На праздничные выходные приятель пригласил составить компанию — собраться семьями, на уик-енд в деревне. Нас ждал старый дом в почти обезлюдевшем селении. Хозяева — родственники приятеля — давно здесь не жили постоянно. Но на выходные старались выбраться — навестить родовое гнездо, отдохнуть от города на природе, принять гостей. С зимы дом ещё не открывали, так что нам предстояло проветрить комнаты, растопить печь, чтобы можно было ночевать.
Пока взрослые обустраивались в доме, дети гурьбой носились по саду, напоминая выпущенных из клетки обезьянок. К ужину все устали — и от работы, и от игры. Ребятню даже не пришлось уговаривать укладываться спать. Взобравшись на широкую кровать, уместились все вшестером и стали возиться, как котята. В этой поездке я был с трёхлетней дочкой. Не успел улечься — Анечка с рёвом бежит ко мне — толкнули, обидели! Начала хныкать-жаловаться. Пришлось успокаивать — в городской жизни это обычно делает мама, так что мне было непросто. Увлёкшись педагогикой, я говорил-говорил дочери что-то шёпотом: сам не заметил, что Аня уже крепко спит. Прислушавшись, понял: в доме заснули все.
Видимо, существует естественный момент подсознательного спонтанного человеческого перехода ко сну. Вроде как у цветов: они коллективно закрывают свои чашечки и остаются в «спящем режиме» до первых солнечных лучей. А я за собственной болтовнёй пропустил этот волшебно-незаметный момент, и теперь — попробуй засни! Никогда не подозревал, что это бывает так трудно.
И вот я таращу глаза в полумрак и слушаю тишину. А знаете, какая тишина в деревне?! Тишина такая, что непонятные звуки, как большие рыбы, выныривают из ниоткуда, становятся огромными и совершенно не дают уснуть. Вот этот звук — дззииик-дззииик — и раз, и другой… А эти трели: тирли-тирли-тртртрллль — прямо соловей подпольный! Неужели так разговаривают мыши? А красиво, ничего не скажешь! Искусство! Праздник там у них, мышиная свадьба, что ли? А то ещё хором грянут?! Перебудят народ! Да нет, наших пушками теперь не разбудишь. Вот мне бы умудриться уснуть!.. Я уже сто раз пожалел, что приехал сюда — вот тебе и хвалёный отдых на природе — одно мучение! Вдруг стало светло — в окно выкатилась луна с лицом пророчицы Ванги. Какой тут сон?! — Ну, чего тебе? Чего? — огрызнулся я на непрошеную гостью, — Давай, пророчь, раз уж уснуть мне сегодня не судьба. Молчишь? Ну, молчи-молчи, раз и сказать тебе нечего. Молчи и слушай: у нас тут — подпольная филармония на гастролях — вишь, как шороху наводят! Занимай место в партере, хоть первом ряду: ты да я — вот и весь аншлаг.
Луна, не найдя во мне достойного собеседника, молча укатилась прочь и светила откуда-то издалека, как будто прожектор с соседней стройки. От такого освещения тени как-будто ожили. Мне стало совсем неуютно. Нахлынули странные ощущения — чем не экранизация Гоголя: шорохи, бормотание чьё-то... как будто радио… Но нет же никакого радио!.. По стене метнулся странный силуэт, отчего-то завертелась самодельная игрушка, привешенная к потолку. Такая штука, наподобие китайской «музыки ветра», только эта была беззвучной: на кольце вместо звонких трубочек на ниточках привязаны денежные купюры, скорей всего не настоящие. С чего эта воздушная карусель вертится и качается в разные стороны, как будто её кто-то специально дёргает? В доме все спят, двери и окна закрыты — никакого сквозняка... Тут стены дома стали плавно деформироваться, будто в основании их был не бревенчатый сруб, а зыбкая полужидкая масса. Казалось, от этой качки крыша элементарно съедет, и к утру над нами будет зиять дыра прямо в открытый космос... И хорошо ещё, если так! А если это будет чёрная дыра, и мы провалимся в неё без права переписки с родными и близкими, оставшимися на «том берегу» обычной земной жизни?! Эта обычная скучноватая жизнь виделась из этого кошмара совершенно доброй и прекрасной. Мне стало жутко — озноб волной прокатился по телу, перерастая в панику. В пору было заорать, перебудить всех — ну что за ёлки-палки, я же не псих, не псих я, что происходит?! Если бы не дочка — наверное, и заорал бы. Но Анечка так безмятежно посапывала во сне... И я самоотверженно молчал и сходил с ума, беззвучно ругая, проклиная, умоляя... Кого?.. Наверное, режиссёра этого мракобесия...
Трудно сказать, сколь долго это мучение продолжалось, но вымотало оно меня изрядно. Однако гораздо больше гипотетического разрушения нашего захолустного пристанища я боялся, что съедет моя родная крыша, и к утру от меня — добропорядочного семьянина и квалифицированного сотрудника уважаемой фирмы — останется законченный кретин, которого с утра пораньше отправят в дурку на карете скорой помощи. А это значительно хуже путешествия в какие бы то ни было чёрные дыры. Мне важно было понять, насколько близка и неизбежна грань гипотетического сумасшествия, и от этих размышлений я сделался не то чтобы спокойнее (увы, о спокойствии речи не шло), но удалось чуточку совладать со страхами. И я, отпустив все происходящие чудеса к Гоголю, уцепился за научное понимание мира — мой последний оплот в спонтанно трансформирующемся иррациональном бульоне. Доставая из закоулков памяти постулаты философии, физики, логики и даже начертательной геометрии, я отчасти пришёл в себя. Паника отступила, а «свято место» заняло саркастическое любопытство: ну, чем вы меня ещё удивить хотите, какую ещё 5D-кинушку покажете? Ну же?! Я весь — внимание!
И тут пришёл кот. Умостился так, что я его не видел. Только чувствую: почти невесомой лапкой перебирает мои волосы, как это делала бабушка, особенно когда я-маленький хворал. Вот так же тихо сядет в изголовье, приглаживает мои вихры и укладывает их рядком, как в песне: «волос к волосу кладёт», шепчет что-то еле слышно. И я крепко засыпал до самого утра, и выздоравливал. Бабушка мурлыкала колыбельную, здешний кот ли нашёптывал заговор мне на здоровье, но на волне этих ласковых нот мой смятенный разум незаметно успокоился, чтобы вынырнуть из приятного сновидения в доброе утро под гомон весенних птиц и нашей ребятни.
К обеду и хозяева дома подъехали. — Как вам на новом месте ночевалось? Не приснилось ли чего? — хозяйка дома, видимо, каким-то образом почуяла, что спрашивать надо именно у меня. Действительно я чем-то выделялся, или мне показалось, но некоторая сумасшедшинка с прошедшей ночи во мне осталась — я чувствовал её, но откровенничать перед новыми знакомыми и жаловаться на полтергейст не стал. А вот о диковинках решил полюбопытствовать: что это за подпольная филармония? Неужели так мыши по ночам поют? Ну, думаю, посмеются — сведу к шутке, но мне наперебой стали разъяснять, что в ночном оркестре на скрипке солировал сверчок, а искусная певунья — это жаба: она живёт под полом, по ночам выходит погулять, и песни её нежные похожи на птичьи трели. — А потом ко мне пришёл кот, — хозяева переглянулись: оказывается, в доме уже несколько лет котов не держали. — Это, наверное, наш домовуша тебя баюкал. Он очень любит, когда мы здесь собираемся — скучает без людей. А тут — столько народу сразу! Он радуется, выходит поиграть-пообщаться… Ну, и страху напустить может, если кто ему не по нраву. Тут вдруг воздушная карусель, которая ночью так перепугала меня, завертелась ни с того ни с сего, потом раскачалась из стороны в сторону, потом опять пошла кругом. — Вот, смотри, смотри! Видишь?! — хозяева развеселились, — это он, знак подаёт! Очень любит кружиться на этой карусели! Сразу полюбил, как только мы её здесь повесили: видимо, решил, что сделали специально для него. Вот так радость свою проявляет.
Я видел это. И не верил. Потому что это в моей голове не укладывалось. Фокус какой-то, шутка! Конечно же, так и есть, как же иначе — ловкая, удачная шутка хозяев!.. ...А воздушная карусель на зелёной ниточке непонятно от чего всё кружилась и ходила ходуном...
Все вышли во двор, а я, стараясь быть незамеченным, вернулся. Карусель продолжала своё непредсказуемое движение. — Ну ты и шалун, парень! — сказал я невидимому карусельщику с недовольством, — был бы ты человеком... Но ты даже не человек. — на этих словах карусель вдруг приостановилась и замерла: мне показалось, что невидимый собеседник прислушивается к сказанному. И тут возникла мысль: а в самом деле, чего я тут права качаю? Он здесь хозяин, пусть и невидимый, а я — со своими претензиями в чужой огород, свои порядки наводить... И я сменил тон: — Ну так давай, приятель, познакомимся при свете дня! Меня Саней зовут. Я — мирный гость. А тебя как величать? — Федот, — я вздрогнул от неожиданности и резко обернулся, услыхав откуда-то сзади мальчишеский голос, вполне реальный. В дверях стоял хозяйский сынишка: — Он на Федота откликается. Помириться догадались, дядя Саша — это правильно. С Федотом лучше по-доброму. Он у нас такой... — мальчишка взял мяч и убежал к детворе. А я остался, желая насколько возможно вежливо завершить разговор: — Ну, спасибо тебе, Федот, за креативное гостеприимство! Удивить ты меня сумел! Будь здоров! Пойду я к своим — к людям, наши человеческие дела делать. А тебе — счастливо оставаться, — и поклонился в пояс. Неподвижная карусель вдруг снова ожила: денежки вспорхнули на миг и повисли, как будто ничего и не было. Я понял, что «разговор окончен». Солнечная реальность дня растворила все ночные миражи: на расстоянии они казались не страшными, но забавными, "киношными". А вопрос: как такое может быть на самом деле? — остался. Дай, думаю, опишу своё приключение — на память.
