Когда-то давно (наверное, в прошлой жизни) я прочёл жизнеописание прекраснейшей женщины. Женщины, в которой страсть, ум и красота соединились воедино, что позволило ей не только выжить в водовороте интриг эпохи Возрождения, но и стать одной из самых влиятельных и богатых женщин Италии.
Речь пойдёт о дочери Папы Римского, Александра VI - Лукреции Борджиа.
Именно про неё Дюма писал:
"Распутница по складу ума, нечестивица по темпераменту и честолюбивая по расчёту, она всегда страстно желала удовольствий, дифирамбов, почестей, золота, драгоценных камней, шелков и роскошных дворцов. Испанка, несмотря на белокурые волосы, куртизанка, несмотря на невинную внешность, Лукреция обладала головкой Рафаэлевой Мадонны и душою Мессалины... "
Современники обвиняли её в прелюбодеяниях с собственным отцом и братьями, ей приписывались распутство, интриги и убийства... за жизнь она трижды была замужем и родив девятерых детей, умерла в статусе герцогини Ферраро (на тот момент самая роскошная провинция Италии).
Женщина, в которой тесно сплелись порок и добродетель, предательство и верность, честность и коварство.
И вот, представьте, на днях, придя домой и фальшиво напевая:
«Я пью, курю и обожаю женщин...
Короче - не на ЗОЖе и не гей...»,
на минутку прилёг и,
закрыв глаза, вдруг перенёсся на 523 года назад, в Ферраро, в февральский день 1502 года, на пир -свадьбу... Свадьбу Лукреции Борджиа и принца Ферраро, Альфонсо д'Эсте.
Мне предстояло выбрать роль, а тело шута (амплуа которого мне так импонирует) уже занял какой-то Тристан...
Хотя, о чем это я, я же шут русский, так сказать православный:
«... и вся жизнь, покатилась вниз,
как телега с горы, гремела,
соль заказанных антреприз
изнутри разъедала тело.
Не шутом был - дворцовым псом,
полуночный кошмар дворянства
запивал самогон вином,
на недели ныряя в пьянство.
Всё проходит, и всё пройдёт,
заживут синяки на коже,
только звание "идиот"
дворянин позабыть не сможет...»,
в моей душе живёт Достоевский, читает Есенин, поет Высоцкий и матерится Распутин, а значит мы не ищем лёгких путей...
Вот с такими размышлениями я и оказался в теле Пьетро Бембо - венецианского поэта и философа, а также – человека, искренне влюблённого в Лукрецию.
Мимо меня по иллюзорному миру проходили величайшие воины и политики той эпохи, красивейшие дамы мило кокетничали и флиртовали, столы ломились от дичи и вина, а Пьетро, подперев спиной колонну, стоял и смотрел на Неё...но тут вмешался я:
«Ей утром улыбается заря,
закаты на ночь дарят поцелуи,
Подснежники к исходу февраля
по снегу босоногие танцуют.
Она - сестрёнка мириадам звезд,
мечта - для сумасшедшего поэта,
Другой такой найти не довелось,
хотя бродил немало он по свету…»
Пьетро попытался перебить, но куда там... я-то уже знал, что у нас с Лу всё будет...и любовь, и страсть, и боль, и разлука. Знал, что ревнивый герцог д'Эсте запретит мне въезд в Ферраро, знал, что нашу любовную переписку в будущем лорд Байрон назовёт «прекраснейшими любовными письмами в мире», знал, что мы оставим свой след в мировой истории, но это все будет потом...
А сейчас я просто смотрел на неё и декламировал:
«Политика изысканных страстей -
интриги, яды, браки по расчёту,
эпоха возрождения идей -
искусство и поэзия на взлёте.
Кинжал, удавка, плаха и петля -
нет человека, значит нет проблемы.
В порочном Риме женская стезя -
пасть к алтарю монетою для мены...

Её предназначение - рожать,
для выгод политических альянсов,
но в женщине живёт не только мать,
она бежит волной по морю страсти...
В запретный мир, к надежде на мечту,
вдохнув туман любви, зажмурит веки...
... пускай потомки сказку переврут,
но Пьетро и Лукреция - навеки!»
Франческо Гонзаго из клана жениха засучивает рукава, брат невесты, Чезаре, достаёт кинжал, да вот только нет у них средств супротив рифмоплета и по совместительству сына венецианского наместника в Ферраро.
И я иду промеж танцующих, через весь зал, а она спешит мне навстречу. Последний шаг, касанье рук, страстный взгляд, губы шепчут...

Хренакс!

И тут я открыл глаза.