Ноябрь так переменчив – то играет низкими лучами по редкой листве на деревьях, то хнычет монотонным дождём. По ночам изморозью оседает на зелёной траве, а днём всё сильнее пронизывает холодным ветром, гоняя вдоль дорог пожухлые листья.

И надо же было сторожевой собаке ощениться именно в такую пору, под зиму! Она предусмотрительно облюбовала укромное местечко под гаражной будкой, где её никто не увидит. А в середине ноября на дорогу садового кооператива стали выбегать пушистые комочки, жалобным писком встречая редких прохожих. А тут еще сторож Васильич, проходя мимо, рассказывает об ужасах надвигающейся зимы. Взяла я одного, чёрненького, на руки, а он чуть больше ладони и мордочкой в тепло тычется. Ну как тут сердцу не дрогнуть! Забрала с собой в город на зимовку, не представляя, что ожидает меня зима по имени Дик.



Дитё, хоть и собачье! И нужны ему забота, ласка, игрушки и лакомства. Зато насколько теплее становилось на душе от его непоседливой кутерьмы, удивления и веселья.

За зиму Дик вырос в красивого молодого пса с длинной вьющейся на холке блестящей шерстью и пытливыми глазами. Было в нём море любопытства, своенравие, и какая-то бьющая фонтаном радость, заряжавшая всех окружающие. Нет – лаять он, конечно, тоже умел, чему мы были приятно удивлены, когда к нам в квартиру пришли сантехники. Откуда он знал, что ему надо защищать нас от чужаков, если никто его этому не учил?! – одна из загадок, приходящих на ум при наблюдении за собакой.

Наконец, пришла весна, и мы с подросшим Диком вернулись на дачу. Не знаю, кто из нас был больше рад возвращению, но Дик был счастлив безмерно. Он носился по саду и по лужайкам, гонялся за птицами, рылся в земле. А когда в гости к нам наведались его подросшие собратья, то началась просто эйфория щенячьего общения – с играми, переходящими в небольшие потасовки, зачинщиком которых был, конечно, Дик.

Я же поспешила взрыхлить небольшую грядку и посеять салаты, шпинат и петрушку. Земля после зимы еще мокрая, слежавшаяся, а моя грядка подсохла на солнышке и выделялась светлым пятном на общем темном фоне.
– Буду с ранней зеленью! – радовалась я своей сметливости.
Но на следующее утро меня ждала удручающая картина – вся моя грядка была перерыта, посредине яма, земля разбросана на все четыре стороны. Помощник поработал! Ну что ж – сама виновата. Быть сторожем для собаки – дело привычное, а вот ходить по дорожкам и не рыться в огороде, как хозяйка – этому надо было Дика научить. Умел бы говорить, парировал бы – ты же мне об этом не говорила! Подвела к перерытой грядке, объяснила – понял и больше так не делал.

Летом на даче проявился еще один удивительный талант Дика. Открылся он совершенно случайно. Погостить на дачу приехал мой старый друг с внучкой Даней. Девочка обучалась игре на блокфлейте и мы организовали на открытой террасе небольшой концерт. С серьезностью взрослого музыканта Даня перебирала пальчиками по флейте, издававшей незамысловатую, но чарующую мелодию, так гармонично вплетающуюся в нашу дачную пастораль. И тут к выступлению присоединился наблюдавший за нами Дик. Сидя на задних лапах и высоко задрав голову к небу, пёс начал издавать протяжные завывающие звуки. Но это был не тот пугающий, скребущий по сердцу вой собаки, который она издаёт слыша звонок мобильного, и не ночной тоскливый вой, похожий на крик собачьей души. Это было завывание, наполненное приятными эмоциями грусти – Дик сопереживал и подпевал Дане. Все рассмеялись. Это сразу смутило артиста, и он убежал со сцены, а зрителям стало немного стыдно за непонимание и проявленную к собачьим чувствам бестактность.
Это событие лишний раз утвердило меня во мнении, что у собаки тоже есть душа, и у каждой собаки она своя, как и у людей. У нас сложилось такое взаимопонимание с Диком, что порою мне казалось, он сейчас заговорит, но и без слов я его отлично понимала. Может быть, баловала, предоставляя полную дачную свободу, конечно, в рамках дозволенного.

Однажды мне понадобилось уехать в город на сутки. Поручив соседке кормить Дика, я отправилась в деревню, на автобус. Но город имеет свойство затягивать щупальцами проблем и крепко удерживать, не отпуская. Вот и в тот раз вырваться удалось только на вторые сутки. Когда я стала приближаться к нашей даче, навстречу мне выбежал Дик. Сказать «обрадованный» – ничего не сказать. Он прыгал на меня и кружился вокруг, издавал радостный визг, старался дотянуться и лизнуть мне нос и щеки. Я обнимала его, чувствуя, как сильно и часто бьётся его сердце. Взявшись за руки-лапы, мы кружились с ним в танце. А потом он снова прыгал вокруг, словно переполнявшая радость несла его в полёт.

Я отомкнула дверь, и мы вошли в кухню. После угощения Дик сидел напротив и сияющими преданными глазами смотрел на свою хозяйку. Так хотелось рассказать друг другу о том, что скучали и что теперь хорошо вместе. И тогда я достала флейту и тихонько заиграла, а Дик стал мне подпевать. И в его пении было даже больше чувства, чем в моей мелодии. И я подумала, что так предано и безоглядно может любить только собака.