Пусто на улице, где идут, берцами в такт стуча, самые сильные – на беду вышедших в этот час. Каждому в группе не ведом страх, лишних не тратят слов: каждый уверен, что точно прав, уничтожая зло. Вера идущих в ночи проста – каждый убить готов тех, кто чего-то хотят не так или поют не то. Действовать юным давно пора, подвигов ждëт душа: где-то заставят кричать "ура", где-то сожгут бомжа. И потекут словеса рекой в чате друзей-подруг: добрый заплачет за упокой, но захлебнëтся вдруг, грубый пошлëт несогласных нах, верный затянет гимн... Ушлый напишет: "Приëм не наш, но дождались враги! Кто-то там умер – и чëрт бы с ним, главное – впереди. Это же дети, к тому ж свои, надо понять, простить: станет легендой не тот, кто тих, нужен герой другой! Просто не стой на его пути,тобы не стать врагом. "
Родился день
Родился день, невинный и ничей, не знающий ни боли, ни тревоги.
Мы пережили ночь, одну из многих бессонных нескончаемых ночей. Я слышу первый крик и первый плач о том, что мы надеемся напрасно: обманывает солнце раз за разом – на всех не хватит света и тепла. А новый день, едва на ножки встав, напуганный истошным воем скорых, помчится в катастрофу – так под гору летит неуправляемый состав. Не хватит сил схватить и уберечь, и оградить спасительным барьером...
Господь, ты есть? Дай мне хоть каплю веры в того, кто нам принëс не мир, но меч.
Прощальное
Забывай и считай, что я умер в тех краях, где дождей – через край, не кори за песчаные бури, одиночеством не попрекай.
Все миры до пустыни ужались – по барханам, вдали от дорог, загоняет себя миражами, топчет душу, шагая, пророк.
Нет воды и надëжного крова, день всë жарче, а ночь холодней. Но с упорством, достойным святого, заблуждается мой Моисей.
Он не верит божественным строкам: он к богам и народам остыл. Даже если ему выйдет боком – он не выйдет из зоны пустынь.
Обожжённый, оборванный, нищий – мой пророк, растерявший слова, что-то ищет, а может, не ищет... Может, учит себя забывать.
Впрочем, как и многие у тебя.