***

- Здравствуйте! Меня в эту палату определили. Какая койка свободна? Человек, стоящий спиной ко мне у открытого окна, обернулся, и я заметил, что ему совсем не по-больничному весело - он смотрел на меня так, как смотрел бы просидевший много лет в одиночестве узник на подселенного к нему нового сокамерника. У него было лицо много пережившего человека, но какая-то блуждающая на нём почти детская радость мешала определить возраст. Но полтинник то был - точно.

- Один пока я здесь. Вон заправленная койка рядом с моей – занимай, - сказал сосед, но, однако, снова повернулся к окну - видно к а р т и н а на улице привлекала его всё же больше, нежели моё появление.

Когда я складывал вещи в тумбочку, вошла дежурная медсестра с марлевой повязкой на лице и в очках в тонкой, с т и л ь н о й оправе.

- Павел Петрович! Два дня после операции, а вас от окна не оторвать… А ведь постельный режим у вас. Нате, вот, таблеточки выпейте - и в кроватку, хорошо?

- Слушаюсь и повинуюсь, Оленька, - Павел Петрович сел на кровать и стал поочерёдно закидывать в рот таблетки, запивая каждую водой. Закончив процедуру, он хлопнул себя по коленям и весело подмигнул мне:
- А жисть-то как хороша, скажи, к а з а к ! Ну, давай знакомиться. Все в деревне кличут меня Петровичем, вот так и зови!

Я тоже представился. Из завязавшегося разговора выяснилось, что мы почти земляки – я родом из того же района, где проживает сейчас Петрович. Оттуда жена его и привезла сюда, в краевую больницу.
- Завтра суббота у нас? Значит, приедет навестить - ещё не была после операции, - сказал сосед и опять направился к своему любимому окну.

На следующее утро я уже принимал как закономерное, увидев Петровича на своём посту.
- Ты поглянь, земеля, сколько машин развелось! – опершись широкими ладонями о подоконник, комментировал он всё, что происходило на улице, - и где же люди деньги берут - вот з а г а д к а ! А всё – плохо живём! Нормально живём! А красота-то какая вокруг! – радостно восклицал Петрович, и его лицо светилось молодо и п р а з д н и ч н о!

Петрович ещё бы, наверное, стоял у окна, но, видимо, вспомнив о визите жены, он поводил ладонью по недельной щетине и пошёл к тумбочке. Достав электробритву, он долго жужжал ею и потом столько же времени разглядывал себя в зеркальце, встроенное в футляр.

- Э-эх, годы, годы… - выдохнул сосед и прилёг поверх покрывала, отвернувшись к с т е н е . Но только Петрович начал посапывать, как в палату вошла медсестра и тронула его за плечо:
- Пал Петрович, там жена к вам приехала… Сами спуститесь?
- Да, Оленька, конечно! Спасибо, сейчас я… Петрович встал, аккуратно причесался, ещё раз оценивающе взглянул на себя в зеркальце и, как мне показалось, чуть волнуясь вышел из палаты.

Вернулся Петрович где-то через час. Рассовывая банки и пакеты в холодильник, он неожиданно спросил меня:

- Скажи, земеля, у тебя красивая жена?
- Ну, как сказать… Мне нравится....
- А у меня нет, - и, захлопнув холодильник, добавил, - дряблая и какая-то… тусклая, что ли…
- Так переживала за вас, видно. Шутка ли – операция в такие годы.
Петрович присел и с минуту пребывал в задумчивости, потом подмигнул мне и уже привычно хлопнув ладонями по коленям, бодро произнёс:
-- Ну так что, земеля, сырку отведаем? Домашнего!...

Его выписывали на следующий день после моей операции. Петрович был возбуждён и суетлив. Собрав в сумку свои вещи, он на минутку присел на дорожку, и было видно, что ему очень хочется сказать что-то важное. Наконец, он негромко произнёс:

- Помнишь, я о своей.. о жинке...Ну, в общем, ляпнул не то… Нормальная она у меня! Ну, постарела чуток.. Зато моя, родная. А то в прошлый раз наговорил тебе непотребного… А она же со мной столько лет, как с дитём малым. Ну, ладно, давай, поправляйся! Да, собственно, ты быстро в норму придёшь – инородное тело в глазу, это не то что у меня – вся сетчатка напрочь распалась... Хорошо, лазер придумали да спаяли её, а то так бы и жил в кромешной тьме, как крот... А ведь тридцать лет так прожил, шутка ли...