* * * Чёрт зазря в божьих окнах увидел пустырь, Где терновник, елей и церковный туман, Где, с иконы спустившийся, слеп поводырь, За хозяйским столом, в одиночестве, пьян. Чёрт не зря в стылых венах зажёг желтизну - Тусклых лампочек свет затемнил веры смысл. Дряблый лифт, что хоть как-то возил по утру, Изливает нутру межэтажную мысль: Эпохальный дурман – эпатажных онан…. Мне – в похмелье черпать лабуду дураков... от исчадия им черт танцует канкан… Богу – богово, мне…и во веки веков.
*** Во всех углах светило солнце, а в стенах бился белый голубь, и как в подтаявшую прорубь, в моё разбитое оконце вплывали черти – драться, спорить…
*** Ты такая мрачная и ноющая – эта моя утренняя боль: Жадная, липучая и стонущая, слёзным потом отложила соль. Нервом стылым тело затянулось, жилами свело и… вдруг распутало – Только что собака улыбнулась, что всю ночь одна меня баюкала. Летними цветными тротуарами, радужными фантиком мороженным, Пробегут с баулами базарные – из окна я вижу их, стреноженных. Отошла недолга, как приснилась, но мозолит глаз сухое дерево, А на нём гнездо печали свилось – мне привет с покинутого Севера. Кофе пахнет странами заморскими, я там был, и странно, что не там Заколочен правдами, как досками, мой похмельный пыточный вигвам.
