Для прозаического конкурса "Поступок":
http://litset.ru/publ/68-1-0-78387

Больничная палата, терапевтическое отделение, два часа ночи. Какая-то возня и громкие разговоры в коридоре за дверью. Больные завздыхали, заскрипели койками. Дверь распахнулась, вспыхнул яркий, бьющий по глазам свет:
- Есть свободное место? - громко спросила женщина в белом халате.
- Нет! - нервным женским хором ответили разбуженные больные.
- А я вижу, что есть!
- Занято! Здесь девушка капается утром и вечером.
- На кушетке будет капаться. Заводите!
Возня в коридоре усилилась. Двое мужчин в спецодежде с надписью "Скорая помощь" заволокли в палату худую, всклокоченную старуху и, усадив её кое-как на кровать, поспешно ретировались.
- Внучок, Игорёша! - тут же истошно завопила новенькая.
- В мужской палате Игорёша, - перебила её врач, - под капельницей уже. Завтра утром к вам придёт. Так что, прекращайте концерт.
- Психическая что ли? - осторожно спросила одна из больных, чья койка стояла ближе других к происходящему.
- Как бы не так, - ответила врач и громко добавила в сторону новоприбывшей, - Но дуру из себя строит профессионально!
- Проследите за ней, - распоряжалась женщина уже в коридоре, - Сейчас кардиограмму сделайте и капельницу. Утром мочу и мокрОту на анализ.

- Суки... - сидя на кровати, шипела старуха, озираясь по сторонам, - Разожрались на казённых харчах... Сыну в Москву надо звонить, он тут быстро порядок наведёт... Твари фашистские...
- Да что вы говорите такое! - возмутилась всё та же больная.
- Избили! - новенькая затряслась в плаче, - Кулаками по голове, места живого нет!
И тут же по-хозяйски спокойно попросила:
- Игорёша, внучок, сигаретку бабушке прикури.
- Палата женская, а Игорёша в мужской, - заговорила вторая больная.
- Знаю! - огрызнулась старуха.
- Во даёт! - засмеялась третья, - Брехлива, как сорочье яйцо! Сколько лет Игорёше-то?
- А тебе зачем? - новенькая напряжённо выпрямилась и пристально посмотрела на третью. - Доложить кому хочешь? - но тут же ссутулилась и жалобно заскулила, - С пупочки его растила... Игорёшу с пупочки...
- Доложить? Да ты из какой древности, бабуль? Ой! - осеклась третья и виновато посмотрела на четвёртую больную, - Простите, Татьяна Алексеевна! У вас ведь тоже возраст почтенный! Извините, ляпнула языком, не подумав!
- Да ничего, Дашенька,- улыбнулась четвёртая и с какой-то странной интонацией в голосе добавила:
- А к "бабуле" ты присмотрись. Волосы хоть и всклочены, да не пучок, как у меня, а стрижечка современная, маникюр модный, одежда стильная. Возраст у нас и впрямь одинаковый, но на бабулю здесь только я и похожа.

Старуха снова выпрямилась и повернулась к четвёртой, скривив губы в усмешке и хотела уже что-то сказать, но замерла, вглядываясь в лежащую фигуру... И резко отвернулась.

Потом пришла медсестра, сделала вновь прибывшей кардиограмму, поставила ей капельницу.
А потом наконец-то выключили свет.

С утра потекли привычные больничные будни: обходы, капельницы, ругань старухи с лечащим врачом, визиты пупочки Игорёши - здорового, и очень странного мужика, который орал на свою бабку, чтобы не ходила к нему в палату и не позорила его перед другими больными.
Старуха то рыдала, привлекая жалостливое внимание окружающих, то раздевалась догола и в таком виде прогуливалась по коридору, то курила в палате и крыла недовольных отборным матом, то угрожала всем и вся московским сыном, что вот-вот должен был приехать...
К счастью, диагноз пневмония не подтвердился, и через неделю её благополучно выписали к всеобщей радости больных и медперсонала.
И только Татьяна Алексеевна с четвёртой койки не участвовала ни во всеобщем осуждении сначала, ни в ликовании потом.

- А ведь вы её знаете, старуху эту дурную, - сказала третья больная, когда закрылась дверь за медсестрой, что меняла постельное бельё на освободившейся кровати.
- Знаю. Сын её у меня учился. Умный подросток, но ленивый. Я её после собрания как-то задержала и говорю, мол, мальчику вашему надо больше заниматься, чтобы толк из него вышел. А она в ответ:
- Чей толк? Ваш или мой? Посмотрите на себя: пучок на голове, одежда, как у бабки деревенской, ни колечка, ни цепочки самой тонкой. И теперь на меня посмотрите...
А она, Дашенька, такая красивая тогда была! Холёная, дорогая. Стрижечка, джинсы, золото, где можно и где нельзя. Засмеялась надо мной и ушла.
Я так плакала потом. Хотела из школы уйти. Да только куда? За ней в торговлю?
- Вот и правильно, что не ушли. Посмотрите, как вас все любят! Бывшие ученики каждый день и звонят, и приходят. А к ней за неделю хоть кто-то пришёл, позвонил? Никто! Вот и делайте вывод, чей толк лучше. Где золото, а где мишура.
- Некому приходить. Через пару лет кто-то в прокуратуру анонимку на неё написал. Проверка что-то там выявила... Не посадили - откупилась, но всё рухнуло. Муж ушёл, сына собутыльники в пьяной драке убили, спасибо внука успел сделать, да и то... Игорёша с психическими отклонениями родился, мамка его и бросила сразу, вот бабушка с пупочки и растила.
Страшная судьба. Очень страшная.
И ведь не сломалась! Поднялась, пережила...

Третья больная помолчала, потом сказала:
- Что ж поделать. Так Бог видимо распорядился. Неисповедимы пути...
- Бог?! - Татьяна Алексеевна сверкнула на собеседницу глазами, - Ох, Дашенька! Я эту анонимку написала. Я! От злости или от зависти, не знаю!.. Я... И не говори ничего.
Татьяна Алексеевна замолчала и отвернулась к стенке.