маме моей посвящаю


Иногда, в последнее время, особенно по ночам, мне кажется - я слышу твой голос, моя родная. И тогда, я не то, что просыпаюсь, я как – то перезагружаюсь, что ли, если выражаться современным языком. И тогда я встречаю Мастера Мер...

Он похож на доброго сказочника, у него пышные усы, лучистые глаза, большие натруженные руки и слегка сутулая спина. Пушистая безрукавка из неизвестного мне меха, видимо очень теплая, уютная, мягкая широкополая шляпа делает его похожим на героя старых американских мелодрам. Я вижу раннее-раннее утро, среди громады туманных облаков только просыпается огромное Солнце, и заросли белых, розовых и нежно-кремовых роз покрываются капельками, разом выплеснув свой аромат навстречу первым лучам. В мастерской (или это весовая, скорее), иргает на занавесках золотистый свет, хотя ночь ещё таится в укромных уголках большой комнаты. Но Мастер уже не спит, он полностью одет, и, не спеша, потягивает из фарфоровой чаши последние глотки своего любимого чая.

Потом он, чуть кряхтя, встает, натягивает ажурные нарукавники и подходит к Весам.
Если присмотреться, это даже не весы. Вернее, не совсем весы. Старинный механизм, огромный, из темного тяжелого металла, похож на них, но что-то в нём не так.
Одна чаша весов уж слишком большая, глубокая, точно - бабушкин медный таз для варенья. Она блестит, начищена до сияния. Вторая же – совсем крошечная, с наперсток, ну или может быть, с кофейную чашечку из настоящего сервиза, тех времен, когда кофе был очень крепким, ароматным и сладким. Черная, матовая, вылитая, как будто из свинца, она упруго подрагивает, пружинит. Но самое чудное в этом механизме – раструб. Он из совершенно другого материала, как будто из присланного из другой яви, этот материал похож на сталь. Раструб зияет своим разинутым блестящим ртом, вызывая изумление, страх и смятение.

- Так, так, так. Ну, ну, ну…

Мастер бережно подкручивает маленький болтик, трогает большую чашу, она раз качнувшись, останавливается точно напротив маленькой.

- Ну вот, все работает. А это что еще такое?

Мастер недовольно осматривает раструб. Он запачкан чем- то, субстанция похожа на гречишный мед, наполовину разбавленный смолой.

- Опять черной мерой меряли. Ох грехи…грехи.

Начисто протерев раструб мягкой фланелькой, ухмыляясь в усы, Мастер Мер распахивает дверь весовой. Потоком врывается радужный свет, и свежий небесный ветерок, смешанный с розовым ароматом, колышет седые пряди, выбившиеся из под шляпы.

Наконец, первый посетитель. Кто-то большой и прозрачный боком протиснулся в дверь весовой, слегка подзастряв в ней. Странно…такой невесомый, он должен был просочиться, пролиться в оставленную щель. Но нет.

Человек или, скорее, его тень, тащит за собой здоровенный мешок, набитый разноцветными, яркими, пушистыми шарами. Их так много, что мешок не закрывается. Шары выпрыгивают из него, скачут по гладкому полу Весовой.

Мастер улыбается, и, с трудом наклоняясь, помогает собирать шары.

- Ну давай, добрый человек, разгружай уж. Постарался на славу, милый.

Тень, подняв мощными руками мешок, вывалила в большую чашу шары. Они заполнили ее с верхом, не поместились и он стал заталкивать их, смешно торопясь и подпрыгивая. Но шары упруго пружинили и никак не хотели слушаться. Мастер достал из сундука легчайший короб, и они, вместе с Тенью, беззлобно поругиваясь, уложили, наконец, всё плотно. Короб взгромоздили на весы, и, отдуваясь, выпрямились.

- Ну, давай уж, доставай, не бойся, вон сколько добра принес, чего тебе страшиться-то?

Тень, съежилась, уменьшилась почти наполовину и разжала кулак. В побелевшей от напряжения руке, лежал маленький серенький шарик. От него исходил странный запах, то ли серы, то ли аммиака. Осторожно положив его в маленькую чашу, тень зажмурила глаза и не увидела, как весы дрогнули, таз с яркими шарами покачнулся и взмыл вверх, а маленькая чаша тяжело и неуклонно, потянула стрелку на себя.

И тут, в раструб хлынула жидкость - жуткая, темная, липкая. Она в одну секунду покрыла Тень толстым слоем, и смыла куда-то вниз, в открывшийся черный лаз внизу.

- Эх, грехи, грехи…Тяжелый грех совершил ты, человечек. И не искупил...

Мастер Мер вздохнул и пошел намочить фланелевую тряпочку…

Я не знаю, снилось ли мне это, или я видела всё взаправду... Но чувство несправедливости Меры никогда не покидает меня...