I

Давно миновав Анемодулий, они шли в сторону Золотых ворот, а мимо мелькали облицованные камнем солнечные улочки, оживлённые утренней суетой. Прогремела гружёная ячменём подвода, разнося сладковатый запах. Упитанный макелларий погнал на рынок маленькое стадо баранов; те разбредались по дороге, поднимая пыль. Скромно одетая женщина с кувшином оливкового масла на плече, переждав неторопливое шествие, пересекла улицу и скрылась во дворе, где между красными черепицами двухэтажного дома и низеньких пристроек виднелись ветви, усеянные ранним инжиром и спелой черешней.

Старший, выглядевший издали как древнегреческий мудрец, не обращая внимания на происходящее вокруг, всё говорил, важно покачивая начавшей седеть головой, поглаживая несуществующую бороду. Шагавший по пятам юнец, слегка растерявший во время перипатетики большую часть присущей ему надменности, давно уже устал от бесконечных слов и практически не слушал, изредка отвечая невпопад, уныло следуя за ментором как на Голгофу.

Некоторое время двоице сопутствовал босоногий путник на ослике, чем-то напоминавший плута-бродягу из арабских сказок. Благодаря доносившимся до голяка отголоскам разговора тот поневоле услыхал, что старшего зовут Василий, а молодого – Роман. Однако, это ни о чём ему не говорило. Так что, когда на одном из перекрёстков, желая отдалиться от лишнего шума, собеседники свернули, голодранец, подогнав ишака палкой, поскорее продолжил свою путь-дорожку и уже к следующему перекрёстку имена их позабыл напрочь.

Пока прогуливались, местность поредела, вместо прямых улиц возникли тесные кривые переулки. Замаячили дома, один убогее другого. Единственным украшением замшелых дворов служили затмившие стены виноградные лозы, заросли дикого хмеля да разросшиеся кипарисы у оград.

Неожиданно для самих себя путники вышли к заливу.

Несколько пальм вдоль берега, колючие кусты. Короткий причал, где пара оборванцев чинила сети, а ещё один, сидя на корточках около тумбы, лениво наблюдал, как работают товарищи.

Чайки зависали в воздухе, бравируя на встречном ветру. Плескались волны. Вяло поскрипывали стоявшие на приколе рыбацкие лодки. Пахло морской водой и гнилой древесиной. Фелука, покачивая посеревшим от грязи треугольным парусом, спешно отдалялась от суши.

Василий зашёл в наставническом раже так далеко, что завёл юношу на задворки Константинополя, в натуральные трущобы.

- Зайдём сюда, молодой владыка, – оказавшись рядом с ветхим трактиром, предложил он, – выпьем прохладительного. Жарко сегодня.

Роману, мечтавшему от нотаций поскорее отделаться, всё же не оставалось ничего другого, как согласиться.

Забегаловка мало чем отличалась от множества подобных, разбросанных по бедняцким кварталам, разве что полной безлюдностью. Внутри пристальцев ожидали сумрак, тишина, сырость, запустение. Испещрённые трещинами столы, отполированные годами лавки, дряхлые табуреты. Обветшалый потолок напрочь закоптел. Помещение давно требовало ремонта.

Под потолком висела большая масляная лампа, но в раннее время её не зажигали. Тут явно не ожидали гостей поутру.

В общем, полная противоположность дворцовой столовой. От подобного хлева стоило ожидать лишь самой худой библейской трапезы.

- Эй, кабатчик! – крикнул Василий в тёмный дальний угол таким тоном, будто вовсе и не чаял дождаться ответа.

Но вопреки сомнению в голосе, на зов явились. Причём никакой не кабатчик, а совсем молоденькая девица.

Одета она была бесхитростно: туника с длинным рукавом, а поверх - простенькая безрукавка-далматика, подпоясанная алым кушаком и едва украшенная по краям незатейливой вышивкой; да ещё узкий замасленный хозяйственный передник.

- Нам бы жажду утолить, – увидев перед собой девчонку, смягчился мужчина.

- Вынести вам «Мареотик»? – услужливо спросила она.

Роман, услышав пленительный голос, окинул девушку заинтересованным взглядом. Лицо, отвёрнутое от него, пребывало в тени и виднелось не чётко. Зато волосы сразу привлекали внимание: пышные, янтарные, блестящие; непокрытые, собранные в высокую причёску, пронизанные яркой лентой.

Василий, прерывая наблюдения юноши, громко посетовал:

- Получше есть что?

- Тогда «Нама».

- Другое дело!

Воодушевлённый грядущей выпивкой, ожидая, пока принесут напиток, он обратился к воспитаннику.

- Поведаю тебе ещё случай. Выслушай внимательно, Роман.

Юноша, голова которого напрочь опухла от всевозможных нравоучений, лишь устало кивнул. Таково выпало наказание, и ему ничего не оставалось, кроме как испить его до дна.

- Одна женщина, царица, носившая, словно в насмешку судьбы, имя Ариадны, выведшей, как всем известно, Тесея, благодаря клубку нитей, из лабиринта, составила вокруг своего венценосного супруга такой клубок, такие сети свила, что… – сюжет Василий развивал долго и сумбурно. Юноше всё хотелось, чтобы он поскорее завершил пролог и перешёл к сути, но педант никак не мог разделаться с предысторией. Наконец, подытожил. – Желая править в одиночку, она отдала приказ похоронить императора заживо.

Роману не раз приходилось слышать эту байку, так что картина живо всплыла в воображении.

Вот солдаты — стоят с каменными лицами, делая вид будто они глухи, немы и слепы. Тут же распорядитель похорон — трусливо таращится по сторонам, поглядывая то в сторону помпезного гроба, из которого неожиданно стали доноситься душераздирающие крики, то на солдат, то на правительницу. Попы и отпевалы испугано крестятся. Остолбеневшие от ужаса копальщики, с заступами в руках, неуверенно переглядываются между собой.

Во главе процессии — царица. Непревзойдённая актриса, облачённая в пышные траурные одежды, окружённая плакальщицами да прочими скорбящими царедворцами. Властная и прекрасная, способная одним лишь кратким мановением руки прекратить этот кошмарный балаган.

Но теперь она растеряна. Медлит, сомневается, нервно покусывает губы.

Летят мгновения. И вот, когда ожидание становится совершенно невыносимым; когда самые слабонервные из присутствующих готовы закатить истерику, вспыхнуть, взбунтоваться, а царица - отдать спасительный приказ… в гробу наступает правильная, приличествующая случаю тишина.

Тогда, издав приглушенный всхлип, скорбящая вдова слабо взмахивает платочком, повелевая продолжить погребение. Обессиленную от горя деспину спешно уводят под руки чуткие придворные, чтобы поскорее препроводить в дворцовые палаты. Где её ждёт страстный любовник-раб, единственно способный исцелить своей неиссякаемой лаской бездонные душевные женские раны.

Девчонка-трактирщица, стараясь оставаться незаметной, с любопытством прислушиваясь к занимательной истории, довольно проворно меж тем обслуживала гостей. Вскоре на столе возникло и вино, и закуска.

Роман, мысленно погруженный в перипетии доисторической интриги, продолжал за служанкой исподтишка наблюдать.

Грубые одежды, перепачканный передник. Полное отсутствие украшений и косметики. Всё это мало прельщало, являлось не тем, к чему он привык. Даже самые дешёвые гетеры из лупанариев пятого холма выглядели куда более прельстительно. Однако… Тусклое помещение не позволяло толком разглядеть малейшие чёрточки её лица, но чем-то оно привлекало.

Что до вдругорядь прослушанной притчи то, как пришлось убедиться Роману, воображение сыграло с ним злую шутку. В действительности всё произошло совершенно иначе. Не было на самом деле никаких копальщиков с заступами, да и быть не могло, ведь императора, в отличии от простонародья, погребли не в кладбищенской земле, а в усыпальнице, где он, собственно, и задохнулся. Да и жена, пресловутая Ариадна, когда «труп» принялся голосить, находилась совершенно в другом месте.

Впрочем, чёрт его знает, как оно всё стряслось на самом деле. Подробности ведь скрыты туманом столетий, а у каждого из рассказчиков существует собственная, самая правдивая, версия событий. Матфей, Марк, Лука, Иоанн, Фома... Иуда и прочая — не дадут соврать.

Хотя сути это не меняло. А суть в том, что пьяного деспота выдали за покойника и саркофаг взломали слишком поздно, скорее для проформы. Лишь тогда, когда уверились - властелин действительно мертвее мёртвого.

Но что означала сия притча для минивасилевса, какую мудрую мысль пытался передать Роману наставник, о чём хотел поведать?

Поздно кричать, когда тебя уже похоронили? О врождённом женском коварстве? Либо о девичьем непостоянстве? Хмм… Может, о том, что власть требует жертв? Что ещё?! Коли затеял дело, так доведи до конца? Избегай наслаждений, чтобы не попасть, как птица в тенета? Наихудшие враги человека - домашние его?

Юноша терялся в догадках. Вопросы, вопросы... Праздных басен Василий не жаловал, предпочитал всё больше со смыслом. Но как Роман ни ломал голову, так ни к чему и не пришёл. Хотя соглашался признать, что история яркая и в чём-то поучительная.

Прислужница продолжала крутиться около посетителей, то протирая близлежащие столы, то подливая в бокалы вино, то подменяя едва затронутые пищей тарелки чистыми, на дне которых привольно плескались нарисованные рыбы и птицы.

Пока Василий, развивая аллегорию, настороженно принюхивался к каждому следующему бокалу вина и опасливо пробовал содержимое на вкус, будто ему на сей раз подлили какой-то другой напиток, а не тот же, что и прежде, Роман продолжал удивляться нараставшему внутри приятному волнению.

Казалось бы, типичная портовая девица. Ничего соблазнительного не могло быть в столь излишней простоте и безыскусности. Но вот же тебе! Мрелось в ней нечто притягательное.

Из-под полы туники выглядывали грязные, продетые сквозь тонюсенький ремешок сандалий, пальчики. Махонькие, пухленькие, озорные. Отчего-то сразу захотелось попробовать их на зубок, прикусить подушечку каждого, словно ту виноградинку. Ощутить во рту лакомый девичий вкус. А затем, отдавшись сладкому безумию, зацеловать её всю, до беспамятства.

От дразнящих мыслей Роман поневоле улыбнулся.

- Принеси что ли огня! – внезапно распорядился Василий, – Темно тут у вас.

Тут же посреди тарелок объявился керамический масляный светильник. Лихо ударив кресалом о кремень, специально припрятанными в кожаной сумочке под передником, служанка выбила над столом короткий сноп искр. Язычок пламени мгновенно вспыхнул из носика лампы.

Удовлетворённая собственной резвостью, она окинула гостей ликующим взглядом. По-видимому, не всегда получалось зажечь огонь с первого раза.

В тот миг, когда сияние целиком облило склонившееся над лампой лицо служанки, словно зафиксировав само мгновение её маленького триумфа, Роман окончательно прозрел.

Полутьма взметнулась и опустилась светом. Вспыхнувший огонёк на миг смешал блеск и тень на лице девушки, на мгновение исказив его. Оно вдруг приняло странное, чуть уродливое выражение.

Однако если вникнуть, ничего уродливого в нем не было. Наоборот, лицо оказалось наполнено дивной, слегка дисгармоничной, но возвышенной красотой.

На одно краткое мгновение Роман будто узрел девушку обнажённой, объятой пламенем экстаза, охваченной аурой потустороннего, дьявольского огня. Видение было слишком целостно, слишком прельстительно, он не мог не поддаться его искушающему влиянию.

Где были его глаза, отчего он сразу не разглядел этой бесподобной прелести? Василий, похоже, тоже ощутил нечто подобное… в своём роде.

- Как тебя зовут, доченька? – толком рассмотрев служанку, по-старчески причмокивая, поинтересовался он.

- Анастасия, – мягко ответила она, прилежно склоняя голову.

Василию этого было достаточно, он с удовольствием вернулся к вину. Лишь юноша заметил - в реверансе девушки не было на самом деле ничего покорного. Она просто следовала традиции: «пред высшим наклоняй твою голову». Но глаза её, затянутые тонкой паволокой, направленные в миг проявления любезности прямо на Романа, выражали совершенно другую, много более дерзкую мысль.

Взгляд этот проник в самое сердце юноши, найдя там соответствующий отклик. А случайное выражение лица, которое прежде привиделось Роману, столь чётко запечатлелось в сознании, что юноше захотелось повторить видение ещё раз, только уже в реальности. Воплотить вживую тот сладостный миг, когда в его объятиях, как бы вновь оказавшись на грани тьмы и света, Анастасия воссияет столь же ярко. Нет, ещё ярче.

Но пока что, с неудовольствием вспомнил юноша, он здесь не в собственной власти, слишком зависим от посторонних. Эмоции при Василии приходилось сдерживать, чувства утаивать.

После яркого запала, огонёк, сразу уменьшив горение, крохотной живинкой заплясал на носике лампы, лишь едва озаряя ближние пределы, создавая впечатление, будто остальная часть помещения окутана первозданной тьмой.

Девушка, словно придерживаясь определённой линии поведения, подливая вино в бокалы, как бы случайно зацепила руку юноши.

Всё внутри Романа затрепетало. Запястье, ощутившее нежное поглаживание, чуть не задрожало предательски. Но не дело владыке проявлять волнение от первого попавшегося женского прикосновения. Ему удалось обуздать себя, сделать вид будто ничего не замечает. Однако, стоило Анастасии убрать руку, скрытно последовал за ней и поймал под столом. Охватил тёплую ладонь девушки, чуть прижал тонкие субтильные пальчики.

Теперь настала её очередь вспыхнуть. Пусть именно этого она и добивалась, но получив столь откровенный ответ - не сумела сдержать эмоций. Поспешно вырвавшись, Анастасия поскорее скрылась в хозяйственной части помещения.

Роман проводил девицу долгим взглядом. Пытаясь угадать по виду сзади истинные формы её тела, скрадываемые одеждами.

- Что ж, пойдём, – сказал Василий, заметив наконец повышенное внимание, которое юноша адресовал служанке, явно пренебрегая его дельными историями. – Проводишь меня до рыночной площади, там и расстанемся.

- На свиной или скотный? – с ухмылкой поинтересовался юноша, вновь обретая воодушевление и смелость.

Подвыпивший Василий, по-видимому, не уловил иронии.

- На Форум! – провозгласил он, резким тоном всё объясняя.

- Дальняя дорога…

II

Как заранее условились, товарищ ждал его посреди рыночной площади на верхних ступенях Константиновой колонны. Точнее, заждался.

- Мы же договаривались встретиться под утренний колокольный звон, – чуть обиженно воскликнул, вместо приветствия, щегольски одетый толстячок.

- Меня задержали, – холодно ответствовал Роман, оглядывая переполненную толкучку, cмеряя взглядом разношёрстную публику. Всех этих лавочников, мясников, рыботорговцев, хлебопёков, виноделов, свечников, кожевников, торговцев шёлком, ювелиров. Ремесленников и их учеников. Борзописцев, риторов, историков, чудных энциклопедистов в тогах; студентов. Матросов, воинов, солдат. Священников, монахов, иных церковников. Непривычно ряженных представителей иностранных дворов. Ромеев, греков, арабов, хазар, армян, болгар, русичей... прочих варваров. Мимов и скоморохов, прорицателей и магов; гадалок. Игроков в тавли. Богачей. Бедняков. Крестьян, подёнщиков, рабов; презренных попрошаек.

Как тараканы сбежались они на рыночную площадь, ибо каждому нужно что-то есть, а заодно возникала возможность с кем-то посудачить.

Роскошь и нищета соприкасались тут повсюду, но какое дело Роману было в сей миг до собственных подданных? Юношу интересовало совершенно другое: водрузить бы трофей, да поскорее.

- Но, всё-таки!..

- Хоть ты не нуди, Дамиан. Тяжёлое выдалось утро.

- Да уж, видел, как вы прощались, – сразу переменил товарищ тон. – Что этот пресный старик вообще делал в твоей компании?

- Выполнял свои прямые обязанности. Ведь он не только паракимомен, глава сената, церемониймейстер, но и, – Роман раздражённо ткнул пальцем вверх, – великий наставник!

- Господи, сколькими чинами обладает это ничтожное существо.

- Отец его ценит. Ведь пока он занимается своими научными изысканиями, Ноф правит империей. Впрочем, – с содроганием перебрав в памяти все прослушанные утром сюжетцы, докончил мысль Роман, – они друг друга стоят.

- Но как случилось, что этот достославный, обременённый столь важными делами человек снизошёл сегодня до тебя, помешав нам вовремя свидеться?

- Похоже, одно из наших маленьких приключений получило излишнюю огласку, – тяжело вздохнул Роман. – Вероятно, какие-то слухи дошли до дворца и... вот.

- Ясно, – Дамиан тоскливо спародировал пафосный тон Василия. – Император - не только верховный главнокомандующий, законодатель и судья в одном лице. Он также покровитель церкви, ревнитель веры. Помазанник Божий, рождённый служить посредником между замыслами небесными и делами земными, а не для того, чтобы устраивать с дружками пьяные оргии по ночам.

- Вот-вот! Если бы только Ноф умел изъясняться так же естественно… Старик же всё юлит, вечно заходит издали.

- Интересно, куда теперь направился этот бурдюк? – вопросил Дамиан, глядя на удалявшегося сквозь толпу, заметно пошатывавшегося, главу сената.

- Почём мне знать? Верно, в купальни. Одно важное государственное дело сделано, отчего бы не отдохнуть опосля? Хотя... у него везде дела и шпионы повсюду. Впрочем, не важно. Главное другое. Пока он пытался провести меня по всем злачным местам и потыкать мордочкой в каждое, как нашкодившего котёнка, случайно открыл нечто особенное. Право, настоящее сокровище!

- Неужто? – слегка оживился товарищ. – Я весь во внимании!

- Погоди, скоро сам всё увидишь. А ты, кстати, чего так печален? Выглядишь прямо как жалкий мим. Солнце притомило? Пекло сегодня...

- Дело не в зное, – виновато развёл руками Дамиан. – Точнее не только в нём. Просто, я голоден.

- Это не новость, – отмахнулся Роман, порываясь отправиться в путь. – Ты вечно голоден.

- Но, ты не понимаешь! – прозвучал жалобный ответ. – Я ничего не ел со вчерашнего обеда.

Пришёл черёд Роману удивиться.

- Как так? Ты же всё утро проторчал посреди рынка. Неужели не соблазнился изобилием здешних яств, всеми этими ароматами? Ведь только руку протяни. Кстати, дружище, почему от тебя так разит вином?..

- Это, наверное, после вчерашнего, – выкрутился Дамиан. – И потом, я заявлял, что ничего не ел, но не утверждал, будто ничего не пил! А что касается завтрака — так я ждал тебя. Думал мы вместе чего-нибудь перекусим.

- Перекусим? Спасибо, я сыт. Наелся досужими баснями. Ладно, хватит болтать. Поспешим.

Роман принялся суетливо продираться сквозь толпу. Пытаясь нигде не застрять, поскорее миновать многочисленные лавки и мелкие мастерские. Видно, надеясь умчать от назойливой повседневности в такое место, где осуществляются фантазии.

Но реальность каждый миг нагоняла его. Окрест толкались и шумели люди. Мычали, тащившие свои неподъёмные грузы, быки. Перепугано визжали свиньи. Обречённо блеяли подвешенные для убоя овцы. Собаки путались под ногами.

- Сыт? А у меня выдалось постное утро, – продолжал плакаться Дамиан, семеня следом. – Может, задержимся тут хоть на немного? Ты только погляди, какие тучные тунцы у того торговца! Особенно вот этот, прошу тебя, владыка, присмотрись. Видел ты когда-нибудь настолько великолепного тунца? Целый легион можно накормить разом. Сколько за него, хозяин? – на ходу поинтересовался он.

- Десять оболов.

- Красота! Дружище, стой, погоди. Каких-то несчастных десять оболов. Это же считай бесплатно!

- Зачем нам такая рыбина? – сбавляя шаг, озадачился Роман.

- Как зачем? Мы обглодаем её до костей, а хвостом станем хлопать по ляжкам благородных девиц.

- Боже, это какой-то позор! – немедля бросился в бег Роман. – Прошу тебя, избавь в дальнейшем мои уши от столь низких, пошлых речей.

- Но ты сам недавно предлагал так поступить, – невинно заметил товарищ.

- Что за глупости ты несёшь? – замедлился потрясённый василевс. – К чему этот вздор? Когда я вообще мог подобное сказать?!

- Не далее, как вчера вечером… Когда мы пили, не имея чем закусить, помнишь? Изящные восточные красотки исполняли в тот миг свои чудесные бандари, виляя перед нами роскошными… кхм… Вот тогда и предложил.

- Дамиан, ты бредишь, – строго оборвал Роман, твёрдо намереваясь вырваться всё-таки с территории рынка. – Голод и жара, по-видимому, плохо влияют на твою бедную голову.

- Просто сегодня утром кое-кого похоже подменили, – пробурчал в ответ товарищ.

- Ладно, хватит паясничать. Давай живее. В рыбацких кварталах тунцы посочнее будут и, главное, с пылу, с жару... Да ещё гарнир соусом приправят. Ты, помнится, предпочитаешь гарум?

- Острый гарум, цезарь. Исключительно острый! И здесь нам тоже могут всё мигом приготовить!

- Лучше поторопимся. Обещаю, тебя вскоре накормят и напоют. Останешься доволен. Помнишь ту персидскую сказку об изобильной пещере? Представь, что мы направляемся прямиком к ней.

- Да, но всё-таки. Можно мне что-нибудь съесть? Вот, хотя бы...

Дамиан задержался около лавки, набитой тёплыми душистыми хлебцами. Окинул прожорливым взглядом притиснутые друг к другу караваи, булки, лепёшки.

- Ах, как вкусно пахнет! – при этих словах, он схватил с прилавка первую попавшуюся под руки подгорелую буханку и, смачно хрустнув, торопливо от неё откусил.

- Эй-эй! – воскликнул торговец, поражённый столь небывалой наглостью.

Роман в свою очередь посмотрел на товарища с неудовольствием.

- Ах, да! – Дамиан, уплетая сдобу, небрежно отсчитал манкипу три медяка. Затем задумчиво накинул две монетки сверху и разжился ещё парой пышных лепёшек.

Пока Роман нетерпеливо дожидался ненасытного товарища, Форум стал помалу затихать. Разговоры вокруг неожиданно смолкли, даже животные, кажется, чуточку угомонились.

На площадь, в окружении конвоиров, вывели обездоленного доходягу в колодках.

- О, вот и зрелищ подвезли! – воскликнул Дамиан, жуя свой хлеб. – Похоже, наказание палками. Давай забьёмся, сколько ударов он выдержит?

- Нет времени!

Друзья, наконец, ускользнули с рынка, оставляя возможность многоликой толпе наслаждаться экзекуцией и держать всевозможные пари, громко отсчитывая каждый удар вслух.

- Слышал ты этого пекаря? – лакомясь булкой и нагоняя василевса, воодушевлённо вспомнил Дамиан. – Эй-эй! Вот, болван!

- Однако если бы ты не расплатился, – досадовал Роман, думая о возможной задержке, – он позвал бы стражу, и мы могли попасть в дурацкое положение.

- Ладно тебе, – надулся Дамиан. – Я же расплатился.

- Ну, хоть в этот раз!..

Хотя голос Романа, при последней тираде, прозвучал излишне саркастически, товарищ не стал больше притворно обижаться — первый голод утолён, наступила минутка окрылённости, тем паче, что тяга ко всяческим проделкам и приключениям являлась общей чертой друзей. А умяв на ходу последнюю лепёшку и ещё более насытившись, Дамиан окончательно ощутил себя спутником Али-бабы, готовым следовать за своим другом и господином повсюду. Тем более что в конце пути их ждала не только некая волшебная тайна, но и заранее обещанное сытное угощение.

Негласно примирившись, друзья споро проделали неблизкий путь. Направляясь от пышных строений и многочисленных собраний людей к убогим задворкам столицы. Оставляя позади знакомые места, помалу расставаясь с исчезающими на горизонте бастионами, базиликами и дворцовыми башнями. Чем дальше уходили от центра города, тем более неуверенно Роман разглядывал окрестности, пытаясь различить среди безотрадного пейзажа нужные ориентиры.

Дамиан, давно потерявший направление, удивляясь про себя столь странному походу, трусил за василевсом. Несмотря на некоторый страх заблудиться в трущобах и оказаться в итоге обворованным, его любопытство лишь возрастало по пути.

- Наконец-то, – после долгих петляний по неотличимым друг от друга нищенским кварталам, радостно воскликнул Роман. – Вот это место!

Дамиан, всю дорогу настраивавшийся лицезреть нечто подлинно магическое, безотрадно оглядел осевший в землю кабак. Весь энтузиазм, что поддерживал его в пути, разом схлынул. Толстячок сразу смекнул: его надули. Ну, как обычно!

- И ради этого убожества ты меня сюда притащил? – досадливо вскричал он, не сумев совладать с эмоциями.

- Важно не что снаружи, – по лицу Романа пробежала то ли судорога, то ли мимолётная улыбка. – А что внутри.

В сей миг наследник престола походил скорее на уличного безумца. Факира, следовавшего за некими предвестиями и приметами, до краёв наполненного фанатичным, абсолютно неясным для стороннего созерцателя, предвкушением.

- Хорошо, предположим, – настороженно согласился Дамиан, поглядывая на друга с таким выражением, будто начал опасаться, что тот малость приболел.

- Войдём же, – Роман, поманив товарища, двинулся внутрь.

Дамиану не оставалось ничего другого, как последовать за ним.

- Однако, местечко то ещё, – оказавшись внутри, приглушённо воскликнул он, с тревогой оглядывая низкие, тёмные потолки. – Лучше бы я отобедал на рынке. Или ты привёл меня сюда на убой?

Роман хохотнул:

- Когда Ноф предложил тут освежиться, я поначалу тоже так подумал. Но всё оказалось гораздо лучше. Давай пристроимся вот здесь, – указал он на уже обсиженные утром места.

Каким бы пропащим трактир ни был - Дамиан понемногу ощутил себя дома. Как минимум - на родной территории.

- Эй-эй! – собрав смелость в кулак, залихватски возгласил он, расположившись на лавке. – Подайте-ка нам самого выдержанного киликийского муската! Да поскорее!

Ответом ему, однако, послужила тишина.

- Интересно, – с новым беспокойством стал осматриваться он. – Тут всегда так пусто?

- А тебе не терпится вляпаться в очередной скандал? Не с кем затеять драку? Не беспокойся - вечером рыбаки набегут, составят компанию. Да, что с тобой, дружище?! Оглядись, шикарное место!

Место можно было назвать каким угодно словом, особенно матерным, вот только определение «шикарное» для него точно не подходило. Дамиан принялся всерьёз беспокоиться о душевном здоровье василевса.

- Ау, есть здесь кто живой? – не выдержав неопределённости, возопил он. – Я так проголодался, что готов съесть целую утку! И у меня даже есть деньги, чтобы за неё заплатить! Вы слышите?!

- Да, не шуми так! Сейчас всё будет, – недовольно одёрнул товарища Роман, напряжённо вглядываясь в полутьму, как бы чего-то ожидая. – И, потом, какая утка? Ты же, вроде, собирался отобедать отборной рыбиной?

- А теперь я хочу кусок сочного мяса, – упрямо настаивал Дамиан. – С каких пор ты стал таким ханжой? Этот евнух тебя совсем испортил. Ну, ничего, – закончил он мысль, подбадривая скорее себя, чем друга. – Сейчас выпьем вина, расслабимся, развеселим душу! Наверное...

Девушка не являлась. Роман, не понимая, что происходит, раздражался всё больше.

- Вот раскричался.

- Опять эта странная меланхолия в голосе. Да что с тобой, дорогой василе?..

- Потише ты! Не хватало ещё, чтобы нас в этом свинюшнике распознали.

Анастасия, привлечённая шумом, наконец явилась в зал. Узрев вторых за одно утро «высоких» гостей, поначалу удивилась, но затем с радостью опознала одного из них. По лицу, да и всей фигуре девушки, словно разлилось удовлетворение. Она сразу всё поняла.

- Нужно накормить моего товарища, он жутко голоден, – по-хозяйски распорядился, выступая ей навстречу, Роман. – Но вначале - принеси вина. Самого лучшего. И побольше! Без хорошего вина он как младенец, лишённый молока. Только красненькое способно его хоть как-то утихомирить.

Она лишь кивнула с улыбкой и поспешила выполнить просьбу. Роман, вернувшись на место, окинул Дамиана довольным взглядом.

- Ну, чего примолк?

- Так вот что такое! – после короткого молчания отозвался товарищ. – Теперь хоть ясно чего мы стремглав неслись сюда.

Роман прошептал неожиданно взволнованно:

- Скажи, в ней что-то есть?

- Она и правда хороша. Интересно, как мы это лакомое местечко раньше пропустили?

- Сам удивляюсь.

Дамиан теперь уже совершенно успокоившись, внезапно воодушевился.

- А я тебе, вообще, зачем сейчас здесь нужен?

- Для прикрытия, дорогой мой друг. Для прикрытия.

- Не для того ли, – игнорируя ответ василевса, продолжил развивать свою мысль товарищ, – чтобы я опробовал первым и, так сказать, уверился, вполне ли подходит данная особа для изысканных вкусов нашего… э-э?

- Не в этот раз, – сходу отсёк его поползновения Роман.

- Эх, – разочаровался Дамиан, – значит, опять придётся пить, не пьянея и смотреть в оба!

- То, что ты умеешь делать лучше всего.

- Спасибо, дорогой мой цезарь, – сидя расшаркался товарищ. – Я чрезвычайно польщён.

- Хорошо, когда между друзьями нет недопонимания.

Обстановка между ними несколько накалилась. По счастью, вскорости явилась Анастасия. Девушка притащила огромную амфору вина и с трудом водрузила её на стол. Изнурённо улыбнулась:

- Этого, надеюсь, хватит?

- О, да, – одобрил Роман. – Более чем достаточно. Что скажешь, Дамиан?

- Вынуждено соглашусь, – уныло начал толстячок, но как следует разглядев сосуд и стародавние печати на нём, внезапно изумился. – Откуда взялось такое вино? Это же просто находка! Боже, какая редкость!

- Рыбаки продали нам несколько таких за бесценок, подняли на днях с давно затонувшего корабля. В общем, вот. Наслаждайтесь, сеньор, – Роману же, когда Дамиан принялся трепетно откупоривать бесценную амфору, девушка прошептала. – Следуй наверх и направо, там моя комната. Располагайся и жди. Я позову отца, он позаботится о твоём друге.

III

Комната Анастасии отличалась наличием удобной кровати, да махонького, едва освещавшего помещение, оконца из толстого тусклого стекла. Прочая обстановка — беднее некуда. Одёжный сундук, девчачий табурет, маленький столик; трёхногая жаровня, наполненная углём, по-видимому, поддерживавшая тепло в редкие холодные ночи. Единственными яркими вещами в тесном помещении являлись возвышавшиеся на столике арабская лампа-домик и натуральное египетское зеркальце.

Разглядывая неказистую мебель, Роман торопливо расстегнул фибулу и небрежно сбросил сагион с плеч прямо на стол, а сам уселся на низкий табурет.

Ждать пришлось недолго.

Стоило Анастасии войти в комнату, как юноша поневоле поднялся ей навстречу. Несколько мгновений они только стояли на расстоянии пары шагов, жадно вглядываясь в лица друг друга, будто не осмеливаясь сразу сблизиться.

Несмотря на ворох одежд, пусть и лишённых фартука, оставленного нынче на кухне, в фигуре девушки явственно проглядывало нечто изящное. Впрочем, Роман давно уже понял, что она чудесно сложена.

Но главную прелесть составляли её глаза. Теперь юноша смог как следует их разглядеть. Большие, нежные, округлые, пленяющие густой синей радужкой, с внешними уголками обращёнными не книзу, как у большинства знакомых девушек, а чуточку, по-восточному, вздёрнутыми. Реснички, поначалу редкие, становились всё более густыми и пышными к дальнему краю век.

Чистые и невинные с виду, будто таили в своей бездне проблески стали. Каждый миг, сообразно переменчивым душевным движениям девушки, выражение их преображалось. То проскальзывал в глуби холодный огонёк, напоминавший далёкие всполохи молний на пока ещё погожем небе, то принимали они затуманенное, мечтательное выражение.

Лицо Анастасии, обрамлённое короткими огнистыми кудрями, само по себе обладавшее деликатными, миловидными свойствами, благодаря выразительным очам прочно запечатлевалось в сознании.

«Разве можно быть настолько красивой? – всё более поражался Роман. – Натуральное исчадие ада наяву, практически вавилонская блудница...»

И кому как не ему, ставленнику Бога на земле, принудить сию вакханку к раскаянию? Ох, как же ему хотелось заставить её хоть в чем-нибудь да раскаяться!

Первым порывом было разделаться с девчонкой быстро и дерзко. Надавать пощёчин, схватить за волосы; сразу заставить подчиняться. А если попытается проявить непокорство — унизить пожёстче, надругаться. Сделать всё что угодно, лишь бы поскорее погасить страсть, которую вызывала она в нём одним лишь фактом своего существования.

Впрочем, всё это было только игрой перевозбуждённого воображения. Никакого насилия не требовалось - Анастасия сама настойчиво тянулась к василевсу. Именно она, словно ощутив всю происходившую в нём внутреннюю борьбу, первой сделала шаг навстречу и доверчиво прильнула к груди юноши, разом утихомиривая исступлённую ярость его изначального желания.

Будто ведала, что в вожделении всегда присутствует тёмная сторона, которую стоит поскорее погасить трепетностью и лаской. Тактичным прикосновением и коротким прямодушным взглядом она как бы умолила Романа не торопить события, не выказывать грубость, проявить ответную теплоту. Демонстрируя слабость, сумела мгновенно передать василевсу незримую искру собственных тонких эмоций.

Юноша безмолвной просьбе невольно подчинился. Жёсткость, сбившаяся было на душе, помалу рассеялась. Словно пребывая в сомнамбулическом сне, он лишь крепче прижал девушку к себе.

Приятно втиснувшаяся в рёбра по-женски полновесная грудь, сквозь которую остро пробивалось девичье сердце, окончательно переменила умонастроение Романа. Как ни желал он поскорее вкусить от сладкого плода, его охватило вдруг томное, безграничное терпение.

Василевс внезапно осознал, что выступает тут не в роли деспота и владыки, а сам является объектом влечения, целью стремлений и прихотей Анастасии. Новое для него ощущение, приятно успокаивающее раздражённую душу.

Так странно. А ведь ещё утром они даже не знали о существовании друг друга. Сколько эмоций, сколько чувств, сколько нежданных мыслей подарила случайная встреча…

Некоторое время пока ещё неосуществившиеся любовники просто стояли, трогательно обнявшись - её голова на его плече. Сдерживая в себе переполнявшие обоих душевные бури, физически ощущая взаимный магнетизм. Тепло и озноб волнами перетекали от одного к другому, вольно курсировали между ними. Круговорот волнения и мучительной дрожи всё сильнее распалял желание обоих.

Снедаемые истомой возлюбленные упивались моментом. Старались по максимуму оттянуть уже неизбежное, надеясь затем насладиться этим неизбежным сполна. Отдалённо осознавая, что первое слияние, наполненное естественной хрупкостью, чуть солоноватой сладостью и тревогой — повторить невозможно.

Потом, возможно, будут другие встречи. Менее бережные, зато в чём-то даже более значительные. Выверено глубокие и осознанно сладострастные. Со временем опытные любовники смогут услаждать друг друга согласовано и ловко. Но если с годами кому-то из них, а может даже обоим, захочется пройти путь с самого начала, испытать прежние неловкие ощущения, то придётся подыскать другого партнёра для того, чтобы попытаться вновь войти в ту же реку, вспомнить ушедшее, пережить вторую молодость… и так далее, и тому подобное, пока возраст и пресыщенность не положат сему конец.

В какой-то миг Роман ощутил - слишком тесно они прижались, слишком сочна грудь девушки, слишком округл её стан и приятно-круты под неутомимо ищущими ладонями бедра, наперёд обещавшие особое, изысканное удовольствие.

«Острый гарум, – прозвенел в голове Романа возглас вечно голодного, похотливого товарища. – Исключительно острый!»

Предметная телесность девушки и всё усиливавшееся волнение быстро перенесли юношу к началу событий, возвратили в реальность. Невозможно стало удовольствоваться одними только объятиями.

Распрощавшись с робостью и слабостью, василевс принялся небрежно стягивать с Анастасии далматику.

Девушка сразу подхватила игривое настроение юноши. Поспешно избавившись с его помощью от верхней одежды, она выскочила на кровать, странно улыбаясь, распалённо вздымая грудь. Помалу отодвигалась от Романа к стене, подманивая его одними глазами.

Отбросив оказавшуюся в руках скомканную одежду, ринулся было вслед за ней, но Анастасия резко выставила руку, останавливая василевса на полпути.

Позволив ему вполне насладиться моментом, медленно и эффектно стянула с себя тунику. Избавившись от навязчивых дерюг, радостно обнажив тело, вытянулась в струнку, гибко и грациозно изгибаясь.

Несмотря на восторг, охвативший в тот миг Романа, грудь девушки все ещё оставалась скрыта матерчатой обмоткой, а лоно и бедра прикрывала кожаная повязка. Нагота, которую он так чаял лицезреть, оказалась обманчивой.

Это маленькое недоразумение требовалось срочно исправить. Беспорядочно скидывая с себя туфли и кое-как срывая прочие одежды, Роман всё-таки добрался до трактирщицы.

Между ними произошла короткая любовная стычка, полная жадных поцелуев и беспорядочных ласк, во время которой очарованный деспот поневоле поддался настырной девушке. Вместо того чтобы поскорее надвинуться на неё, сам внезапно оказался под разбойницей, распластанный на спине.

А когда попытался в этой позе хотя бы сорвать обвязку с её груди, Анастасия тотчас перехватила его ладони, и твёрдо вернула их обратно на постель. Мягко укорила Романа, покачивая пальчиком: «тише, мальчик, не шали!»

Отвоевав позицию сверху, уверенно запустила руку под себя. Нащупала что искала, мягко направила куда следует. Найдя точку опоры, сделала несколько энергичных, уверенных толчков бёдрами, окончательно пригвозжая василевса к месту...

Но внезапно, настороженно выгнувшись, замерла на взвыси. Ушла в себя.

Глядя вдаль остекленевшими глазами, куда-то за вызревшее в махоньком оконце послеполуденное солнце, помалу извлекла, задумчиво перебирая пальцами в волосах, пронизывающую их алую ленту и распустила высокую причёску. Медовые волны беспорядочно расплескались по плечам девушки.

Затем, будто срывая последние запретные печати, как бы откликаясь незримому зову издали, задрала обеими руками лиф к верху. Выскользнувшие из-под обвязки перси, всколыхнувшись, осели на место, услаждая взор юноши отточенностью и белотелой хрупкостью форм.

Так же внезапно, как ушла в себя, Анастасия вернулась в настоящее. Волнообразно покачивая зажатой между локтями грудью, склонилась над лицом Романа, подразнивая его пересохший рот набухшими звёздочками сосков.

Когда он, ищущий, поймал наконец одну из них губами, девушка, блаженно перекривившись от болезненно-приятных ощущений, вновь подхватила покинувшее её было на несколько мгновений любострастие и всецело отдалась происходящему.

Припавшему к пьянящей груди Роману она в тот миг представлялась благородной волчицей, выхаживавшей грудью подраненного, изголодавшегося вожака стаи; готовой вот-вот взвыть от внезапно охватившего её при этом наслаждения на всплывшую над миром полную луну.

Роман, вообще привыкший к более активному поведению в постели, ощущая себя под девушкой несколько неуютно, лишь прикрыл глаза, надеясь усилить впечатление и попытаться сполна насладиться происходящим. Ведь если ей нравится именно так, значит и он должен найти в создавшемся положении свои преимущества. Во всяком случае — попробовать стоит.

Юноша не прогадал. Анастасия медленно и уверенно довела его вначале до полного изнеможения, а затем, оставив позицию и применив другие умелые ласки, повергла в экстаз. В конце концов он ощутил себя пусть вялым и истощённым, но вполне удовлетворённым; как бы приятно исчерпанным.

Одна беда - Роман по-прежнему держал в уме другую картинку, его память о будущем сохраняла иной образ событий. В которой он победитель, а она - блудница, исполненная пламенем раскаяния.

Так что, немного передохнув и ощутив прилив сил для борьбы, василевс заново приступил к Анастасии. Девушка с помощью лёгкой улыбки дала понять, что оценивает его целеустремлённость, но в поведении своём осталась непреклонной. Как ни пытался Роман овладеть ситуацией - всё тщетно. Она была не просто моложе его, но и проворнее. Постоянно действовала вопреки тому, к чему он привык, пребывая на шаг впереди. Сколько ни пытался юноша поймать трактирщицу, удержать в удобной для себя позе, добиться от её тела ожидаемого отклика, каждый раз она мягко уворачивалась, осторожно избегая ласки, и, действуя по собственному усмотрению, уверенно подвела юношу к новому пику наслаждения.

А когда он пресыщенно скинул Анастасию с себя, улеглась сбоку, вполоборота к нему, со странной затаённой улыбкой на устах, чем-то напоминая абиссинскую кошку.

Что поражало василевса больше всего - она действительно испытывала при этом своеобразный кайф. Желание ласкать, преобладать, прямо-таки причинять удовольствие словно являлось частью её натуры.

Чёртова девица! Тут была какая-то загадка, которую требовалось срочно разгадать... но сил не осталось. Вконец ослабевший Роман притянул девушку к себе и, утопая в приятной неге, славно задремал.

Очнулся юноша от того, что комната наполнилась зноем. Испарина стекала по лицу, стало трудно дышать. Ощутив себя словно в пекле, он испуганно вскинулся с постели. Но разобравшись что к чему, успокоился.

Девушка распалила жаровню и лежала рядом, разглядывая обнажённого василевса. Разгорячённая и влажная, словно после бани. На рубиновых губах играла прежняя манящая улыбка, а щеки налились пунцом.

Похоже, она тщательно подготовилась к следующему подходу, но, твёрдо решил Роман, этот раунд должен остаться за ним. Тем более, он уже представлял, с чего надо начать. С той самой первой фантазии...

Роман осторожно подобрался к правой ноге девушки. Мягко обхватил её ладонью, облизнул впадинку стопы, расцеловал подушечку, припал губами к каждому сахарному пальчику поочерёдно — от большого, до самого маленького. Затем приступил к не менее лакомым пальчикам левой ноги.

Немного освоившись, двинулся губами выше по покрытому воздушным пушком голеностопу. Жар, исходивший от жаровни, добавлял его последовательным ласкам вдохновения и пылкости.

Сколько раз он прежде срывал исподнее с девиц, припадал губами к их горячим источникам, жадно сжимал холмики грудей, целовал всюду? Неисчислимое множество. Сколько раз при этом он пытался хоть немного удовлетворить ту или иную случайную партнёршу? Пожалуй, ни разу.

Вот в чём разница. Теперь все было будто впервые и это Романа странно будоражило. С одной стороны, он слишком даже хорошо знал, что нужно делать, но вместе с тем словно и не знал.

Сразу выяснилось множество замечательных вещей, дарующих отдельное наслаждение. Оказалось, что кожа Анастасии обладает лёгким миндальным запахом и орехово-молочным привкусом, странно дурманящими. Язык, ищущий, где послаще, и нос, улавливающий места на теле, где пахнет более остро, стали его новым, иррациональным, зрением.

Всё-таки, вопреки прежним впечатлениям, Анастасия не совсем избегла влияния моды. Сохранялись на теле девушки остаточные следы и купальной чистоты, и едких притираний. Но Романа больше привлекали нонче другие запахи - резкие, натуральные, естественные, первозданные. Сводящие с ума.

Теперь уже пришёл черед удивляться Анастасии. Заинтригованная столь пылкими изъявлениями чувств гостя она больше не спешила лидировать. Доверилась василевсу, поневоле поддалась его внимательной ласке, вместе с тем чуть настороженно наблюдая — к чему это всё приведёт.

Впервые в жизни Роман ощутил, правда ещё не доподлинно, но как слабоуловимое предчувствие, что синузия – не воинственный забег по пересечённой местности, утомительный и бодрящий, и тем более не стремительное восхождение на гору, а неторопливое путешествие, полное приятных неожиданностей и маленьких открытий. Начал осознавать, что дело тут не в победах и поражениях, а кое в чём другом. В чём именно?..

Впрочем, юноше было недосуг ломать голову над тонкостями, он всё более наслаждался самим процессом.

Продолжая поиск, поднимаясь губами всё выше и выше по телу девушки, вновь припал губами к одной из её грудей, а сосок другой принялся медленно раскатывать в углублении ладони.

Мягкая, чувствительная кожа, бархатные прикосновения, какое же удовлетворение способна приносить такая по-детски простая игра! Со странным удовольствием наблюдал деспот, как плавится, поддавшись его нежностям, эта диковинная девчонка…

Когда же их губы слились в финальном поцелуе, Роман пережил особое блаженство. Издав, наконец, приглушенный стон, которого юноша так долго добивался, Анастасия слабо опала в его объятиях.

Фантазия стала явью. Он с восторгом разглядывал будто подсвеченное изнутри, измождённое лицо девушки, охваченное судорогой продолжительного наслаждения. Дополнительно озарённое в тот миг двумя противоположными источниками: блистающим солнцем в окошке и тёмным жаром углей. Натуральная трактирная Магдалина - блудница из блудниц, святейшая из святых. Столь небывалой внешности, что с неё можно сразу иконы писать. И великих грешниц заодно.

Когда василевс спустился в кабак, Дамиан спал, сидя на лавке, развалившись на столе, уткнувшись лицом в перекрещённые руки. Эпичная амфора оказалась пуста. Роман приподнял сосуд обеими руками и с трудом выцедил из него несколько капель.

Отставив пустышку в сторону, потормошил товарища:

- Хорошо же ты меня прикрываешь.

- Что такое?! – мгновенно вскинулся Дамиан. – Я весь настороже!

- Ладно, ладно, – мягко успокоил василевс друга. – Пойдём, нам пора. Ты как, насытился хоть?

- Тебя не было слишком долго… – попытался было объяснить товарищ свой провал, но при взгляде на Романа внезапно понял, что оправданий не требуется.

- Меня здесь угостили как по маслу, - заключил он.

- Говорил же тебе, - сказал василевс, похлопывая друга по плечу. - Ну, все хорошо.

Дамиан, с трудом вставая, порылся в карманах и высыпал на стол горсть медных монет.

Роман, направляя друга в сторону выхода, ссыпал всю его медь себе в ладонь и выложил на стол три золотые монеты.

- Ты что, брат? - воскликнул товарищ. - Целое состояние!

- Спрячь свою мелочь, - возвратил василевс пригоршню Дамиану. - И пойдём.

- Неужто она и правда так хороша, как выглядит?

- Даже лучше.

- Но...

- Ты и так много лишнего наболтал сегодня, - с несвойственной ему благодушностью укорил Роман, - уймись уже.

Друзья покинули богом забытый трактир, ненадолго задержавшись во дворе под чёрной шелковицей.

- Куда пойдём? - разглядывая странно изменившееся лицо владыки, неуверенно спросил Дамиан.

- Известно куда! - воодушевлённо воскликнул Роман. - На ипподром!

- Узнаю своего властелина! - радостно взвизгнул Дамиан. - Вечерние скачки ждут нас. Лошади, ставки, девушки… так поспешим!

Оставшись одна, Анастасия пыталась разобраться с ощущениями. Юноша позабыл расплатиться с нею, но не это обстоятельство занимало её мысли. В произошедшем заключалось нечто особенное, не вполне пока ясное для неё. Когда он вернётся... а в том, что он рано или поздно вернётся у неё почему-то теперь не оставалось ни малейшего сомнения... жизнь может внезапно преобразиться.

Девушка попыталась вновь собрать распущенные волосы, однако пальцы не слушались. От трактиров до дворцов, конечно, далёкий путь, но кто знает? Она и боялась собственных предчувствий, и стремилась к ним. Ведь так приятно иногда помечтать.

Парчи, шелка, украшения... Воображение девушки помалу окрепло. Она уже практически видела себя невестой. Торжественное венчание, пышная церемония.

Кое-как соорудив причёску, Анастасия прилегла, разглядывая свет в оконце. Пока отец не призвал её к работе, пока есть немного свободного времени, можно и погрезить в удовольствие.

О жизни не на чердаке дурацкой таверны, а в уютных хоромах дворца, расположенного посреди пресловутых тенистых садов с фонтанами. Где будет у неё огромная опочивальня с золотыми звёздами на потолке да павлинами на полу, и личная уборная, укрытая белоснежным мрамором и яркими иконописями. С многочисленной свитой, которая и оденет, и обует, и волосы уложит... и попу подотрёт. Жизни, полной увеселений, празднеств, пиров.

Именно там, среди роскоши, её настоящее место! Только одно... имя уж слишком просторечивое у неё, не подходящее для высокой особы. Стоит заменить его другим, соответствующим новому облику, более благородным.

Перебирая в памяти звучные имена, девушка незаметно уснула. А во сне продолжали рождаться какие-то новые, небывалые картинки. Они выступали из глубин подсознания и готовились стать явью.

Вечер, незадолго до заката. Огромное столпотворение. Тут и сам император, облачённый в пурпурные одежды, сопровождаемый пышно разряженным семейством. И препозиты, и патрикии, и консулы, и магистры; всевозможные чиновники, и прочие синклитики. Множественные представители дим во главе с димархами, а на заднем плане — люди попроще.

Анастасия чинно сидит на грациозном белом скакуне, которого ведёт под уздцы стройный слуга. Её медленно вводят в места, прежде недоступные, и представляют как невесту всему честному народу.

Музыканты, в момент появления невесты, приступают к делу: кимвалы торжественно бьют, авлосы нежно наигрывают, а ситары им мягко вторят. Хоры начинают петь. Поначалу голосят в её честь, затем вкрадчиво мурлыкают о золотом брачном ложе в свадебном чертоге.

Сведя с лошади, прикрыв покрывалом лицо, деву препроводят в зал, где облачают в царские одежды. Затем Константин Порфирородный лично коронует во дворце будущую сноху. Наградив её саном августы и великолепной короной в придачу, перейдут к бракосочетанию.

Образовав стройную процессию, вся толпа степенно направится к храму святой Софии, чтобы завершить упоительный ритуал. Сам патриарх возложит в свете тысяч свечей брачные венцы ей и Роману на головы.

Чуть позднее придворные исполнят в честь супругов загадочный танец с факелами, а затем препроводят в брачную опочивальню.

На утро толпа, скопившаяся на ипподроме, примется возбуждённо взывать: «Явись, императрица ромеев!» И она выступит перед поддаными. В роскошном костюме императрицы, в пурпурной мантии, с высоким венцом на голове, обильно украшенная драгоценностями.

А ещё много позднее, когда, при невыясненных обстоятельствах, император Роман скоропостижно скончается, возведёт на трон его лучшего военачальника, впрочем, слишком уже старого для неё, чтобы затем, после мятежного умертвения второго мужа, короновать своего любовника, в прошлом - главного сподвижника лучшего военачальника. Красивого, воинственного, молодого...

И пусть прелестная Анастасия обманула в итоге надежды каждого своего венценосного супруга, ни один из них (да видит Бог!), не покинул сей мир неудовлетворённым.