- Вашей дочке точно понравится! – улыбчивая продавщица протягивает мне внушительных размеров коробку в подарочной упаковке.

- О, она будет самой счастливой девочкой в мире!.. – заверяю я. «Несмотря на свои восемьдесят лет…» - добавляю мысленно. Не могу же я признаться, что покупаю розовый кукольный домик для одинокой престарелой соседки. Впрочем, в инструкции сказано «для девочек старше трех лет», так что…

Ирэн открыла дверь и тут же выдохнула мне в лицо облачко сигаретного дыма.

- В комплекте есть кофейный сервиз? – сурово осведомилась соседка.
- Еще как есть. Там чашечки не больше ноготка на моем мизинце.
- Гараж?.. Качели?..
- И даже карликовая стиральная машинка.
- Проходи, - милостиво кивнула она. – Сдачу можешь оставить.

На ее скрюченных пальцах, напоминающих корни старого дерева, сверкают крупные перстни. Не выпуская изо рта сигарету, пожилая женщина ставит передо мной чашечку с горячим напитком и блюдце с пирожным. Кофе подозрительно пахнет коньяком.

- Возражения не принимаются!.. – басит именинница. Ее взгляд похож на предупредительный выстрел.

Ирэн знает, что скоро умрет. Опухоль давно дала метастазы, делать операцию было поздно. «Если не считать этого, - любит говорить она, - я здорова, как космонавт…»

Она сознательно отказалась от врачебной помощи. Ирэн не хотела закончить жизнь в хосписе, на казенном постельном, вдыхая запах хлорки. У нее был свой план. У таких, как она, всегда есть план.

Однажды утром Ирэн, как обычно, выпьет чашечку кофе, выкурит сигарету. Накрасит губы, наденет выходной костюм. Все произойдет буквально в течение пяти минут, пока звучит ее любимая песня «Stairway to Heaven» Led Zeppelin. У нее медицинское образование: она знает, что надо делать. Вероятно, это будет уже скоро: неделю назад соседка вручила мне запасные ключи от своей квартиры. «В ваших же интересах, чтобы меня обнаружили быстро…»

- А вот веник ты зря притащила, - закашлявшись, Ирэн сунула в воду букетик тюльпанов. – Не стоило тратиться. Все равно к вечеру я их выброшу.

Сквозь короткий ежик ее седых волос просвечивает нежная розоватая кожа. Ее слегка оттопыренные уши тоже будто бы слегка светятся розоватым светом. Разве у стариков бывают такие розовые уши?.. Я слегка смутилась, будто случайно подсмотрела что-то очень интимное.

- В мире не так уж много по-настоящему грустных вещей, - говорит обладательница розовых ушей, роняя пепел в фарфоровое блюдце. – И одна из этих вещей – срезанные цветы. Ни один букет я не оставляю до утра – потому что наутро он уже не совсем живой. Этот едва уловимый запах разложения… А я хочу наоборот. Наблюдать, как увядшие тюльпаны оживают, как наливаются соком стебли, как опавшие лепестки вновь образуют тугие бутоны… Вот такие цветы подари мне. Только вот тебе, детка, никогда их не найти… Никому не найти.

Сегодня просто какой-то день откровений. Сначала уши… Теперь это.

Да, было непривычно слышать подобное от Ирэн. Хоть мы и виделись в последний год довольно часто – я иногда забегала к ней на чашечку кофе после работы. Мои последние отношения, длившиеся почти треть моей жизни, закончились крайне паршиво, и я находила своеобразное утешение в беседах с этой женщиной. Мы никогда не говорили о личном, но могли обсудить творчество Феллини или философию Сартра.

Я восхищалась ей с детства. Я не хотела в садик, я не хотела в школу: я хотела сразу же стать прогрессивной дамой элегантного возраста, как Ирэн из квартиры напротив. Как и все дети нашего двора, я мечтала прокатиться на ее «Харлее». У меня не было отца, но на «разборках» между двумя воинствующими кланами в детском саду я гордо заявляла, что знакома с той самой Ирэн, и она «покажет вашим трусливым папашам, что почем…» А потом приносили компот и ватрушку, и мы заключали временное перемирие.

Она была очень хороша в армрестлинге – не каждый мужчина решился бы с ней тягаться. Про личную жизнь Ирэн ходило два противоречащих друг другу слуха: и с каждым из них она невозмутимо соглашалась.

Однажды, будучи пятилетней девчонкой, я спросила:
- Ирэн, а где твой муж?
- Объелся груш, - фыркнула она.

Я восприняла ее слова буквально. Еще долго после этого я ела фрукты осторожно, очень маленькими кусочками, помня о трагической судьбе парня, который съел чересчур много груш и лопнул.

Больше всего меня привлекало в ней то, что она все делала по-своему, не обращая внимания на косые взгляды. Мне оставалось только надеяться стать когда-нибудь такой же крутой.

Стоит ли говорить, как я была удивлена, когда Ирэн призналась, что все детство мечтала о розовом кукольном домике?..
И вот сейчас я помогаю ей собирать его. Он воздвигается на наших глазах: роскошный замок мечты. Там есть кровать с балдахином, камин и пианино. Зеркало и кресло-качалка. Большой гардеробный шкаф. И даже маленькая собачка.

Глаза Ирэн полны восторга. Она осторожно открывает ставни на крошечном бело-розовом окошке и заглядывает внутрь.

- Когда мне было четыре года, - хрипло говорит она, - мы с родителями пошли в гости. Там была девочка моего возраста, и у нее был розовый кукольный домик. Двухэтажный, с обоями в ромбик и кофейным сервизом. Я не могла попросить у родителей такую дорогую игрушку. Но я запомнила тот домик. Во всех деталях.

А через пару лет от нас ушел отец. И нам пришлось переехать в какую-то дыру, где по ночам на кухню выползали тараканы размером с кулак. Здоровые, сволочи – такие и врезать могут.... Раньше я хотела быть принцессой, а потом поняла, что лучше быть как те тараканы…

Она расставляет крохотные стулья вокруг круглого лакированное стола.

- А потом случился тот октябрь… Пятое октября. В этот день моего брата избили и ограбили. Мать тогда проводила все время в больнице, ну а я нашла утешение в тяжелой атлетике, сигаретах и сомнительных компаниях. Мы с лучшей подругой постоянно пропадали в заброшенном доме на соседней улице. Там мы пробовали играть на гитаре и спорили, возможно ли существование параллельного мира, где время идет наоборот… Как-то раз мы прокололи друг другу уши длинным ржавым гвоздем, и сделали сережки из лезвий бритвы. Вход в наше «жилище» был огорожен колючей проволокой, на которой мы для устрашения развесили головы кукол Барби со снятыми скальпами и выколотыми глазами.
Мы были теми, с кем запрещают дружить хорошим девочкам.
Могла ли я кому-то тогда рассказать, что тайно мечтаю о розовом кукольном домике?.. Нет. Тогда уже было слишком поздно. А вот сейчас – в самый раз.

Ирэн все еще смотрит в окошко кукольного домика, и мне чудится, что с обратной стороны реальности в противоположное окошечко заглядывает четырехлетняя девочка, увидевшая в гостях у подруги чудесную игрушку. Они разглядывают друг друга с любопытством.

Пожилая женщина закрывает розовые ставни и устало закрывает глаза.

- Я, пожалуй, пойду полежу. Спасибо тебе. Это был мой лучший день рождения.

Домой возвращаться не хочется, и я спускаюсь на набережную.

Холодный апрельский ветер дует в лицо, но я иду без шапки, несмотря на замерзшие уши. Это пробуждает во мне бунтарский дух: впервые в жизни мне хочется спорить с Ирэн.

Чувствуя себя школьницей, которая прогуливает уроки, я беру напрокат ролики. Еду сначала медленно, то и дело падая. А затем - все быстрее и увереннее, будто бы у меня есть какой-то план. Будто это не узкая полоска асфальта, а взлетная полоса. Колесики вот-вот оторвутся от земли, и я воспарю. Я мчу на роликах навстречу небу и смеюсь.

Двадцать лет назад я была для этого слишком старой. А вот сейчас, пожалуй – в самый раз.