Лена и Вадик заблудились в лесу. В густом, страшном, сказочном, ничуть не похожем на обычное редколесье средней полосы. А начиналось все безобидно. Ранним воскресным утром молодые люди отправились в гости к родной тете Вадика, жившей в поселке городского типа в двух часах езды от города. Дорога шла то полями, то мимо небольших живописных деревушек, извилистая и узкая, как русло горной реки. В автобусе было жарко. Вдобавок ребята сели по глупости на солнечную сторону, и яркие полосы света били в глаза, вынуждая крутить головой и жмуриться. От духоты и постоянного мотания из стороны в сторону обоих разморило. Они задремали — Лена, привалившись к оконному стеклу, теплому и пыльному, а Вадик, положив голову ей на плечо. Очнулись резко, услышав, как водитель объявляет их остановку - «Подосинки» - и, схватив рюкзаки, бросились к выходу. Мало что понимая спросонья, ребята выскочили из автобуса и только потом огляделись. По обеим сторонам дороги стеной вздымался лес. Не светлый, березовый, а дремучий и темный ельник. Старые разлапистые деревья с покрытыми мхом стволами, колкий еловый подлесок, и — ни одного просвета, никаких признаков человеческого жилья.
- Странно, - сказал Вадик. - Это не «Подосинки». Мы явно не там сошли.
- Давай пройдем вперед по дороге, - предложила Лена.
- Ну, конечно, а что нам еще остается. Но все равно — странно.
Он в недоумении озирался, не узнавая знакомые места. Черные, как грозовые тучи, кроны смыкались в вышине, заслоняя солнце, отчего внизу царил тревожный полумрак. Чем дальше ребята шли, тем становилось темнее, как будто среди ясного утра на них опустилась ночь. Темнота маской облепила их лица. Дорога, как атласная лента, выскользнула из-под ног, растворившись во мху и сплетении корней. Кажется, много часов прошло, а может, и дней с тех пор, как они сошли с автобуса. Время остановилось.
- Это сон, - дрожащим голосом произнесла Лена. - Мы оба спим и не можем проснуться, и видим один и тот же кошмар.
- Не надейся, - буркнул Вадик. - Что я, по-твоему, сон от яви не отличу? Это твой дурацкий блогер наколдовал. Не узнаешь, где мы? Зачем только я тебя послушал?
- Какой дурацкий блогер? Вадь, ты о чем? - удивилась Лена.
Но она уже вспомнила. Был в сети такой человечек с мультяшной аватаркой, то ли взрослый, то ли подросток, никто его лично не знал. Он редактировал в фотошопе присланные фото, снабжая их идиотскими подписями. Иногда получалось смешно. Вот Лена и предложила отправить ему их с Вадиком селфи на фоне кампуса, с припиской: «Сделай, как будто мы в лесу». Зачем? Да так... Дурачилась просто. Она и лес-то не любила. Вечно там то колючки, то клещи. Вадику идея понравилась, и фотографию послали. Через несколько дней она появилась в блоге, а рядом — отфотошопленный вариант. Они стоят, окруженные непроглядной чернотой, в которой едва угадывается гигантская еловая лапа. Их волосы перевиты цветами и травой, руки сомкнуты, а над головами неподвижно застыла в зените яркая зеленая звезда. И глумливая подпись: «Поздравляю, вы в лесу. Выхода отсюда — нет. Вывести вас может только путеводная звезда, но не советую на нее смотреть. Она цепляет взгляд, как крючком, и будет водить до тех пор, пока полностью не ослепит». Вадик и Лена натянуто посмеялись. Даже для шутки это было слишком глупо.
И вот, не прошло и пары дней, и они блуждают в чащобе, в кромешной тьме, без дороги и надежды ее найти. Если это совпадение — то страшное. Если колдовство — то что можно сделать против колдовства?
- Давай не будем сходить с ума, - жалобно сказала Лена, проводя ладонью по волосам, спутанным и полным еловых иголок.
Ее рука наткнулась на длинные стебли. Мять цветы — все равно что ломать крылья бабочкам. Их едва замечаешь. Только странное, почти нереальное ощущение в пальцах и смутная боль в сердце.
- Нет выхода... Выхода — нет, - бубнил Вадик. - Мы никогда отсюда не выберемся. Я больше никогда не увижу маму. Она не переживет, если я пропаду... моя мама. У нее — давление.
- Да погоди ты, Вадь. Хватит нудеть. Надо осмотреть стволы. С какой стороны мох — там север. Мы с тобой ходим кругами, потому что в лесу трудно держать направление. Но если все время идти на север или, наоборот, на юг — обязательно куда-нибудь выйдем.
Она внимательно ощупала ближайший еловый ствол. Потом — другой. Мох был со всех сторон.
И воссияла зеленая звезда. Ее блики, острые, как ножи, упали на рыжую хвойную подстилку и на черные ветки, и на рогатые, похожие на чудищ коряги, осветили высокие, в полчеловеческого роста пни. Она и сама казалась острой и твердой, словно металлической, и притягивала взор, как огромный неземной магнит. Лена посмотрела — и точно прилипла взглядом. Она чувствовала себя марионеткой на веревочке. Не видела ничего, кроме жесткого изумрудного света, и в то же время — видела все вокруг. И волшебный лес, и деревья, укутанные лишайниками, как махровыми полотенцами, и Вадика с лицом серым от страха и крепко зажмуренными глазами. Он судорожно цеплялся за рукав подруги, как за спасательный круг.
- Лен... ты на нее смотришь?
- Да.
- Я... знаешь, я лучше не буду смотреть. Ты же меня выведешь? Понимаешь... если мы оба ослепнем, то как мы сможем жить дальше? Два инвалида... мы ведь не выживем. Кто будет зарабатывать деньги? На пенсию сейчас только впроголодь... И вообще, ты представляешь себе, что такое два слепых человека? Мы же совершенно беспомощными станем... Ты все равно у нее на крючке, а я еще могу спастись. Лена, любимая... Ты только меня выведи, а я о тебе позабочусь. Я о тебе заботиться буду до конца своих дней.
- О, Господи, Вадь, помолчи!
Жгучая обида окатила сердце. Нет, это зеленая звезда вцепилась в него — досадой, гневом, презрением. Осветила каждый темный уголок и выпустила наружу все тени. Изумрудным лезвием вскрыла в душе огромный нарыв.
Вадик всегда прятался за ее спину, поняла вдруг Лена. Независимый и гордый внешне, на самом деле он ходил за ней, как цыпленок за наседкой, ожидая поддержки и помощи. Она вспомнила, как билась за него в деканате, когда из-за трех двоек на экзаменах Вадика хотели отчислить из института. И как звонила ночью его маме, когда любимого развезло после вечеринки и пришлось везти его к себе, в общагу. И как после третьего курса они вдвоем поехали отдыхать на море. Со съемной квартирой вышло недоразумение — их не хотели заселять. Лена сперва ругалась с хозяйкой, потом бегала по знойному южному городу — искала другое жилье, и ведь нашла. А Вадик все это время сидел в тенечке и сторожил сумки.
А теперь она выведет его из леса и ослепнет, а он будет радоваться солнцу и жизни. И, наверное, бросит Лену. Зачем ему девушка-инвалид?
Изумрудная горечь обжигала горло и стекала в желудок, в сердце, проникала в кровь. Зеленая звезда плыла по небу, и Лена, как заводная кукла, послушно переставляла ноги, следуя за ней. Хотелось закричать Вадику:
- Открой глаза, помоги мне идти! Давай разделим одну судьбу!
Но она только крепче стискивала зубы, продолжая тащить его на буксире.
Они шли и шли. Еловые ветки хлестали Лену по лицу, раздирали в кровь руки, а зеленая ненависть выжигала ее изнутри. Безвольно мотался позади Вадик, такой же окровавленный, дрожащий и беспомощный, как новорожденный щенок. Они не сразу заметили, как дорога снова легла под ноги, и расступился лес, выпустив из черного кокона плененное солнце.
Ребята стояли, растерянные, на обочине шоссе, щурясь на яркую вывеску «Подосинки» и с трудом осознавая, что с ними произошло. И в первые минуты Лена не могла думать ни о чем другом, кроме того, что изумрудное светило погасло, а она видит... Видит! Пусть и в сером цвете, сквозь мутную тоскливую пелену, и в груди словно болтается холодная головешка, а на щеках горят свежие царапины.
За ее рукав еще цеплялся любимый когда-то парень. Смотрел благодарно и печально... не вызывая больше в сердце ни тепла, ни жалости, ни привычного трепета, ни даже слабого шевеления. И тогда Лена поняла, что ослепнуть могут не только глаза.