Я не хочу смотреть... ►

Я не хочу смотреть, как по земле
ползёт ночной озноб, часы листая -
садится солнце, зажигая лес,
путь исчертив поклонными крестами.

Я слышать не хочу как птичий грай
сменяется размеренностью звона -
чуть слышного вдали ещё вчера,
казавшегося ласковым и сонным.

Жизнь разобью мозаичным стеклом
и вставлю в окна яркие осколки...
Но проникает звон колоколов -
он никогда не стихнет, не умолкнет.

Боясь шагнуть за золото крестов... ►

Боясь шагнуть за золото крестов,
пропасть, белёсым облаком растаяв -
упорно прорасту стеклом в бетон,
прочувствовав литую крепость стали
и тяжесть балок, связанных узлом,
в тюрьме, скреплённой намертво с планетой...
Но невесом прозрачный пепел слов,
как парусник, скользящий в струях ветра.
Отвергнутый, едва заметный след,
уже почти забытый и непрочный -
и долго-долго, в бесконечной мгле,
летят обрывки обожжённых строчек.

Когда...

Когда мгновенья были словно пух,
касающийся кожи еле-еле,
в далёкий, но, конечно, светлый путь,
бумажные журавлики взлетели -

и мир увидел эту белизну
и засверкал, и в ожиданьи ожил...
Но белый-белый пух всех обманул,
окутывая нежно и надёжно.

И вот - скользя и путаясь в траве,
но ожидая бури после штиля,
смотрели журавли упрямо вверх,
не замечая времени на крыльях,

и отвоёвывали дюймы тяжело -
но беззаботно ветер всё развеял,
когда синицы стали на крыло,
и листьями осыпались мгновенья.

Каю

Мы разделим тишину на двоих,
не теряя ни друзей, ни врагов -
собирай слова, забудь о других,
не смотри туда, где страх и огонь.

Пусть кричат о чём-то в дальних краях,
наплевать, что все слова - хрупкий лёд,
их читают лишь снежинки, роясь,
а тебя вовек никто не найдёт,

не разбудит страх, назойлив и рьян,
не ударит жаркой вестью поддых...
Я несу кувшин с вином и кальян -
на двоих.

Но ни слова нет на льду, ни следа,
белой аркой в небе - взорванный снег.
Ты ушёл - и я не знаю, куда,
нет тебя, мой мальчик, нет больше, нет...

***

всё голубей небеса, всё чернее вода
только весна проснулась и смотрит вдаль
простоволоса, голубоглаза, проста
а я хрусталь на полке, пыльный такой хрусталь
не отражаю больше звоном грачиный грай
льдинкой под солнцем не заиграет грань
мне бы взлететь на миг высоко-высоко
мне бы не видеть переплетнных кос
из-подо льда стремящихся чёрных лент
и разлететься вдребезги по земле

***

Сегодня всё не то и всё не так,
и слишком рано сумерки густеют,
за краем зеркала - такая чернота,
как будто поджидают ночи тени.

Скользнут легко в серебряную гладь,
пространство затуманят и расширят,
и за прозрачной пеленой стекла
привычный мир расколется в немирье.

Там призраки, реальностью маня,
закружатся в восторженном угаре -
изломанные тени от огня,
беспомощные отсветы пожарищ.

Ориентиров в зазеркалье нет,
пришедшему придётся здесь остаться...
Сегодня пропаду в толпе теней,
поддавшись яду шёпота и танца.

***
Живые все уходят в семь часов,
ворота закрывает на засов
ночной - непьющий аккуратный сторож.
Того, кто против искушений слаб,
уволят быстро: на такой оклад
желающих найдётся тысяч сорок.

Здесь по ночам такая тишина,
что верится невольно - это знак,
что всё само наладится однажды,
когда приду (пусть и не сам) сюда,
обещанного воскресенья ждать,
оставив за оградой всё, что нажил.

Двойник
Мой демон, мой двойник, мой сон
заходится безумным криком,
у ненависти нет имён,
она мучительно безлика,
она рисует мне, всё злей,
как ты уйдёшь, свой пыл истратив -
лишь отражение моей
слепящей нежности и страсти.
Я ненависть принять готов,
ей имя дав, лицо и душу:
я уничтожу двойников
своей любви, такой ненужной,
и, наконец-то, разобью
её слепящую неправду:
в твоём пленительном раю
всегда найдётся место аду.

Письмо
Не поддаваясь магии света
и морской величественной лени,
я пишу тебе из беспробудного лета,
из самого солнечного его мгновения.

Солнце, отринувшее всё земное,
выплыло в небо сверкающим спрутом,
и тени, измученные и запуганные зноем,
прячутся под лотками с фруктами.

Вне марширующих слухов, в мареве липком,
я живу, потерянный, почти что в коме -
как ползущая по виноградному листу улитка,
не обременённая ничем, кроме домика.

Я опять пишу тебе, чтобы не превратиться
в шепчущийся с тенями помятый овощ...
У самого края неба мне чудятся лица,
заглядывающие в глаза золотому чудовищу.

Туча

Пробило солнце на минуту бронь
и тихо скрылось в облаковой нише.
У серой тучи сломано ребро,
и потому она так тяжко дышит.

Тень на реке, на замершей воде -
как будто всё немного закоптилось:
сражалась туча чуть ни целый день
за место под слабеющим светилом.

Лягалась носороговой ногой,
была страшна и внутренне и с виду.
Теперь гремит и рвётся вниз огонь...
Мороженку бы ей из Антарктиды.

мир

в мекке, в иудее, на святой руси
выдали мне ношу, говорят - неси

тяжкий ком из боли, страха и любви
то сбивает плечи, то грозит прибить

но не то пугает, не дорога в рай
как пройти по краю, не упав за край

ждут меня за краем, если всё не врут
гурии и арфы, мёд козы хейдрун

только мне всё пофиг, мне бы здесь, сейчас
как-то разобраться в ноше на плечах

кто-то, одинокой тяжестью томим
плюнул, бросил камень, взял и создал мир

и не разобравшись в тяжести добра
сам я этот камень где-то подобрал

я ползу букашкой на краю громад
сам таскаю тяжесть, сам схожу с ума

и кричу холодным тёмным небесам
неужели мир я тоже создал сам

Мы

Мы с тобой не нужны, потому что о нас забыли:
неулыбчивый мир изменяет потоки вер.
Я расчистил на вешалке место для белых крыльев,
завершая полёт – приходи, я открою дверь.

Кто бессилен, не должен бояться и неподсуден,
можно в небо смотреть, если небо не смотрит вниз.
Я – горошина в поле, сожжённом огнём орудий,
ты – безрадостный сеятель вечного без брони.

Нам вдвоём будет легче прощать и во что-то верить,
и сквозь пепел проклюнется вечнозелёный мирт…
Ты куда? Оставайся!
Смотри – подпалило перья.
Ты ещё сумасшедшей, чем я, возвращаясь в мир.

Северо-запад

Снег золотят нахально фонари,
уводят не туда хитро и тонко,
привычный город странно говорит:
он от европ акцент сместил к востоку.

Бегут ступени не к воде, а от,
уменьшенной второй плетут интригу,
кариатиды прячутся под свод,
и выжидают львы, готовясь прыгнуть.

Не деться от востока никуда -
не верь ему, не поддавайся сразу!
Смотри, какая серая вода
и небо сыплет дождь, спасая разум.

Вино в тоскливом октябре

Октябрьский сумрак очертанья смазал.
Моя бутыль - тюрьма.
Пиши давай.
Я жду сегодня нового рассказа -
ты spirit'а зови, ищи слова.

Пока они сплелись в комок единый:
портрет... чума... пустыня... ворон... шторм...
Что будешь пить?
Начни, пожалуй, с джина.
Не торопясь, под тихий шорох штор.

Давай Дюпена, будешь лучшим в клубе.
Не забредай в страданья по любви.
Стоп, джин тебя, как мастера, погубит:
уснёшь, не рассказав, кто всех убил.

Наверное с абсентом будет лучше -
немного выпей и пиши, молю!
Ну, кто убийца? Говори, не мучай...
Вот чёрт, откуда эта Улялюм?

Ты, судя по молениям и всхлипам,
с абсента слишком благостен и тих.
Всё, жить я не хочу, меня ты выпей
и допиши проклятый детектив!