Сказка про чёрта

Смотреть на небо, родившись чёртом, и неприлично, и не с руки. Закон для бесов прописан чётко: привычки ангелов - это китч. В них нет, конечно же, криминала, но стыдно - вроде как побелеть, и чтоб соблазна не возникало, не входят крылья чертям в комплект.
Он был с рожденья воспитан верно и знал, что небо - для тех кто свят: прилежный пакостник, пахарь скверны, простой и скромный, как ты и я. Но высь звала и манила парня, рождая слёзы и дрожь в хвосте, А что поделать, когда слепая судьба отметила "не летец". Но если хочется - значит, надо! Придумал способ упрямый чёрт: взлетел к луне на глазах у ада - и для отчёта луну упёр...
Считаешь, святость тебе зачтётся? Не знаешь, как преступить запрет?
Позволь себе быть немного чёртом - и действуй, хватит уже смотреть!

Зимнее

Расцвечен трассами астрал –
мгновений меньше с каждым часом.
Зима стреляет безучастно:
ей всё равно, кто друг, кто враг –
взгляд безмятежен, льдист и ясен.

Созвездия так далеко –
но мне искать своё не надо:
когда зима стреляет рядом,
я чувствую его покой
в холодной мощности заряда.

Оно мерцает, торопя,
звеня тревожно и хрустально.
Я звёзды поминаю втайне:
мой друг, мне плохо без тебя.
Мой враг, тебя мне не хватает.

Как далеко вас унесло –
не увидать со дна колодца.
Я не ищу небесных лоций:
зима здесь рядом, за углом –
и, выбрав цель, не промахнётся.

Мелькнёт подстреленная мысль:
для звёзд ни ада нет, ни рая,
и я взорвусь сверхновой с краю
Созвездия Моей Зимы –
и всё забуду, прогорая.

Птица мечты

Не там, где сохнут ёлы-палы
в холодной северной земле,
а там, где Куки не гоняли
по Сенегалу кораблей:
там царь зверей – не зверь, а птица,
она взлетела высоко,
и небо под крылом крошится
дождинками в иссохший корм.
За звёзды уцепившись, в небе
вниз головой висит, горда,
и к ней идут на поклоненье
и каннибалы, и еда:
её возвышенное слово
ясней Больших и Малых Берт,
и вызывает внизголовость
восторг у племени фульбе.
Верны слоны и носороги –
по нотам славу все поют:
прекрасен профиль многоокий,
внушает трепет гордый клюв!
Вползает смысл в мой тусклый офис
неотвратимо, как удав,
и я, хоть бледен и дистрофик,
мечтаю птицу увидать –
и к ней спешу, роняя тапки...
Мир тонет в эльмовых огнях.
Дразня, с небес мне машет лапой
созвездие Найди Меня.

Письмо

За окном, как обычно, туман,
тускло светит фонарь возле дома.
Дорогой мистер Ганс-Христиан!
Я пишу, не надеясь на помощь.
Сколько мы не видались – лет сто?
Непреклонное время сурово.
Я – тот самый дворец... нет, картон:
красота превратилась в уродство –
шпиль отломан и нет лебедей,
порвались. И стекло еле живо –
много трещин. Мне больно глядеть
на себя в пятнах грязи и жира.
Я не знаю дальнейшей судьбы
оловянных солдат из коробки.
Все ушли – на войну, может быть:
не играли в трусливых и робких.
Ни один не вернулся домой.
Дом стоит – беззащитный и гулкий.
Жить без игр и надежды не смог
даже тролль в музыкальной шкатулке.
Тишиной унесло вечный шум –
топот, смех и звонки у парадной...
Я не знаю, зачем я пишу –
вы ведь тоже ушли безвозвратно.

Сказка

Голос ветра простужен, бессмысленный вой тосклив,
злую лёгкость метели сменяет тяжёлый град,
корни гор зарываются в нежную плоть земли,
чёрно-белые сколы царапают неба край.
Ни деревьев, ни трав, ни животных - безжизнен склон,
не пройдёт ни влюблённый поэт, ни храбрец лихой:
лёд прочнее, чем смерть, хоть прозрачнее, чем стекло,
лютый холод надёжнее пса охраняет вход.
Не подвержен коррозии времени камень стен -
не пропустит ни ласковых принцев, ни злых рубак.
Крепко спит Белоснежка в истлевшей давно фате...
Сколько их, неразбуженных, ждёт в ледяных гробах -
не сумевших когда-то любовь превратить в игру,
начитавшихся сказок, не выбивших клином клин.
Молча гномы стучат в глубине оловянных руд.
Голос ветра простужен, бессмысленный вой тосклив

Монолог гильотины

Я – Дева правосудия, и чистой
из крови выйду красной и густой.
Ты – жалкое орудие убийства:
удавка, вознесённая на столб.

Мной можно бесконечно любоваться
и так же бесконечно можно клясть:
я – главный козырь равенства и братства,
я – милосердие ворам и королям.

Я – острый нож, как груз грехов, тяжёлый,
ты – даже не змея: бессильный червь.
Но ценят нас и те, кто у престола,
и казни обожающая чернь