Василий Матвеевич жил в доме №3 по Притомской набережной. Зимой — в подвале,
а летом — на чердаке. В подвале зимой тепло, уютно, но летом жарковато. Поэтому Василий Матвеевич,
в начале лета перебирался на чердак. Тут тоже хорошо: воздух — мёд, голуби залетают (пока не
поймут, что Василий Матвеевич уже переехал в летнюю резиденцию), выход, опять же, на крышу.
Короче, масса замечательных возможностей.

В это лето Василий Матвеевич, как всегда, перебрался на чердак. Он не был здесь с прошлогоднего
октября. Осмотрел всё хозяйским глазом, прошёлся по старому, кем-то из жильцов заброшенному сюда ковру,
проверил — цело ли ещё драное кресло (любимое) и письменный стол (с отломанной правой задней ножкой,
но заботливо поставленный на кирпич). Всё было на своих местах. Но на столе обнаружилась запылённая
и раскуроченная рация.

«Тащат сюда невесть что, — ворчал Василий Матвеевич, — весь стол мне захламили, до мусорных баков донести
не могли! А пыли-то, пыли! Тут сутки уборку надо делать. Ладно… может, Люся придёт — поможет.»
Люся жила в этом же доме, в квартире №7. Жили они вдвоём с бабушкой. И Люся частенько захаживала в гости
к Василию Матвеевичу. Ещё Василий Матвеевич дружил с Нюрой. Но Нюра заходила реже. Она работала.
Сторожем в 3-ей Городской больнице имени Подгорбунского. И, там же, при больнице, проживала. Хотя это и совсем рядом,
но Нюра очень профессионально относилась к своим обязанностям и времени свободного у неё было не так много.

Люся пришла к вечеру (бабушка разрешала ей вечерние прогулки, но чтобы не далеко и не допоздна),
принесла кое-что поесть и долго хвасталась новым украшением, которое бабушка ей купила (такая фигня, в виде
розового ошейника). Потом Люся заметила ту штуковину на столике.

— Рация! Ты пробовал? Она рабочая?

— Вот, делать мне больше нечего, как всякую рухлядь проверять! Лучше помоги мне её выкинуть,
один я не справлюсь.

— Ты что, Василий Матвеевич! Это жжжж — бесценная вещь! Щаааа, погодииии — бормотала Люся,
разглядывая глупый набор радиодеталей, — так… здесь — порядок, ап-чхи! Тут… тоже всё норм, —
приговаривала Люся, поэтапно проверяя все узлы и нажимая все кнопки.

Снизу, из двора раздалось хрипение: Матвеич! Открой мне!»

— Это Нюра пришла, иди, Люсь, открой ей, — попросил Василий Матвеевич, — а то станет орать, всех
перебудит. — Голос-то у неё, хоть и сорван (это профессиональное — погавкай столько), но как Иерихонская труба!

Через пару минут, отдуваясь и кашляя (годы), Нюра взобралась по лестнице на чердак. Люська, лёгкая,
молоденькая и быстроногая, стрелой влетела и сразу к этой груде радиодеталей.

— Здорово, Матвеич! — прошамкала Нюра, выставляя на стол пакеты с недоеденной пациентами едой,
— с новосельем тебя, как говорится.

— Спасибо, Нюра. Как сама? Как работа? — жадно зыркая в сторону пакетов, спросил Василий Матвеевич.

— Уволили, Вася, — горестно ответила Нюра, и чихнула от поднятой Люськой пыли.

— Как же так? Ты же на хорошем счету, ты же — ветеран! Ты же всю жизнь… верой и правдой… в медицине!

— А очень даже просто. По возрасту… Вась, привели уже нового сторожа. Здоровый, молодой,
злой, как чёрт, голос звонкий, сам из себя гладкий… сказали: жильё к утру освободить.

Люся и Василий Матвеевич долго ещё утешали Нюру. Люська всё говорила, что друзей не бросит,
еду раздобудет (якобы, в близлежащем супермаркете, по утрам, выносят совершенно замечательные,
чуть просроченные продукты). Василий Матвеевич (хоть и привык жить один), разумеется, сходу
предложил Нюре жить здесь, на полном праве (друзья же). Так и порешили. Люська всё с рацией
возилась, а Нюра с Василием Матвеевичем вспоминали прежние времена, когда оба были
молоды и полны надежд.

Друзья есть друзья. И как-то всё устаканилось, в головах разложилось по полочкам,
и вроде — уже не так страшно — выжить можно, и вместе веселее. Люська ещё покрутилась,
пошерудила в рации и засобиралась домой (Люська, она — домашняя, у неё там бабушка
волнуется). Пообещав друзьям, завтра же сводить их до той помойки, умчалась.

А на следующий день, пришла назад… и с вещами (коврик, мячик, туалетный лоток и четыре
пачки Вискаса). Мрачнее ночи. Сначала ничего не говорила, свернулась клубком на
ободранном кресле, и только вздыхала тягостно. Нюра с Василием Матвеевичем
её не трогали, понимали: горе, видать какое-то случилось. Отойдёт — сама расскажет.
К вечеру рассказала: «Бабушка моя уже очень старенькая, даже по человеческим меркам.
Стала часто болеть, всё забывает… а у неё есть в городе племянница. Вот, эта племянница
бабушке взялась помогать. Продукты ей покупала и всякое. Но ейная (племянницы)
дочка замуж вышла. И племянница сказала, что бабушку к себе заберёт, а в квартире станет
жить дочка с мужем. Но на кошек у них, у всех — а-л-л-е-р-г-и-я, — по слогам промявкала
Люська незнакомое слово, — и меня нигде не надо. Бабушка долго просила, чтобы
меня с собой к племяннице разрешили, но — нет. И племянница сказала, что отдаст меня
хорошей своей знакомой. А на самом деле, позвонила в ветлечебницу и спросила —
сколько стоит а-в-т-а-н-а-з-и-я...»

— А что это? — Спросил далёкий от медицины Василий Матвеевич.

— Это, когда убивают. — Сказала Нюра.
А Люся заплакала.

В этот трагический для друзей момент, вдруг завыла-запищала старая рация.
И далёкий голос, сквозь помехи, сказал: « Приём-приём. Как меня слышите?
Высылаем к Вам Спасителя. Ориентировочное время прибытия Спасителя:
24:00, 5 августа, 2021 года по земному исчислению. Возьмите с собой
Люсину Бабушку. Будьте готовы. Ждите.»

Вот такая история. И это правда! Не плачьте! Всё закончилось хорошо. Спас их Спаситель.

Кстати, Василий Матвеевич — полосатый кот, заслуженный и пожилой.
Нюра — собака неизвестной породы, хорошая. Люся — молоденькая чёрная кошечка.
Бабушка — просто бабушка, одинокая и очень добрая. Спаситель — Спаситель.