Левая рука затекла и онемела. Я повернулся на правый бок, и подо мною скрипнула кровать. Но почему?! Она же никогда не скрипела!

Я открыл глаза. Огляделся - и похолодел от страха: я лежал не в роскошной супружеской спальне, а на своей холостяцкой постели, в квартире, которую снимал, пока, полтора года назад, не перебрался в просторный дом Аны. Что за чёрт!

Затёкшая рука неприятно покалывала, но мне было уже не до неё, я был испуган и не знал, что мне делать.

Я вскочил с постели. Но почему я спал в одежде - в пиджаке и брюках? Даже носков не снял!

Я глянул в окно: нет, только не это!

Лёгкий ветерок поигрывал листьями огромной липы, что росла во дворе.

Листья... Как это так? Я точно помнил, что вчера шёл снег, было десятое января 2020-го года, а сегодня уже... Нет, этого не может быть!

От страха у меня подкосились ноги, и я грохнулся бы на пол, если бы в отчаянии не ухватился руками за подоконник. И всё же мне пришлось сесть на корточки - колени сами собой согнулись. Я отцепил одну руку от подоконника и дрожащей ладонью провёл по покрытому холодной испариной лбу.

Снова огляделся. Всё верно, я в своей бывшей квартире, такой знакомой. И такой далёкой. Почти чужой...

А на дворе - лето. Или весна. Что за нелепица!

Сердце бешено колотилось. С немалым усилием я заставил себя встать. За окном ничего не изменилось: дерево по-прежнему зелено. А по дорожке, рука об руку, оживлённо беседуя друг с другом, прохаживаются две дамы, каждая неспешно толкает перед собой детскую коляску. Одна одета в лёгкое летнее платье неброских расцветок, на другой - красная блузка и новенькие джинсы. Всё верно: это Исабель и Долорес, живут этажом ниже, две жизнерадостные подружки, месяц назад родившие каждая по ребёнку. Глядя на них, я немного успокоился. Отошёл от окна и принялся шагать по скрипучему полу. Ох, уж эта квартира! Всё-то в ней скрипит и шатается!

Но как же я очутился здесь? Я же не сумасшедший и хорошо помню, что познакомился с Аной, вскоре мы поженились, и я покинул это гнездо одинокого... орла? Нет уж, скорее, воробья! Орлом я точно никогда не был - слишком неуверенный в себе и застенчивый. И лишённый той напористости, что необходима для борьбы с неудачами...

Да, мы с Аной живём в её доме, она уже на четвёртом месяце, и я с надеждой и страхом жду родов. Со страхом - потому что не могу представить себя в роли отца, а с надеждой - только потому, что ребёнок - это нечто новое, что, надеюсь, поднимет мою самооценку и, кроме того, оживит однообразие нашего быта...

И всё-таки что со мной случилось?

Я хожу по квартире, из комнаты в кухню и обратно, бессмысленно трогаю попадающиеся мне под руку вещи, затем беру со стола кружку с недопитым вчера - неужели вчера? - чаем, нюхаю: свежий, жасминовый! Опрокидываю эту холодную жидкость в рот и наконец заглядываю в ванную. Надо помыться. Иду в комнату, раздеваюсь, возвращаюсь в ванную, и руки, подчиняясь привычке, тянутся к умывальнику. Правильно, всё по порядку, сперва - зубы. Я чищу зубы, пристально глядя на своё отражение в стареньком, в двух местах треснутом зеркале. И вдруг мне в голову приходит мысль: ну, конечно, я должен залезть в интернет и убедиться в том, что не сошёл с ума!

С щёткой, торчащей изо рта, я вбежал в комнату и бросился к висящему на стуле пиджаку: вот он, мой смартфон! Ана купила мне его на Рождество! Я не сумасшедший! Вот, сейчас проверим...

Но на экране высветились безжалостные цифры, заставившие меня снова сжаться от ужаса: 11. 37; 24 мая 2018, суббота. Я так и рухнул на кровать.

И уже ничего не понимал, ведь моему испуганному сознанию больше не за что было ухватиться, чтобы не утонуть в мутном болоте безумия. Я сидел, тупо уставившись на экран смартфона, а белая пена, состоящая из слюны и зубной пасты, стекая по подбородку, капала мне на трусы.

«Этого не может быть!» - без конца крутилась в голове одна и та же мысль.

Почти бессознательно я стал ощупывать карманы пиджака и наткнулся на что-то прямоугольное. Вынул: книжка карманного формата... Я её помню. Это было незадолго до Рождества, я уезжал в Париж на юбилей тёти, Ана не смогла ехать со мной - на неё навалился предпраздничный ворох работы, а меня шеф отпустил на каникулы на неделю раньше... И вот я сижу на вокзале - и вдруг появляется Ана. Она вырвалась из офиса на полчаса, чтобы проводить меня. Как мило! Она подходит ко мне с этой книжкой в руке:

- Это чтобы ты не скучал в дороге.

- Рассказы Хемингуэя? - говорю я, и целую её в холодные губы, и грею в своих ладонях её озябшие руки... Это прощание было, пожалуй, самым трогательным мгновением за все полтора года нашего с нею брака...

Я раскрыл вынутый из кармана томик, с которым не расставался и в день Рождества, и после, как с талисманом, обещавшим мне удачу и много-много счастья, и открыл его: издано в 2019-м... Я снова включаю смартфон: по-прежнему 2018-й!

Наверное, я всё-таки спятил... А если нет? Если я просто взял да и провалился в некую временную яму? Или Бог, в которого я упорно отказываюсь верить, бережно поднял меня с брачного ложа, одел и отнёс назад, в одинокое моё прошлое... В отместку за моё неверие. Очень остроумно, уважаемый Бог!

Ещё одна попытка: захожу на сайт "El mundo"... Увы, всё те же цифры, 24.05.2018.

А смартфон? Ведь он куплен незадолго до начала двадцатого года, это точно! Но и он вместе со мной вернулся в прошлое и послушно показыват то время, когда ещё не родился... О боже! О дьявол!

Вот так. Я в западне.

Чтобы совсем не свихнуться, я стал вспоминать, что делал утром 24-го мая 18-го года.

Ну, конечно же, я помню этот день! Как можно его забыть! Мы с Аной договорились, что я зайду за ней домой и мы, впервые за всё наше двухнедельное знакомство, пойдём гулять по городу, но сперва позавтракаем в кафе. В «Ветке сирени». Ровно в десять. А сейчас - уже скоро двенадцать. А она ведь ждёт! Ох, не любит она необязательных людей, ненавидит хвастунов и обманщиков.

Нетерпеливым, непослушным пальцем я ищу на экране смартфона её номер. Вот он! Звонок пошёл... Что-то сейчас будет...

- Алло!

- Привет, это Родриго, - попытался произнести я, забыв, что во рту у меня щётка. Выплюнув её на пол, я продолжаю: - Я тут опоздал...

- Да уж, - послышался недовольный голос Аны.

- Понимаешь, тут такое случилось...

- О господи! - перебила меня она. - Почему мне постоянно попадаются всякие лгунишки и мошенники? Когда же я встречу порядочного мужчину?

- Но со мной в самом деле произошло нечто невообразимое!

- Что, под машину попал или соседская собака брюки тебе порвала? Или одно место тебе оттяпала, и ты сейчас лежишь в реанимации и звонишь мне уже почти с того света? Знаю я ваши отговорочки...

- Но я не вру! Если бы ты узнала, что со мной, у тебя бы волосы дыбом встали! Это... - Я запнулся: как же рассказать ей о случившемся?

- Что замолчал? Уж объясняй, раз начал.

- Нет, пожалуй, по телефону этого не объяснить. Я должен видеть твоё лицо... Ты мне не поверишь...

- Конечно, не поверю. - Она помолчала. - Ну, ладно, даю тебе последний шанс. Приезжай, поговорим. - И прервала связь.

Вот такая она решительная, волевая женщина! Зачем я только связался с ней?

Я быстро привёл себя в порядок и побежал ловить такси.

Как ни крути, это была моя жена, единственная во всём мире, и мы прожили с нею почти полтора года, и у нас должен был родиться ребёнок, и мне не хотелось так просто терять её.

Через пятнадцать минут я уже поднимался на крыльцо особняка, того самого, где я жил после свадьбы. Позвонил. Она впустила меня. Обстановка - та же, что была до нашего знакомства, и, естественно, ни одной моей вещи.

Я робко вошёл и, когда она опустилась в кресло, сел на краешек стула, напротив неё.

- Ну, рассказывай.

- Понимаешь... - И тут я понял, в какую ловушку попал. Не поверит она мне, ни единому слову не поверит! Я сам с трудом верю себе... Но куда теперь деваться? Я должен исправить положение. Ради семьи, ради будущего ребёнка! - Понимаешь, сегодня утром я... только не смейся надо мной, я сам знаю, что это прозвучит нелепо... Короче, сегодня утром я проснулся в 2018 году...

- Да? Как странно! - Она хихикнула. - А ты что думал, что сегодня должен быть 1930-й, что ли?

- Нет, конечно, дело не в этом...

- А в чём?

- В том, что вчера был 2020-й год, январь. Понимаешь?

- И не собираюсь понимать эту галиматью! - Она встала и, подойдя к камину, взяла с полки пачку сигарет. Закурив, осталась там стоять. Курила и пронзала меня глазами судьи. А я молчал, не в силах собрать воедино разбросанные, скомканные, полубезумные мысли.

- Послушай, ты что, решил посмеяться надо мной? Или ты наркоман и нанюхался какой-нибудь дряни?

- Нет, конечно. Я... я сказал тебе правду...

Её взгляд смягчился.

- Может, к врачу тебя сводить? Кажется, ты не совсем в себе.

- Но я не сумасшедший! - взорвался я. - Я - НЕ - СУМАСШЕДШИЙ!!!

- Успокойся! - Ана была явно испугана. - Ты не сумасшедший, хорошо, допустим. Но в таком случае, ты просто нагло мне врёшь. А ты знаешь, я...

- Знаю, ты терпеть не можешь обманщиков. - И тут я воспрял духом. - Но я не мог знать об этом утром 24-го мая!

- О чём?

- О том, что тебя тошнит от вранья.

- Это почему?

- Потому что ты сказала мне об этом позже, в кафе, незадолго до того, как мы расстались. Вот тебе и доказательство моей правдивости!

- Но ты мог узнать об этом у Карины.

- Я с ней об этом не говорил. Можешь позвонить ей и проверить.

- Так уж она мне и сказала! Насплетничает, а потом глядит на тебя глазами младенца.

- Но я точно помню, как мы поженились, как ты забеременела...

- Ты увидел это во сне. - Она бросила окурок в камин и вернулась в кресло. - С кем не бывает?

- Во сне? Целых полтора года? Со всеми подробностями?

- Вот поэтому я и советую тебе обратиться к врачу.

- Я знал, что ты не поверишь... Ты слишком чёрствая женщина...

Она встала и подошла ко мне.

- Мне кажется, ты засиделся в моём доме. Прошу тебя, уходи. - Она подняла руки и вскинула глаза к потолку. - Боже, если бы я знала, что собираюсь связать свою жизнь с шизофреником...

- Но я...

Ана опустила на меня глаза безжалостного палача:

- Ступай отсюда, Родриго, и забудь адрес этого дома. Ты меня понял?

И схватила меня за рукав. И мне пришлось встать. Я послушно проследовал за ней в прихожую. Она открыла дверь и вытолкнула меня в спину, как какого-нибудь назойливого попрошайку.

И только после того, как за мной закрылась дверь, я вспомнил о Хемингуэе.

- Ана! Открой! - закричал я, переполненный надеждой, и принялся отчаянно давить большим пальцем на кнопку звонка.

Но Ана не вышла. Вместо этого она открыла окно на втором этаже и окликнула меня:

- Эй, Родриго! Может, перестанешь хулиганить? Вот привязался! Всяких чудиков повидала на своём веку, но этот...

- Хватит ругаться! - восклицал я, чуть ли не танцуя от радости и поднимая вверх книжку. - Смотри, что у меня есть! Эти рассказы Хемингуэя ты купила мне полтора года назад... то есть, полтора года спустя... то есть, через полтора года... короче, перед Рождеством! Посмотри на дату публикации!

- Послушай, псих! Если прямо сейчас ты не уйдёшь, причём навсегда, я вызову полицию. Ты меня понял?

Это был последний удар по остаткам моей слабенькой надежды на семейное счастье. Понурив голову, я отправился восвояси, уверяя себя, что не всё ещё потеряно, что на этой женщине мир клином не сошёлся, я найду себе другую, помягче, попроще, всё у меня впереди, и так далее, и тому подобное... Но несмотря на все эти убаюкивающие слова, на душе у меня было гадко и темно.

Я не заметил, как вышел из города, на берег реки, к старому дубу, под которым стояла скамья. Ещё одна такая же скамья находилась метрах в двадцати от дерева. Это было моим любимым местом. Всегда, когда мне было грустно, я приходил сюда полюбоваться большим парком, раскинувшимся на противоположном берегу, разноцветными лодками и утешиться голосами купающихся людей.

Я сел и стал вспоминать, что же было дальше, в тот день, 24-го мая 2018-го. Мы с Аной посидели в кафе (всё, теперь уже не посидели), потом собирались ехать на реку, в тот самый парк, на который я сейчас смотрел, но внезапно позвонил её начальник и, хотя была суббота, попросил её срочно явиться в контору - что-то там у них случилось, - и мы расстались, договорившись встретиться на следующий день, в воскресенье. Хорошо, всё это мне теперь не нужно, это даже уже не прошлое, а нечто небывшее, ведь я изгнан из жизни Аны... И чёрт бы с ней!

И всё-таки как противно на душе! Опять эта совесть, эта голодная крыса, принялась грызть меня изнутри... И тоска... Чёрная, холодная тоска...

Так, хватит казнить себя! Надо отвлечься. Вспоминай: что дальше произошло со мной? А так ли уж это важно? Наверное, важно. Ведь за что-то мне надо уцепиться... Да и не плохо было бы знать последовательность событий и быть готовым отразить возможные удары судьбы. Чтобы не попасть впросак, как это было с Аной.

Итак, что я делал после того, как Ана поехала в офис? Ну, конечно, я пришёл сюда. Отлично помню, как меня терзали сомнения. С одной стороны, Ана мне очень нравилась, а с другой - я боялся её железной бескомпромиссности. Мне не хотелось подлаживаться под её мировоззрение, под требования, которые она предъяляла жизни и людям, но я уже подпал под каток любви и позволил лепить из себя идеального человека - по версии Аны, конечно.

Именно эти противоречивые чувства и вызвали во мне приступ меланхолии, пригнавший меня на скамью под дубом. Я помню, что ничего в тот день не радовало меня, я не замечал ни красот парка, ни ярких лодок, ни весёлых криков пляжа. Я просто сидел, ковыряясь в испуганном своём сознании. Я любил и в то же время боялся любви, я хотел жениться, но чувствовал, что собираюсь связать свою жизнь не с тем человеком. Я старался быть честным и при этом не мог не лгать себе... Короче говоря, я запутался в переплетениях мыслей и чувств.

Но что было дальше? Я напряг память. Давай, давай, шевели мозгами, ну-ка, поднажми ещё!

И - вот оно! Из тумана выступил неясный контур воспоминания. Да, это случилось здесь! Я всё ещё сидел на этом же месте, пытаясь выбраться из сомнений, как вдруг, повернув голову направо, увидел идущих ко мне парня и девушку. Они были совсем молоденькие. Он - длинноволосый брюнет в клетчатой рубашке и шортах, она - в простеньком платьице бледно-розового цвета, почти блондинка, невзрачная, лицо круглое, усыпанное крупными веснушками.

Они сели на другую скамью и стали о чём-то негромко, но страстно разговаривать. О чём - я этого не слышал. Нет, не совсем так: говорил всё больше он, а она лишь кивала время от времени, глядя на реку, и, кажется, ни разу не подняла на него глаз. А потом парень вскочил на ноги и быстро пошёл прочь, а девушка осталась сидеть с опущенной головой. Как будто спала. Затем прижала ладони к лицу. Я глядел на неё и думал, что ей, наверное, очень плохо и я мог бы чем-нибудь ей помочь. Несколько раз порывался подойти и заговорить, но никак не мог решиться. И уверял себя, что это не моё дело, что не в моих правилах вмешиваться в чужие отношения. Ну, поссорились влюблённые - и что из того?

Наконец мне надоело разрываться между желанием помочь незнакомке и собственным малодушием, я встал и, как и тот парень в шортах, поспешил уйти от некрасивой бедняжки.

А на следующее утро, готовясь к свиданию с Аной, я увидел по телевизору, в новостях, ту самую девушку: она лежала на берегу в розоватом своём платьице, по которому я её и узнал, вся мокрая и бледная, пугающе бледная, а диктор рассказывал, как двое рыболовов обнаружили в реке труп неизвестной...

А потом? Потом я поехал к Ане и рассказал ей обо всём. Я был потрясён смертью незнакомки, и меня терзала совесть, а Ана принялась успокаивать меня, говорила, что подобных смертей в мире случается слишком много, и можно свихнуться, если обращать на них внимание, и ни в чём я не виноват. Главное, что мы живы и здоровы. А затем сказала, что я очень чувствительный и сострадательный человек, лучший из всех, кого она знает...

Да, тот день был определяющим в её намерении выйти за меня. Утонувшая девушка (скорее всего, самоубийца) своею смертью подтолкнула мою невесту к окончательному решению.

Но в котором часу те двое сели на скамью? Кажется, в два. Или в половине третьего. Я запомнил время только потому, что, когда я пришёл домой, начался сериал, а он всегда начинался ровно в три.

Я вынул из кармана смартфон: у меня ещё есть время позавтракать (или уже пообедать?) и вернуться под дуб.

Теперь я знал, что мне делать. Всё остальное осталось в прошлом, и мне было безразлично, свершившееся ли это прошлое или так и не наставшее.

Утолив голод в ближайшем кафе, я поспешил к реке. И пришёл как раз вовремя: парень и девушка уже сидели на той же скамье, и он, как и в прошлый (или всё же в этот же - как тут разобраться!) раз что-то доказывал ей, размахивая руками, а она только молча кивала, изредка пытаясь ему возразить, однако её слова тонули в тихом, но мощном потоке его убедительных доводов.

Я осторожно приблизился к дубу и сел. И с облегчением вздохнул: а теперь пусть всё идёт своим чередом - я же пока понаслаждаюсь мыслью о том, что никакой я не сумасшедший, ведь предвиденное мною событие разворачивается именно так, как я его запомнил.

Наконец парень вскочил и пошёл в сторону города, и я, преодолев застенчивость, заставил себя пересесть на ту скамью, где неподвижно сидела ничего не замечающая девушка.

Она плакала. Беззвучно, лишь время от времени тихонько всхлипывая. Нагнувшись вперёд, она опустила голову так низко, что слёзы капали с её глаз прямо на голые колени, которые печально сверкали влажными искорками на весеннем солнце.

- Гм, - произнёс я неуверенно, и всё же достаточно громко, надеясь привлечь внимание незнакомки. Вероятно, она не замечала моего присутствия. Давясь едва слышными рыданиями, она прижала к лицу дрожащие ладони. Тогда я встал, пересел к ней ближе и сказал:

- Не надо плакать.

Она отняла руки от лица, повернула голову и с опаской взглянула на меня.

- Я не могу не плакать, - ответила она низковатым, очень красивым, голосом, после чего выпрямилась, осторожно, как будто у неё болела спина.

- Он тебя не понимает, тот парень, я прав?

- Меня никто не понимает. - Она порылась в своей холщёвой сумочке с бахромой, в стиле хиппи, вынула оттуда носовой платок, протёрла глаза, а затем - мокрые от слёз колени.

- Какое совпадение! - сказал я, стараясь казаться бодрым. - Меня тоже не понимают. Всего несколько часов назад моя будущая жена выставила меня за порог моего будущего... или уже прошлого?... дома, на Тополиной улице, где мы прожили с нею... вернее, должны были прожить целых полтора года... И к тому же пригрозила, что вызовет полицию. А знаешь, за что?

- За что?

- За то, что я пытался сказать ей правду. Хотя она утверждает, что ненавидит, когда ей врут.

И я поведал девушке всё: и что произошло со мною этим утром, и как я жил с Аной, и что думаю обо всём. Конечно, я не надеялся на то, что она простодушно поверит в нелепицу, пережитую мной, - просто хотел отвлечь её от жестокого уныния. Однако, на всякий случай, спросил, окончив рассказ:

- Ты-то хоть веришь мне?

- Пытаюсь, - ответила она, пристально глядя мне в глаза.

- Вот доказательство! - Я протянул ей томик Хемингуэя. Она взяла его. - Открой в самом начале, обрати внимание на дату выпуска.

- 2019, - прочитала она. - Действительно, странно...

- И вот ещё одна вещица! - Гордый и радостный оттого, что стена недоверия между нами вот-вот рухнет, я протянул ей смартфон. - Смотри, он тоже сделан и куплен в девятнадцатом.

Она отмахнулась:

- Не стоит, я тебе верю. Теперь я знаю, что тебя накрыло чудо. Знаешь, я где-то читала, что по миру блуждают некие особые волны. На кого они обрушиваются, тот меняется. Или его жизнь меняется. И такой человек может считать себя счастливчиком. - Она спрятала платок в сумку и едва заметно улыбнулась. - Послушай, а ты очень любил свою жену?

- Я её побаивался. Боялся обидеть, боялся, что она меня осмеёт, обругает, бросит... Не знаю, любовь ли это...

- Ты, наверное, мазохист?

- Нет... не думаю... вряд ли... хотя...

- Но ты не очень сильно расстроился, когда ваша связь прервалась?

- Я был сбит с толку, но потом послал всё это прошлое-будущее ко всем чертям. И обратил внимание на тебя.

- Значит, не мазохист. Это радует... А почему ты решил заговорить со мной? Я тебе понравилась?

- Не в том дело... - Я замялся, понимая, что должен открыть ей страшную тайну: о том, как на следующий день её труп найдут в реке.

И рассказал ей об этом.

Приятной неожиданностью было для меня то, что она не ужаснулась, услышав о своей смерти, и даже не удивилась. Тем же спокойным, низким голосом она проговорила:

- Да, я хотела прыгнуть с моста, когда Хосе ушёл...

- Тот парень в шортах?

- Да.

- Ты сказала, что он тебя не понимает...

- Ни он, ни другие. - Она немного помолчала. - Ты видишь сам: я некрасива, неуклюжа, не от мира сего... Но я хочу счастья, только счастья и больше ничего! Понимаешь? Прямо сейчас, не в светлом будущем, не в воспоминаниях о прошлом, а в самом что ни на есть настоящем! А мне предлагают планы, проекты, надежды, мечты... Надоело!

- Тебе повезло, - поспешил вставить я, чтобы успокоить её, - ведь я-то тебя понимаю... Кстати, как тебя зовут?

- Йерма.

- В честь той самой Йермы из пьесы?

- Да.

- А я Родриго, в честь не знаю кого. И мне тоже хочется быть счастливым. Но мне не везёт: сначала я заблудился в чужих желаниях, потом свил в этих дебрях семейное гнёздышко, а сегодня всё это потерял. И не знаю, куда идти. И боюсь снова заплутать между прошлым и будущим... Глупо всё это, ты не находишь?

Йерма оживилась, и её голос стал ещё красивее:

- Согласна, это глупо. Но не потому, что ты непрошибаемый тупица, а, наверное, оттого, что ты, как и многие жители этой планеты, не привык к настоящему. Тебя, да и меня, с детства приучили относиться серьёзно только к будущему и извлекать уроки из прошлого, и опять же - только для того, чтобы успешнее строить это самое будущее. Понимаешь, эти проклятые Passatum и Futurum перенаселены несчастными людьми, а настоящее - безлюдно, это пустыня. И если приходит туда любопытный турист, он скоро пугается полного одиночества и спешит обратно, в свой суетливый мир, в толкучку прошлого-будущего. И не понимает бедняга, что никогда не будет он счастлив там, на этом рынке невольников времени, потому что жизни там нет - сплошные декорации, театр, цирк, репетиции перед новыми трюками или бесконечные повторы старых сцен. А пустыня ждёт нас и протягивает случайным прохожим ладони своих оазисов... Но никому не хочется начинать новую жизнь с одиночества и поиска своей сути, ведь человек чувствует себя в толпе намного лучше, а роль играть всегда легче, чем жить по-настоящему, в настоящем. Понимаешь, о чём я?

- Конечно! Как красиво и ясно ты всё объяснила! И я вот что подумал: а если бросить эту суету и махнуть куда-нибудь, на Аляску, например? Или в Швецию. Или в Альпы... У меня есть дом в Малаге, там живёт... вернее, уже должен съехать... мой двоюродный брат. Перед самой свадьбой с Аной я продал этот дом, чтобы поддержать семейный бюджет. Но, поскольку свадьба в прошлом - или будущем? - отменяется...

- А у меня есть доход от акций. Мне их подарил отец. Он не жил с нами, а после смерти моей мамы решил помогать мне. Богатый он, кинопродюсер, в Голливуд пробрался... Но очень несчастный. Всё строил будущее - и вот построил, а мимо настоящего прошёл, даже его и не заметив...

- И ты не хочешь повторять его ошибки?

- Ни его, ни мамины. Я хочу просто жить. Так, словно нет впереди никакого будущего. Может, это прозвучит нелепо, но я жажду вечного оргазма.

Заметив на моём лице удивление, она пояснила:

- Ты, наверно, меня не так понял. Этим словом я обозначаю любое наслаждение. Как тебе это объяснить? Вот смотри: обычно люди не только преуменьшают значение удовольствий, но и ослабляют их, лишь изредка допуская мощные взрывы счастья. А ведь любое наслаждение может быть фейерверком, настоящим оргазмом! А мы всё блуждаем между островками радости, расположенными так далеко друг от друга, что жизнь кажется юдолью скорби. Человек сам делает себя несчастным, недовольным судьбой, а потому либо стремится к будущему раю, либо, обессиленный долгой дорогой, ни о чём уже не мечтает. Но всё это равносильно самоубийству, согласись!

- Думаю, ты права.

Она широко улыбнулась, - видимо, была довольна моей понятливостью - и продолжала:

- Прости, если тебя покоробит то, что я собираюсь сказать дальше, но я просто не знаю, как более наглядно объяснить свою мысль...

- Не бойся оскорбить мою невинность, - поспешил я успокоить её. - Единственное, чего я не переношу, - это пошлость и неуважение к человеку.

- Я, кстати, тоже. Итак, о чём я хотела сказать?

- Ты объясняла мне, что такое оргазм.

- Да, верно... Совсем стала рассеянной... Да, оргазм... Даже если взять прямое значение этого слова и расширить его до любых, даже самых слабых сексуальных ощущений, всё равно оно охватит почти всю жизнь... Я говорю, наверное, сумбурно и непонятно...

- Продолжай, прошу тебя, не отвлекайся на меня.

- Хорошо. Итак, если исключить наслаждение красивыми пейзажами, ароматами, музыкой, живописью, поэзией, прогулками, едой, купанием, а оставить только секс, то есть, мысли о нём, прикосновения к своему телу и половой акт с партнёром, то только этими тремя делами можно было бы заниматься постоянно, с утра до вечера, чувствуя себя вполне счастливым. А если добавить к сексу всё, что мы перед этим исключили, а также найти и другие источники наслаждения, то получится невероятная картина вечного оргазма! Представляешь себе, каким обширным и разнообразным может быть рай на земле! Но, разумеется, при одном условии: если изгнать из жизни заботу о будущем. А из повседневных забот выбрать лишь действительно необходимые, да и в тех научиться находить нечто приятное.

Йерма снова порылась в сумочке и вынула оттуда пачку сигарет и зажигалку. Протянула пачку мне. Я был тогда некурящим, однако не отказался, чтобы ничем не омрачать её светлого волнения, причём такого сильного, что у неё дрожали руки и слегка подёргивалась левая щека.

Мы закурили, и её глаза заблестели доверчивой улыбкой.

- Вот, я, например, - продолжала она, выдохнув первую затяжку, - сижу здесь и пытаюсь вырваться из сетей очередной неудачной любви, вместо того чтобы грезить о мужском теле и ласкать себя, готовясь к сладкой встрече с любимым человеком. И не пью апельсиновый сок, и не слушаю музыку, и не... Да мало ли есть на свете приятных вещей, которыми можно заниматься поочерёдно или одновременно, не оставляя времени на скуку и недовольство жизнью! Да, кстати о времени! Спешу открыть тебе одну тайну: необходимо не только забыть, что значит выражение «коротать время», но и вычеркнуть само это понятие из своего словаря, так как времени нет! Нет его - и всё тут! Счастье - это вечное мгновение, а время - это паутина преисподней... - Йерма задумалась и вдруг выпалила, сияя от радости. - Послушай, Родриго, а не вырвался ли ты сегодня утром из этой паутины? Из нитей прошлого-будущего, душивших тебя и выдавливавших из твоей души последние соки? Тебе не кажется?

- Может быть, для того, чтобы исправить ошибку и помочь тебе? И чтобы ты помогла мне?

- Возможно. Вообще-то у настоящего нет причинно-следственных связей, запускающих свои щупальца в прошлое-будущее. Всё здесь просто, и не над чем ломать голову, и нечего оплакивать.

- Может быть, тогда... - начал было я, но осёкся, почувствовав неуместность того, что собирался сказать.

- Что «тогда»? - Глаза Йермы загорелись ещё ярче, и я понял, что она думает о том же, о чём и я. И преодолел смущение:

- Ты, наверное, будешь смеяться, но я хотел предложить тебе уехать со мной...

- Если ты собрался в настоящее, то я согласна. А если в будущее, то, уж извини...

- В настоящее! - воскликнул я, удивляясь лёгкости, почти невесомости, охватившей меня. - Только в настоящее! Никаких планов, никакого расписания - только голая жизнь, идущая куда глаза глядят! И вечный оргазм! Нет, я не требую, чтобы ты стала моей любовницей или женой, я вообще ничего от тебя не требую - просто я подумал, что вместе нам было бы лучше, веселее, и наше настоящее не казалось бы нам безлюдной пустыней... Ну, как, договорились?

- А ты авантюрист.

- Нет же! Просто мне деваться больше некуда... Между прочим, тебе тоже.

- Хорошо, тогда вот что мы сделаем. Сейчас расходимся по домам, чтобы в спокойной обстановке, не мешая друг другу, заняться подготовкой к счастью: подумаем, куда лучше податься, как всё это устроить, а завтра встретимся здесь же, ровно в полдень, и продолжим размышлять о Великом Настоящем.

- Только пообещай мне, что не прыгнешь в реку, как в тот раз... то есть... Ну, ты поняла...

- А ты пообещай, что завтра не проснёшься в 2050 году.

- Обещать не могу, но постараюсь.

Весело смеясь, мы поднялись со скамьи, Йерма нежно пожала мне руку, и я, окрылённый новыми идеями и чувствами, в которых мне предстояло ещё разобраться, пошёл направо, а она - налево.

Пройдя несколько сотен метров, я остановился и хотел было бежать обратно, подумав, что зря оставил девушку одну, но быстро нашёл удобную отговорку: «Куда ты побежишь? Ты же не знаешь, где она живёт, на какую пригородную улицу свернула... Или взяла уже такси и укатила в центр...»

Мне было стыдно за свою слабость, я чувствовал, что должен был остаться с Йермой, не потому что влюбился - нет, ничего такого со мной не случилось - просто у меня в голове роились убедительные мысли, которыми, как мне казалось, я просто обязан был поделиться с нею, чтобы она, окрылённая ими, не захотела больше убивать себя и полностью погрузилась в новую жизнь, в истинное Настоящее... Но я продолжал идти. Чуть не плакал, а шёл.

Пока не оказался перед домом Аны. И всё во мне мгновенно перевернулось с ног на голову, чёрное стало белым, холодное - горячим, а глупое, как и полтора года назад, нарядилось в костюм мудрости. А безжалостная совесть снова принялась прогрызать норы в моём помутившемся сознании.

Какой красивый у неё дом... У нас, конечно, ведь в будущем это был наш дом! Сколько трудов и денег вложил я в его ремонт! Вот эта ограда, например. Сейчас она деревянная, невзрачная, местами покосившаяся. А ведь я заказал железную, с витыми узорами... А дверь, а окна, а каминная труба...

И мне стало совсем грустно.

А когда я вспомнил необычную, почти арабскую красоту Аны, тяжёлый мрак влился мне в сердце, но не смог погасить новые огоньки надежды.

Как она целовала меня! Какая прелестная похоть мерцала в её карих глазах, больших, выразительных, требовательных, ненасытных! Да, эта женщина умела выжимать из меня последние силы, я всегда был с нею на пределе возможного, на краю пропасти, упиваясь красотой, смешанной со страхом. Правда, подобных мгновений в нашей совместной жизни было не так уж и много - Ана ведь деловая и чрезвычайно амбициозная особа и ей редко удаётся отвлечься от работы и выкроить час-другой на развлечения, и поэтому чаще всего между нами либо висел туман равнодушного покоя, либо звенела тишина взаимного раздражения.

И всё же...

Снова мне захотелось доказать Ане, что я её не обманул. К тому же у меня появились новые доказательства, которые я считал неопровержимыми. Я не могу просто так бросить свою жену! Я должен вернуть свою будущую жизнь! Ведь я люблю Ану, несмотря ни на что люблю! Пусть вызывает полицию, но я заставлю её выслушать меня, не перебивая!

А как же та несчастная девушка? Но, постой, что плохого может с ней случиться? Я отвлёк от самоубийства эту веснушчатую дурнушку - дальше пусть идёт сама, к своему Настоящему. А моё Настоящее - в этом доме...

Я поднялся на крыльцо и нерешительно потянул руку к звонку.

- Родриго! - раздался вдруг за спиной низкий женский голос.

Я отдёрнул руку от звонка, как от ядовитой змеи, и резко обернулся: за калиткой стояла Йерма.

И в моём совсем запутавшемся мозгу вспыхнула вдруг странная, пугающая, но такая желанная мысль: «Моё Настоящее настигло меня!»

До сих пор помню яркую, ослепительную радость, разорвавшую сомнения на мелкие клочки. Я не сбежал со ступеней крыльца - я слетел с них, как... ну, пусть, не как орёл, но уж точно как голубь!

- Послушай, Родриго, - обратилась ко мне запыхавшаяся Йерма, когда я подлетел к ней, - мы же не обменялись телефонными номерами, да и адреса неплохо было бы записать... Ведь мы...

- Знаешь что, - перебил я её, - а пойдём в кафе, в «Ветку сирени», там всё и обсудим.

- Пойдём!

И мы пошли.