горничные. А эту - в ученицы. Так, что у нас насчёт мальчиков? Этого передай конюху, этого - свинарю, а этих двух - в ученики. Не перепутаешь?

- Опять ты меня обижаешь! Мне ли не знать твоих вкусов?

Потеряв интерес к рабам, Мара дал знак Сакаю, и они вместе вошли во дворец, а женщина повела детей на задний двор, где распределила их и передала слугам. Яс и ещё один мальчик попали в ученики. Высокий, худой старик провёл их в двухэтажное строение, расположенное в глубине обширного сада.

Они вошли в светлый зал, посреди которого стоял длинный стол. За столом сидели трое подростков разного возраста.

- Садитесь, - приказал новичкам старик. - И не балуйтесь. Услышу возню - накажу озорников розгами. - И ушёл.

- Не бойтесь нас, - обратился к прибывшим самый старший мальчик. - Мы не кусаемся. Я Ахат. А вас как зовут?

- Яс.

- Ант.

И начался разговор. Ахат принялся рассказывать о себе, о своих товарищах, о местных порядках, распрашивать новичков, кто они и откуда.

- Чему же здесь учат? - спросил его Яс.

Ахат ухмыльнулся и пожал плечами:

- Ничему особенному.

- Как это?

- А вот так. Мы спим едим, гуляем, купаемся в озере и слушаем, как старик читает нам всякие истории и преподаёт искусство вежливого обхождения.

- Что-то я не пойму...

- Дело в том, что Мара ждёт, когда нам исполнится пятнадцать, вот тогда и начнётся наша работа.

- И что за работа?

- Мы станем постельными слугами.

- Какими?

- Постельными. Мы будем ублажать господина, его друзей и подруг во время оргий.

Яс представил себя в постели с жирным Марой - и его чуть не стошнило. Но он был опытным рабом и привык скрывать свои чувства.

После обеда он вышел в сад. К нему подошёл Ант. Будучи новенькими, они старались держаться вместе.

- Я удеру отсюда, - сказал Ант.

- Куда?

- В горы. Там живёт гордый, свободный народ. И там моя родина. Меня выкрали разбойники месяца два назад. Этот боров Мара не заставит меня быть его любовником. Ни за что! Лучше перерезать себе горло, чем так унизиться. Послушай, Яс, ты убежишь вместе со мной?

- Даже не знаю... Я никогда не был на свободе... Я её боюсь...

- Глупый! Свобода совсем не страшная. Рабство - вот настоящий ужас!

- И далеко твои горы?

- По ту сторону пустыни.

Яс взглянул в большие глаза Анта и увидел в них то, что взволновало его. Ему показалось, что во тьме его зрачков горят яркие костры, такие же, какие Яс видел однажды, когда недалеко от поля, где он работал, остановилось племя кочевников. Почти всю ночь высокие бородачи и их гордые жёны пели песни, плясали, а на утро собрали свои шатры и ушли. В ту ночь он впервые подумал, что есть и другая жизнь, не зависящая от хозяина. Стоя в темноте, он зачарованно смотрел на костры бродячего племени. К нему подошёл один старый раб и сказал с печальным вздохом:

- Счастливые!

Что означает это слово, произнесённое стариком с восхищением и завистью, Яс тогда не знал, но почувствовал, что это нечто необычное, хорошее и не доступное рабам. С тех пор слова «свобода» и «счастье» слились для него в единое облако, приятное, пугающее, но не поддающееся осмыслению.

И вот теперь, глядя в глаза Анта, дикие, непокорные, умные, он снова увидел свободу, и в памяти его вновь прозвучал голос старика: «Счастливые!»

- Ну как, пойдёшь со мной? - спросил его Ант.

- А почему ты не хочешь идти один?

- Вдвоём легче. Если один унывает, другой его приободрит. Если один упадёт, другой его поднимет. Если один будет находиться на волосок от гибели, другой его спасёт. Так говорят в моём народе, где дружба ценится наравне со свободой. И ещё мы говорим, что раб не может быть другом - только палачом.

- Я подумаю, - уклончиво произнёс Яс, смущённый и встревоженный.

- Подумай. Завтра ночью я убегу. С тобой или без тебя. Но лучше было бы, конечно, если бы ты стал мне другом.

Вечером все мальчики легли спать. Койки Яса и Анта стояли рядом. Яс никак не мог отделаться от пугающего, но приятного волнения, что охватило его после того, как он узнал о мудрых горцах. Он спросил товарища тихим шёпотом, чтобы никто другой не мог его услышать:

- Послушай, Ант, а в твоём народе есть рабы закона?

- Я не понимаю, о чём ты говоришь, - ответил Ант.

Тогда Яс пересказал ему свой разговор с Сакаем. Но тот, похоже, так ничего и не понял. И шепнул с раздражением в голосе:

- Я не знаю, что такое закон и знать этого не хочу. Мой народ живёт, почитая обычаи предков и советы стариков. И учит детей защищать себя и своё племя.

- И никто не приказывает вам обрабатывать чужое поле?

- Никто.

- И никто не привозит вас на рынок, чтобы продать новому хозяину?

- Мы убили бы того, кто попытался бы сделать это.

- И никто не насилует ваших женщин? И никто не отрезает женщине язык только для того, чтобы она не сказала, от кого родила ребёнка?

- Что за ужасы ты говоришь! Нет, конечно, ничего подобного не может случиться у нас. Наши женщины умеют постоять за себя не хуже мужчин.

Яс больше ни о чём не расспрашивал Анта. Он лежал, глядя в темноту, и думал о свободе.

А во сне он увидел горы, на вершинах которых стояли красивые люди с глазами орлов. За их спинами шумели на ветру громадные крылья. Потом один из них взлетел и стал медленно кружиться над снежными пиками, и его примеру последовали другие. Яс глядел на них снизу, и ему было страшно, и всё же он так хотел присоединиться к тем людям и ощутить сладость полёта...

- Вот что такое свобода! - крикнул он и проснулся.

Уже рассвело, но его товарищи ещё спали.

В груди Яса громко билось сердце - оно никак не могло забыть страх высоты и страстное желание подняться над плоской землёй. Всё вокруг показалось Ясу ничтожным и лишённым смысла. А будущее красавца раба, обязанного ласкать потные, жирные или высохшие тела похотливых богачей и их жён, вызывало в нём такое сильное отвращение, что он сжал кулаки и заскрежетал зубами.

Он был ещё ребёнком, но ему случалось видеть, как охранники его бывшего хозяина, посулив рабыням мелкие подарки, совокуплялись с ними. Некоторым из них нравились смазливые парни, кому - худые, кому - полные. Но это не касалось Яса, это происходило с кем-то другим. Он не считал злом то, что не причиняло ему страданий. Пока его никто не трогал, ему нечего было бояться...

Однако теперь, когда его самого начали готовить к роли гулящей девки, он впервые понял, что всё происходящее с другими рабами может случиться и с ним. И в нём проснулась ненависть к хозяевам. Он не знал ещё, что такое ненависть и не смог бы определить одним словом чувства, терзавшие его. Сжимая кулаки, он желал мучительной смерти Рану, своему отцу, изувечившему его мать; плешивому толстяку Маре, покупающему детей для того, чтобы делать из них проституток; всем без исключения охранникам и надсмотрщикам, считающим рабов животными. О, будь он свободным, будь у него власть и сила - он бы убил их всех!

- Ант, проснись! - Он тихонько толкнул в плечо спящего товарища.

- Что случилось? - Ант испуганно взглянул на него.

- Я убегу с тобой.

- Тише ты! Поговорим об этом в саду.

День прошёл в подготовке к побегу и в обсуждении его подробностей. Не раз руки Яса начинали дрожать, а сердце болезненно бухало в груди. Но он заставлял себя казаться спокойным и безразличным ко всему. С самого раннего детства ему пришлось учиться двуличности, ведь притворство избавляет раба от подзатыльников и розг.

Настал вечер. Яс лёг в постель, дрожа всем телом. Ант заметил его волнение и прошептал:

- Страх - это камень, который придавит тебя к земле, если ты будешь покорно нести его. Но встряхнись - и он свалится с твоих плеч. И тогда ты почувствуешь облегчение и истинную радость. Так говорил мне старый Сард, когда я боялся подойти к краю пропасти. Помню то мгновение, когда страх свалился с меня и полетел на дно ущелья, а за спиной у меня развернулись крылья - крылья восторга!

- Я постараюсь не бояться, - сказал Яс.

Только они двое не спали во всём доме - они ждали, когда молодой месяц начнёт склоняться к закату, вливая в людей самый крепкий сон.

- Пора, - шепнул наконец Ант, они встали, на цыпочках спустились на первый этаж и вышли в прохладный сумрак сада.

Ночь лежала на оцепеневшем городе, как саван на мертвеце. Зловещие голоса собак, словно горсти камней, вылетали то с одного двора, то с другого.

Было страшно. Ведь если беглецов поймают, им не миновать жестокой порки. Но они старались не думать об этом. Прижимаясь к стенам и заборам, они быстро, почти бегом, шли по узким улицам туда, откуда дул сухой пустынный ветер. Каждый нёс перекинутый через плечо мешок с кусками хлеба, которые Ант сумел украсть из лохани для свиней, куда слуги сваливают объедки после обильных пиров и вечеринок. Ему удалось раздобыть и две тыквы для воды.

Наконец страшный город остался позади. Мальчики вышли к реке. Немного передохнув и наполнив тыквы водой, они нашли брод и переправились на другой берег.

- К утру мы должны быть вон за теми холмами, - сказал Ант. - Так что идти придётся быстро. Кстати, я шепнул сегодня Ахату, что мы собираемся бежать на юг, где лес и берег моря. Когда нас хватятся, он обязательно выдаст нас, а нам это только на руку. На западе никто не станет нас искать. Никому не придёт в голову, что мы пошли через пустыню.

- Да, умно ты придумал.

- А то! Учись у меня - и научишься бороться за свободу.

- А твоё племя не возьмёт меня в рабство?

- Не бойся. Детей мы не трогаем. Изредка на нас нападают кочевники, мы с ними воюем и берём пленных. Они работают на нас, а через три года могут уйти к своим или остаться с нами.

- Знаешь, Ант, свобода меня больше не пугает. И пустыня не такая уж и страшная.

- Я рад за тебя, Яс. Борись со страхом дальше. Трус не может быть свободным, - так говорят в моём народе.

Когда взошло солнце, мальчики, с трудом держась на ногах от усталости, поднялись на холм, усыпанный острыми камнями, спустились с него и обнаружили трещину между двумя скалами, широкую настолько, что там свободно могли бы уместиться двое взрослых.

- Всё, сил больше нет, - сказал Ант. - Поспим здесь, в тени. А после обеда двинемся дальше. Ты ещё не жалеешь, что пошёл со мной?

- Нет, Ант. Я хочу стать таким же смелым, как ты.

- Это хорошо! Друг должен быть смелым. Постарайся найти в себе силы - иначе я буду твоим костылём, а ты - моей сломанной ногой.

Когда мальчики проснулись, солнце уже склонилось к западу. Наскоро поев и выпив по два глотка воды, они продолжили путь. Теперь перед ними расстилалась каменистая равнина. Приходилось смотреть под ноги, чтобы не удариться о камень или не наступить на колючку.

Стемнело. Они сели отдохнуть, пока не выйдет месяц, - опасно было идти в полной темноте. Похолодало. Они прижались к нагретой за день скале и поужинали. Говорить не хотелось. Каждый думал о своём, но их мысли, как два ручейка, сливались в одном месте - где-то там, в дальних горах, где один из них родился и научился переступать через страх и любить свободу, а другой никогда не был, но знал, что там ждёт его настоящая жизнь, высокая, как полёт орла, и глубокая, как ущелье, по дну которого течёт неукротимая река.

Но пустыня оказалась коварной и жестокой.

На третий день у них кончился хлеб, а на пятый они выпили по последнему глотку воды. Их силы быстро иссякали. Ноги становились всё тяжелее, живот болел, жажда колом торчала в горле, мысли начали путаться. Но они продолжали идти.

И вот, вечером седьмого дня, когда они из последних сил поднялись на высокий бархан, Ант упал и уже не мог подняться.

- Вставай, - говорил ему Яс, размазывая по лицу горячие слёзы, от которых щипали потрескавшиеся губы. - Вставай, прошу тебя!

- Оставь меня, - слабым голосом ответил Ант. - Иди один.

- Нет, я без тебя не уйду! - упрямо произнёс Яс. Он не собирался говорить этих слов, они сами вырвались из него, хоть он и понимал, что Ант ему уже не помощник, а тяжёлое бремя. Он не хотел умирать вместе с другом, тщетно пытаясь помочь ему, но и бросить его уже не мог. Вот почему он плакал: это были слёзы бессилия.

Взошла луна. Яс глянул вперёд - и увидел снежные вершины! Они казались низкими, робко прижатыми к линии горизонта. Яс никогда раньше не видел настоящих гор, ему рассказывали о них рабы, а однажды его хозяину принесли большую картину, на которой была изображена красивая постушка с овечкой, сидящая на фоне гор. Но теперь он сразу узнал их, даже издали.

- Горы! - радостно крикнул он. - Смотри, Ант, там твои горы!

Его друг приподнялся на локте и тоже увидел далёкие пики, такие знакомые и дорогие его сердцу.

- Смотри! - сказал Яс, указывая вниз. - Что там блестит?

- Это вода. - Ант заставил себя сесть, но тут у него закружилась голова, и он снова упал.

- Ант, миленький, ну, вставай! Мы доберёмся до воды - и всё у нас получится. Осталось совсем немного. Ты отведёшь меня к своему племени - и я стану твоим братом. Ты научишь меня всему, что должен знать свободный человек...

Но Ант не двигался. Тогда Яс схватил его за руки и поволок вниз по склону бархана. Однако вскоре он почувствовал, что ещё немного - и сам свалится от изнеможения. А он должен быть сильным, чтобы помочь другу. А для этого ему нужно хотя бы утолить жажду.

Оставив Анта у подножья песчаного холма, он пошёл туда, где они видели мерцание воды. Идти пришлось дольше, чем он предполагал. Несколько раз в глазах у него темнело, и он опускался на колени, чтобы не упасть. Переведя дух, он снова поднимался на ноги и шёл.

Наконец его ступни ощутили прохладную влагу. И вот луна показала ему траву, тростник и сама вдруг вынырнула из чёрной глубины озера, словно ковш, полный вожделенной влаги.

Не помня себя от радости, что была скорее не радостью разумного существа, а дикой, звериной жадностью, мальчик упал ничком на траву и, чувствуя кисловатый запах ила, пополз - идти у него больше не было сил. Внезапно его подбородок уткнулся в спасительную воду.

«Я выпью тебя всю, вместе с рыбами и лягушками, змеями и крокодилами!» - кричала в нём сгустившаяся кровь.

Но всего дюжина глотков - и Яс насытился. Он отполз от озера, лёг на спину и стал глядеть на звёзды.

Сколько он ни спрашивал у старых рабов, никто не мог ответить ему, что такое звёзды. Никто этого не знал.

- Это просто сверкающие точки, и по ним люди узнают дорогу, - говорили ему.

Эх, знали бы они, что, лёжа на берегу озера, Яс внезапно понял, что такое звёзды! Это же костры вольных кочевников! Это огни свободы! Значит, и путь они указывают лишь тем, кто не знает, что такое рабство, или стремится прочь от него. И эту мысль, наверняка, внушил ему его друг, лежащий под холмом. И дело Яса - принести ему воды... Но в чём? Мешки с тыквами мальчики давно оставили на одном из мест отдыха, даже не заметив этого, - такими безразличными ко всему и неосторожными сделала их усталость.

Как же быть? Дотащить друга до воды Яс не сможет... Но и умереть ему не даст! Он что-нибудь придумает!

Он встал, чувствуя, что немного окреп. Огляделся. По зеркалу озера, дробя лапками луну и расталкивая в разные стороны её осколки, плыла большая лягушка.

- Вот ты-то мне и нужна! - обрадовался Яс.

Он неспеша, осторожно, как цапля на охоте, вошёл в воду, стараясь не поднимать волн; приблизился к лягушке, медленно наклонился над ней и резким движением руки схватил её за заднюю ногу. И несколько раз ударил её головой о землю. Убедившись, что она мертва, он сунул палец ей в глотку и стал вынимать из неё внутренности. Наконец он решил, что она пуста, окунул её в озеро, и она наполнилась водой. Но нести скользкую лягушку было очень трудно. Тогда он отломил от прибрежного куста ветку, проткнул лягушке голову и таким образом, держа ветку, на которой болтался необычный кувшин с водой, вернулся к другу.

Но Анту не нужна была вода. Ни вода, ни еда, ни воздух. Он глядел на звёзды, и они глядели из ночи его зрачков, которых ни одно земное событие уже не отвлекало от созерцания вечности.

Бросив лягушку на песок, Яс упал рядом с неподвижным телом друга и завыл, как волк, изгнанный из стаи.

Даже смерть матери не отравила его сердце такой горечью, как гибель Анта. Как будто вместе с ним умерло будущее Яса, его свобода и счастье.

С волчьим воем вышла из него часть горя, и он умолк. Он просто лежал рядом с другом и так же, как и тот, глядел на звёзды, но в отличие от Анта, видел не вечность, а костры вольного племени... О, как же они были теперь от него далеки!

Ему стало холодно. Он сел и погладил Анта по голове, как когда-то делала его немая мама: она любила гладить по голове своего сына. Стараясь подавить слёзы, он встал, поднял лягушку, стряхнул с неё песок и вонзил зубы в её мягкую ляжку.

Затем он вырыл руками яму, втянул в неё тело Анта и, стараясь не глядеть на него, засыпал его песком.

Яс оставался у озера несколько дней, набираясь сил. Из тростника он соорудил шалаш, ловил и ел всякую водяную живность, днём спал, а по ночам глядел на звёзды, вспоминал маму, Сакая и Анта и мечтал о жизни в горах. Его тянуло туда, но из страха перед неизвестностью он всё не решался продолжать путь. Порой ему хотелось остаться здесь, у озера, где есть вода и, хоть и невкусная, но пища: улитки, лягушки, головастики... Но мысль о погибшем Анте и о том, что он, Яс, должен доделать то, что не удалось другу, наполняла его сердце теплом, и он снова верил, что всё у него получится, он встретит горцев и станет одним из них.

И однажды он решился. Просто встал и, ни о чём не думая и не сожалея, пошёл к солнцу, висящему над вершинами гор. Они казались ему такими близкими: день-два пути - и он достигнет их. Но даже через неделю, хоть горы и стали высокими и пугающими своей тяжёлой тишиной, они как будто ни на милю не приблизились к нему. И Яс понял, что значит поговорка «не верь глазам своим».

Зато всё чаще встречались ему ручьи, реки и озёра. Пустыня утонула в зелени трав и деревьев. Яс вдоволь пил прохладную воду, ловил и ел змей и саранчу. Его одежда изорвалась, зато кожа стала бронзовой, лицо - обветренным и мужественным, а ступни - грубыми и похожими на подошвы сапог. Он уже не боялся ни темноты, ни одиночества. Да и чужие люди, всё больше пастухи, которые время от времени встречались ему, больше не вызывали в нём стремления убежать и скрыться от них. Тем не менее он по-прежнему старался держаться подальше от чужаков, ведь они могли схватить его и продать в рабство.

Однажды он нашёл удобный каменный топор, кем-то забытый у реки, и это грозное оружие придало ему смелости. Впервые в жизни он почувствовал, что значит быть воином. Он ощутил вкус свободы и был готов убить каждого, кто попытался бы вновь поработить его.

Наконец, идя по долине грохочущей реки, Яс добрался до отрогов, покрытых мрачным, таинственным лесом. Выросший в усадьбе на краю пустыни, он никогда не был в лесу и теперь не доверял его хмурому покою. До слуха мальчика доносились голоса неведомых созданий, и ему казалось, что лес полон опасных зверей и злобных духов.

Да, пустыня жестока и безжалостна, но и честна, не прячет от человека своих тайн, как открытая ладонь, говорящая: «Доверься мне, ведь я не держу ни ножа, ни копья. Ты даже можешь пройти по моей старой коже и не погибнуть, если достаточно силён и благоразумен».

Но лес... О, это закрытый мир, непонятный и неприветливый! Там скрываются леопарды и оргомные змеи, живут кровожадные племена, питающиеся человеческим мясом, о которых Ясу рассказывали старые рабы, побывавшие в джунглях. Страх перед лесом - нечто новое, ещё не преодолённое. Каждый звук, доносящийся из его темноты, заставляет мальчика вздрагивать и с опаской озираться по сторонам.

Да, он пришёл к горам, но они оказались другими, не теми, что рисовало ему воображение, когда он слушал рассказы Анта. Свобода окрасилась в зловещие цвета леса и камня. Может быть, она и должна быть такой суровой? Наверное, свобода - это не утро, разлитое по берегам тихой реки, не луна над городом, уверенным в завтрашнем дне, а тени и звуки, ползущие с леситстых склонов и из мрачных ущелий, не знающих солнечного света? Ведь свободный воин должен скрываться от недобрых глаз среди деревьев и скал и нападать на врага неожиданно. Наверное, стать свободным может лишь тот, кто превратится в леопарда...

- О горы, я пришёл к вам! - крикнул Яс, чтобы громким голосом заглушить в себе страх и тревогу. - Примите меня, я хочу стать вашим сыном! Научите меня свободе и звериной храбрости! И покажите мне, где живёт племя Анта! Я принёс этим людям не только печальную весть, но и своё сердце.

- Ты упомянул имя Анта, - услышал он голос и, оглянувшись, в десяти шагах от себя увидел бородатого мужчину средних лет в чёрной рубахе необычного покроя, чёрных узких штанах и чёрных же сапогах из тонкой кожи. На его поясе висел длинный нож. - Откуда ты знаешь моего сына?

Яс крепче сжал в руке топор. Но несмотря на строгий голос незнакомца в глазах его не было угрожающей злобы, и мальчик быстро успокоился. И даже обрадовался: перед ним был отец его друга!

- Мы оба были рабами в Сахе, - ответил он. - Мы сбежали и пересекли пустыню... Но... но Ант погиб от жажды... Я не успел принести ему воды в лягушке...

- Погиб? - Лицо мужчины сморщилось и посерело. Он закрыл глаза и некоторое время стоял молча, слегка раскачиваясь взад и вперёд и шевеля губами, словно пел немую песню. Затем он сел на камень, покрыл голову ладонями и долго так сидел, продолжая покачиваться.

Ясу захотелось утешить незнакомца, но он не знал, что сказать, - слова будто превратились в тяжёлые камни и завалили беспомощное сердце. И всё же ему удалось произнести:

- Он был моим другом...

И тут слёзы заструились по его щекам.

Мужчина поднял голову и, взглянув на Яса, сказал немного мягче:

- Не плачь, мальчик, а то я тоже расплачусь. А этого сейчас я не могу себе позволить. Мои мысли и глаза должны оставаться сухими, когда я принесу эту весть его матери и братьям. Подойди ко мне.

Яс повиновался. Хотя в пустыне он не раз клялся себе не выполнять больше приказов других людей, но не мог не подчиниться отеческому голосу незнакомца.

- Как тебя зовут?

- Яс. - Рваным рукавом рубашки он вытер слёзы.

- Долго ли был ты в рабстве?

- С самого рождения.

- Ты не похож на прирождённого раба. В твоих глазах - вызов.

- Наверное, это Ант и пустыня так изменили меня.

- А моё имя - Кайан. Пойдём со мной. Ты должен всё рассказать моей семье, да и всему племени. Или ты меня боишься?

- Я ничего не боюсь... Ну, кроме, может быть, этого леса...

Мужчина улыбнулся, потрепал его по голове, и они стали подниматься по узкой тропке.

Деревня раскинулась на пологом склоне горы. Вокруг неё разноцветными пятнами лежали луга и поля. Дома были построены из камня и крыты соломой. По улицам бегали голые дети и нарушали тишину криками и смехом. Почти перед каждым жилищем сидели женщины и пряли или шили. Яса поразила бедность поселения. Но в глазах людей светился огонь достоинства, а их лица были спокойны.

Приведя Яса на площадь посреди селения, Кайан приложил к губам два пальца и трижды громко свистнул. И сразу же со всех сторон к ним стали сходиться люди.

- Соплеменники, а также вы, жена моя и сыновья! - заговорил Кайан, когда вокруг него и Яса собралась плотная толпа. - Только что я повстречал этого мальчика. Он сообщил мне печальную весть. Сейчас он расскажет вам всё!

И Яс рассказал о том, как попал в Сах, и о том, как Ант уговорил его бежать, а потом погиб...

Когда он умолк, из толпы вышла женщина. Напряжёнными, немигающими глазами она долго смотрела на него, словно читала начертанное на его коже страшное предзнаменование, затем опустилась на колени, обняла его так крепко, будто хотела задушить, и заплакала в голос. К ней подошли двое мальчиков семи и девяти лет от роду, очень похожие на Анта, и, сжав губы, потупили взор.

- Ну, будет, Сана, жене вождя не пристало засеивать землю слезами, - сказал Кайан. И тут же обратился к толпе:

- Послушайте моё слово, свободные люди! Этот мальчик прошёл пустыню с востока на запад. Никому ещё не удавалось в одиночку победить её. Воистину, перед вами настоящий воин. Он хочет стать одним из нас. Каким будет ваше решение, соплеменники? Примем ли мы его, друга нашего покойного Анта, или пусть идёт дальше в поисках другого народа?

- Пусть остаётся! - послышались отдельные голоса, и вскоре все закричали то же самое, одобрительно кивая.

- Сана, послушай теперь меня, - сказал Кайан, когда голос народа утих.

Женщина ослабила объятия, в которых держала Яса, и заплаканными глазами взглянула на мужа.

- Жена моя, - продолжал он. - Смотри, какого смелого, сильного и красивого мальчика привёл я к тебе. Неужели он не заменит нам Анта? Яс, согласен ли ты стать нам сыном, старшим сыном вождя?

Яс повернул к нему голову и тихо сказал, с большим трудом подавляя слёзы:

- Согласен. Ведь Ант был мне братом.

Услышав эти слова, Сана снова разрыдалась и осыпала его поцелуями.

- Вот ты и утешилась, - дрогнувшим голосом произнёс Кайан и быстрым шагом пошёл сквозь толпу.

Так Яс остался в деревне, в семье вождя племени. Он помогал своему отцу пасти овец и работать в поле, учился стрелять из лука, метать копьё, обращаться с мечом и кинжалом и скакать на лошади. Он охотно исполнял все поручения Кайана и Саны, и не потому, что боялся их, а потому, что старший сын вождя должен прилежно учиться и быть лучшим во всём.

У него появились друзья. Да и братья Анта привязались к нему, и он их очень любил. Все жители относились к нему с уважением, и он, привыкший в рабстве говорить кратко, тщательно выбирая слова, а, когда надо, то и помалкивать, приобрёл славу благоразумного юноши.

Когда он подрос настолько, что на его верхней губе появился густой пушок, он стал замечать на себе внимательные взгляды девушек. Иногда ему удавалось подслушать разговоры прелестных созданий, которые, собираясь у колодца или под скалой у ручья, сплетничали или поверяли друг другу свои девичьи тайны.

- Как он красив, этот Яс! - говорила одна.

- А как ловок и силён! - добавляла другая.

- Счастлива будет та из нас, на кого падёт его выбор, - рассуждала третья, и все глубоко вздыхали.

Выбор же его пал на соседку, тихую, скромную Яну, которая не шушукалась с подружками у колодца, не строила глазки парням, а работала на поле и ткала холсты, помогая матери - поблёкшей, болезненной вдове.

Кайан одобрил его выбор, и однажды, рано утром, все мужчины племени, собравшись на окраине, стали строить новый дом, куда вскоре вошёл Яс, неся, по местному обычаю, на руках свою жену.

Но вот пришёл в деревню чёрный день. Воинственное племя, успевшее захватить всю равнину от пустыни до гор, напало на деревню. В тот день Яс был на дальнем пастбище и узнал о беде от Нарта, младшего своего брата, прискакавшего к нему на взмыленном жеребце.

Оставив овец на попечение Нарта, он взлетел на своего верного коня и помчался на помощь друзьям.

Когда он подъехал к деревне, битва была в самом разгаре. Вынув из-за пояса меч, с которым никогда не расставался, Яс ринулся в бой. Завидев его, соплеменники, уже начавшие отступать, воспряли духом, и вскоре враги были отбиты и бросились наутёк.

Многие семьи не досчитались в тот день родных. В воздухе тяжёлой тучей висела боль. Из домов доносились стенания. А Яс потерял отца и свою любимую Яну, сражавшихся плечом к плечу и убитых одним ударом безжалостного меча.

После похорон и трёх дней траура жители деревни собрались на площади и выбрали себе нового вождя. Им стал старший сын убитого Кайана.

Яс давно уже задумывался над тем, что будет делать, если станет во главе племени, но это внезапное избрание смутило его. Он растерялся и первые несколько дней не знал, как ему быть, как найти подход к людям и какими мерами поддерживать порядок.

Кайан блестяще умел управлять деревней. Он всегда спрашивал совета у народа, но делал это так, что его решение и мнение людей совпадало. Яс удивлялся этому умению отца и не раз просил научить и его быть таким же хитрым и одновременно бесхитростным. Но Кайан всегда отвечал ему туманными, загадочными словами:

- Нужно быть не только головой народа, но и его сердцем. Я чувствую, что хочет услышать от меня тот или иной соплеменник, чего он ждёт от меня и вообще от жизни. Но и люди должны знать, чего я хочу. Это выше слов и моей воли. Я не ищу своего, поэтому не притворяюсь и не лгу. Если бы я пытался добиться послушания ложью, меня скоро возненавидела бы в деревне каждая собака. Свободные люди ждут от вождя правды. Только рабов утешает ложь.

Но пора было сказать народу своё слово, и, дрожа от страха, от незнакомого ему страха перед собственной властью, Яс созвал свой первый сход. Он не знал, что будет говорить. Ему казалось, что после гибели Яны не только в сердце у него царила чёрная пустота, но и разум его опустел.

Свобода предстала ему запятнанной кровью, рыдающей на могилах близких и взывающей к мести. Никто в деревне не произносил слова «месть», короткого, похожего на свист стрелы, что вот-вот вопьётся в грудь обидчика, но Яс видел жажду мщения в глазах людей. Они не сознавали этого, ведь зло не успело отлить из их мыслей и желаний коварные кинжалы, все споры в этом племени решались мирно, на суде вождя. Однако Яс вдруг понял, что именно отмщение расшевелит приунывший народ и даст ему свежую надежду. Новый их вождь всем своим существом возненавидел врагов, отнявших у него отца и жену, и он перельёт эту ненависть из своего сердца в душу племени.

- Друзья мои! - начал Яс, вглядываясь в напряжённые, встревоженные лица, сомкнувшиеся вокруг него и похожие на большие, тяжёлые цветы, обильно выросшие на тесной лужайке. И такими красивыми показались ему эти лица, что он, сам того не желая, обратился к ним со словами, которыми никогда не начинал свои выступления Кайан: «Друзья мои!»

- Как вам кажется? - продолжал он срывающимся голосом. - Как вам кажется, случайно ли подошёл к нашей деревне тот роковой день и выплеснул на нас ярость кровожадных врагов? Как вы думаете, успокоятся ли эти собаки? Или они, зализав раны, снова попытаются присвоить себе нашу свободу и сделать её рабыней? - Голос Яса стал увереннее и твёрже. - Сколько вопросов бродит по улицам нашей деревни, заглядывая в плачущие дома и ожидая от нас точных, смелых ответов! Должны ли мы дать самим себе и нашим детям эти ответы? Или мы махнём рукой на всё случившееся и разбредёмся по полям и пастбищам, подарив врагу ещё одну возможность, и ещё одну, и ещё - убивать нас, как овец? Но нам не нужно отвечать на все эти вопросы сотнями пустых слов - нам необходим всего один ответ, всего одно слово - МЕСТЬ!

Лица пришли в движение, как будто ветер пробежал по лугу и заставил большие, тяжёлые цветы качаться и кивать. Отовсюду слышались неясные восклицания, шёпот, вздохи. Какая-то женщина запричитала. Яс увидел в глазах людей понимание, а в некоторых - и согласие и продолжал, окрылённый неожиданным успехом:

- Послушайте, друзья! Те собаки уже владеют равниной, и им теперь понадобились наши горы, ведь здесь так много дичи, а откормленные на наших лугах овцы считаются лучшими даже в дальних городах. А из нас получились бы сильные, выносливые рабы. В следующий раз число нападающих будет в десятки, а то и в сотни раз больше - сможем ли мы противостоять этой орде? Нет, говорю я вам! Мы все погибнем или попадём в рабство. В отличие от вас я был уже там и знаю, что это такое. И не желаю своему народу подобной участи. Так что единственное, что нам остаётся, это месть. Только она вернёт нам покой и уверенность...

- Как же мы отомстим этим варварам? - спросил кто-то из толпы, и лица вновь задвигались и закивали.

- Нам известно, что эти собаки селятся небольшими, но подвижными лагерями. Мы нападём на один из их станов, причём ночью, под утро, и убьём всех, чтобы никто не спасся и не предупредил соплеменников. И мы заберём их имущество. А на следующую ночь нападём на другой лагерь. И будем делать это до тех пор, пока не уничтожим всех. А из их рабов, которые согласятся воевать на нашей стороне, мы будем пополнять нашу армию.

- А не лучше ли было бы сняться с места и уйти дальше в горы? - прозвучал голос Эрна, среднего сына Кайана. Он всегда был тихоней, этот Эрн, и многие даже считали его трусом. Многие, но не Яс. Он знал, что его брат - храбрец из храбрецов и доказал это в недавнем бою, убив две дюжины врагов. Просто он всегда любил покой и тишину, был созерцателем, мыслителем и поэтом, но не воином. Услышав его голос из толпы, Яс понял, что настал решающий миг: племя должно разделиться на тех, кто под предводительством Эрна уйдёт искать более спокойную землю, и на тех, кто с Ясом во главе станет отвоёвывать свободу и вырывать её из цепких пальцев зла.

- Выйди сюда, брат, - сказал Яс и, когда тот вышел к нему, продолжал: - Итак, пусть желающие уйти дальше в горы присоединятся к Эрну, а те, кто жаждет справедливости и отмщения, останутся под моим началом. Итак, друзья мои, согласны ли вы со мной? Или вы выберете себе нового вождя? Или все уйдёте с моим братом?

На следующий день четверть домов опустела - рано утром их хозяева погрузили на лошадей пожитки, собрали в одну отару своих овец и пошли по тропе, ведущей всё выше и выше, туда, где ждала их более суровая природа, но зато и более спокойная жизнь.

А Яс с оставшимися жителями начал готовиться к войне.

Всё получилось даже лучше, чем он рассчитывал. После того, как его отряду удалось разгромить четыре лагеря кочевников и из освобождённых рабов собрать небольшую, но сильную армию, остальные станы, в страхе перед грозным противником, разбежались кто куда, а многие из них присоединились к Ясу, присягнув служить ему верой и правдой.

Но союзнику кочевников, правителю богатого города Ур, лежащего на юге, не понравилось усиление племени горцев, и он двинулся на Яса с пятью тысячами отборных воинов. Однако Яс сумел обойти его с тыла и ударить сразу с двух сторон, рассеяв испуганную орду и перебив почти всех. И стал правителем Ура, и женился на Оре, дочери царя, им же, кстати, и убитого в бою. Он не любил жеманную и надменную Ору, но брак с нею ввёл новоиспечённого правителя в касту великих и могущественных.

Его соплеменники, все, кроме Нарта, младшего сына Кайана, вернулись в деревню, заявив, что месть местью, а захватывать города не их дело. Они мирные земледельцы и пастухи и останутся верны заветам предков. Яс обиделся на них, но спорить не стал - у него и без них было довольно многочисленное войско. Он выделил им десятую часть добычи и отпустил с миром, поклявшись себе, что навсегда останется защитником милой его сердцу горной деревушки, где он был счастлив и научился воевать и управлять людьми.

Теперь его окружали не бедные горцы, уважавшие и любившие его, а роскошь, пиры и дворцовые интриги. Скоро ему стало скучно от такой пустой жизни, и он всё чаще вспоминал детство и всё сильнее ненавидел тех, кто когда-то его обижал. И наконец он решил отомстить и им.

Пообещав своим воинам несметные богатства, он двинулся войной на город, где родился рабом.

Завоевал он его без труда. И приказал привести к себе всю семью бывшего своего хозяина и всех его слуг и надсмотрщиков. Взглянув на них, стоящих перед ним на той самой площади, где когда-то его продали Сакаю, он увидел постаревшего, но всё ещё крепкого Рана, после смерти старика отца ставшего хозяином поместья.

- Помнишь рабыню, которой ты приказал отрезать язык? - обратился он к человеку, зачавшему его. - Вижу по твоим скользким свиным глазкам, что помнишь. Так вот, я пришёл отомстить за неё. Давайте, друзья, сделаем эту певчую птичку молчаливой черепахой!

Двое воинов схватили Рана, а так как он не хотел открывать рот, то третий воин рукояткой меча выбил ему зубы и разжал челюсти, а Яс отрезал язык, бросил его в пыль и растоптал.

- Но на этом моя месть не закончилась, - сказал он.

Ран, согнувшийся почти до земли, мычал, и из его рта капала кровь.

- Братья мои, - обратился Яс к воинам, - положите эту свинью на землю, где ей самое место. Ты был похотливым кабаном, мерзкий сын негодяя, а я сделаю тебя безобидным хряком. Долой с него одежды!

Нагнувшись над голым Раном, которого четверо воинов держали за руки и за ноги, он оскопил его и так же, как и отрезанный язык, каблуком раздавил яички.

- Отпустите его. Ты свободен, Ран. Теперь ты никому не расскажешь, кто сделал тебя евнухом. - И Яс рассмеялся, глядя, как искалеченный им человек уползает от него на четвереньках.

Воины, собравшиеся на площади, тоже хохотали, отпуская пошлые шуточки.

- А этих, - сказал Яс, указав на сгрудившихся на помосте домочадцев Рана, - мы сейчас будем продавать в рабство. Эй, где распорядитель торгов? Вот ты где, старик? Я тебя помню. Ловко ты однажды продал одного мальчика за двенадцать монет. Но я не держу на тебя зла. Начинай торги! Эй, мои верные воины! Кому нужны господа и надсмотрщики? Посмотрите, среди них есть и силачи, и премиленькие детишки, и настоящие красавицы! Не скупитесь - и получите лучший товар!

Через три года Яс объединил под своим скипетром весь Север, Запад и Юг. Однако он не только завоёвывал новые области и города, но и вводил законы, более понятные и справедливые, чем прежние, учредил суды, создал почтовую службу, ввёл единую для всех провинций письменность и сделал много всего полезного. Его воины стали богатыми, каждый владел несколькими рабами. Купцы, учуяв, что в империи торговать даже выгоднее, чем раньше, когда в каждом городе приходилось платить пошлину, взялись за дело всерьёз, что привело к росту числа ремесленников, земледельцев, скотоводов, рыбаков... Короче говоря, экономическое колесо нового государства закрутилось на полную мощность, и даже бедняки с удивлением обнаружили, что их карманы начали позвякивать, а жёны их стали нарядными и привередливыми.

И все жители новоиспечённой империи желали долгих лет мудрому её правителю.

И вот Яс двинулся на восток, в область, лежащую по ту сторону пустыни. Не столько для того, чтобы присоединить её к своим владениям, сколько ради мести: он жаждал отплатить Маре, которого считал виновником гибели Анта.

Город Сах попытался сопротивляться, но Яс окружил его, и через три месяца ворота открылись, и мучимые голодом жители вышли к победителю с повинной головой.

Яс тут же поспешил к дворцу Мары. Старый толстяк, которого рабы называли Великим, упал на колени и ползал перед императором так ловко, будто всю жизнь только этим и занимался.

- Встань, собака, - презрительно произнёс Яс, оттолкнув его пинком, - и выведи сюда всех своих родных, слуг и рабов, и я решу, как с вами поступить. Кстати, найдите Сакая и попросите его явиться сюда.

Вскоре перед дворцом собралась целая толпа. Ясу вспомнился тот день, когда он и ещё шестеро детей стояли на этой же площадке и со страхом и тоской ждали своей участи.

Пришёл Сакай. Он почти не изменился за прошедшие годы, только похудел, а кожа его стала ещё темнее.

- Здравствуй, Сакай, - обратился к нему Яс. - Узнаёшь меня?

- На память я пока не жалуюсь. А забыть мальчика с необычайно живым и пытливым умом просто невозможно. Привет тебе, император Яс!

- Когда-то я попросил тебя, чтобы ты стал моим хозяином, но ты оказался недостаточно свободным для этого. Теперь я прошу тебя стать моим министром и советником.

- Боюсь, для этого я недостаточно раб.

Яс рассмеялся.

- Ну, не хочешь - как хочешь. А как насчёт дружбы?

- Это предложение я, пожалуй, приму.

- Вот и отлично. Эй, Мара! Почему ты стоишь на своих кривых ножках? На колени!

С подобострастной улыбкой толстяк упал на колени.

- Я вижу, ты до сих пор держишь постельных учеников, о Крошечный Мара. А ну-ка, дай глянуть! Да, красивы. Особенно этот. Я забираю его у тебя, бесплатно, разумеется. Ты же мне его подаришь, не так ли? Он будет моим виночерпием. И этот малыш мне нравится... И этот... А эту девочку отдам жене. И эту. Беру всех! Они ведь тебе больше не понадобятся, ты и вся твоя семья отныне рабы. Сейчас вас отведут на рыночную площадь и продадут.

Вдруг он смущённо опустил взор - старик, один из слуг Мары так пристально глядел на него, что ему стало не по себе.

- Что ты на меня так уставился? - Яс старался не смотреть на старика, но всё равно чувствовал на себе его острый, не то изучающий, не то осуждающий взгляд.

- Я любуюсь рабом, - ответил слуга твёрдым, спокойным голосом.

- Я не раб - я царь! Ты, наверное, ослаб умом, вот и мелешь всякий вздор.

- Может, быть, я и не силён умом, и всё же я вижу перед собой смазливого, но глупого раба.

- Но почему ты так считаешь, старик?

- А как назвать человека, который ходит по кругу, вращая колесо зла? Вот ты выбрал себе красивых мальчиков, чтобы сделать их украшением своих пиров, а ведь один из них однажды убежит от тебя, а через несколько лет вернётся с целой армией головорезов, чтобы отомстить. Он захватит твой город, войдёт в твой дом, ляжет с твоей женой или дочерью, а тебя продаст в рабство.

- Не бывать этому, старик! - бодро воскликнул Яс, но голос его дрогнул. - И потом, за что же мне мстить? Я же не варвар какой-нибудь... Я справедлив и не жесток и умею ценить красоту... - Он осёкся и вдруг с досадою махнул рукой. - А, пустое всё это! И вообще, замолчал бы ты, старый болтун, пока я не приказал отрезать тебе язык.

Он дал знак Сакаю, и они вдвоём вошли во дворец.