Андрей припарковал свой поддержанный тёмно-зелёный «Опель Вектра» под сенью одичавших вишен на краю облагороженной части дороги; прямо в том месте, где асфальт переходил в небольшой, уютно шуршащий под ногами, щебёночный отрезок, за которым потянулась уже неровная, ямистая, слегка зыблющаяся от пыли, просёлочная беспутица.
Нужный дом, окружённый внушительным профнастильным частоколом, стоял вдали от чахлой деревеньки, на отшибе.
«Если ты обеспеченный человек, - размышлял Андрей, вышагивая по ухабистой колее, разглядывая владение издали, - почему бы не проложить ещё триста метров асфальта, и не убивать личную, вероятно, довольно дорогостоящую машину?»
Вопрос, естественно, являлся чисто риторическим, особенно ввиду предстоящей продажи фазенды, обсудить условия которой он, собственно, в столь ранний час и явился.
Впрочем, вместо ожидаемого шестисотого «Мерседеса» у обочины ютился совершенно ментовской «Уазик» цвета хаки с заляпанным грязью старым номерным знаком. Авто, по какой-то не вполне очевидной причине, стояло не около отворенной калитки, а приткнулось ближе к углу забора.
Андрей, сосредоточенный на своём, как-то не сразу заметил подле внедорожника двоих мужчин. На первый взгляд – типичных, занятых будничными делами, работяг.
Один из них, довольно крупного телосложения, торчал у распахнутого багажника, рассеянно наблюдая подъездную дорогу. Другой, поджарый, тащил на руках от приоткрытой калитки к «Уазику» тяжёлый деревянный ящик.
Такое неравномерное распределение обязанностей поначалу слегка насмешило. Но стоило только оказаться в поле зрения странноватой парочки, как оба мужчины замерли на своих местах, моментально рассеивая настороженными взглядами непринуждённую улыбку Андрея.
Худощавый опомнился первым и, резко ускорившись, поднёс ящик поближе к упитанному. Затем, поставив коробку на землю, приложил ладонь козырьком ко лбу, прикрывая глаза от слепящего и начинавшего припаливать солнца. Неуверенно спросил:
- Эй, тебе чего здесь?!
- Мне бы хозяина… - громко отозвался Андрей, интуитивно ощущая исходившую от обоих напряжённость. Поспешно внёс ясность, - у меня назначено!
Двое быстро переглянулись. Поджарый, недоуменно пожав плечами, подхватил ящик с грунта. Осторожно забросил увесистую ношу в багажник, задвинул вглубь кузова к парочке других подобных коробок. Неторопливо захлопнул задние дверцы.
Упитанный в это время, сосредоточенно изучая лицо невольно замедлившегося Андрея, грубовато пояснил:
- Хозяин сегодня не принимает. Ты иди себе.
Андрей ощутил в голосе незнакомца то ли издёвку, то ли прямую угрозу. Немного обескураженно потоптался на месте, не вполне понимая, что вообще происходит и как в такой ситуации действовать дальше.
Внутренне решившись, двинулся всё-таки в направлении кованной калитки – не для того он припёрся сюда поутру, чтобы слушаться каких-то недотёп. Толстяк мгновенно выступил навстречу, преграждая путь:
- Эй, парень, ты что – совсем оглох?! Катись отседова подобру-поздорову!
- Но, - внутренне мобилизуясь и принимая на всякий случай нечто вроде расслабленной боевой стойки, заупрямился Андрей, - у нас вообще-то договорённость…
- Та вали уже, сказал!
- Михась, слышь? Пусть его, – разрешил вдруг худощавый, словно совершенно теряя к пришлому интерес. – Погнали лучше, надо быстренько мотнуться. Ведь сейчас как понаедут.
У Андрея возникло ощущение, что двоица, действуя спаянной командой, неожиданно поменялась ролями. Подручный внезапно стал главным, а выглядевший доселе главным наоборот оказался подручным.
Михась бросил в сторону товарища озадаченный взгляд. Потом до него вроде как дошло. Он заторможено ухмыльнулся, словно сражённый какой-то новой, весьма неожиданной мыслью.
- Ладно, чо это я, действительно. Договорено, говоришь? Ну, коли так, то иди, сходи, проведай так и быть… хозяина.
Переглянувшись в который раз, теперь со странными какими-то улыбочками, напарники запрыгнули в «бобик» и дали дёру. Бывалый уазик нещадно затрясся на ухабах, громыхая, как целый трамвай.
Андрей внезапно оказался на странном перепутье. После подобной встречи идти дальше не возникло ни малейшего желания. Проскочила мысль действительно вернуться к машине и потихоньку уехать… Как там было сказано? «Подобру-поздорову». И чёрт с ними, с деньгами!
А на обратной дороге заехать всё-таки в родное село, навестить старушку-мать. Возможно, сходить на реку, до сих пор снившуюся иногда по ночам. Ту самую, где, казалось, провёл целое детство. Да и отрочество вместе с юностью тоже. Всю прежнюю беззаботную жизнь до армии, до боевых вылазок, до… Точнее, даже не так - в первую очередь конечно же сходить на реку!
Какой-то она теперь ему увидится? В детстве казалась широченной, а сильное течение тогда вовсе пугало…
Однако, если удастся провернуть сделку по продаже дома, можно будет не только забыть на время о необходимости платить за съёмную квартиру в городе, но и приобрести, вкупе с грабительским пакетом связи, либо одну из новеньких Моторол либо, например, 909-ю Нокию, заметно выделившись таким образом из рядовых риелторов. Сделав следующий, после покупки авто, заметный шаг к новой благополучной жизни…
Действуя скорее по наитию и вопреки прежним размышлениям о том, чтобы просто свалить, двинулся вперёд. Как бы там ни было, для начала стоило всё-таки попытаться закончить работу.
Предупредительно клацнул кнопочку установленной при входе селекторной связи. Где-то неподалёку, по-видимому в самом доме, раздался и сразу затих негромкий писк.
Звук показался неприятным.
Помедлив с проникновением на территорию, окинул взглядом верхушки забора, - нет ли камеры наблюдения? Ту, в которую можно помахать, предупреждая обитателей о своих добрых намерениях. Но видеокамеры нигде не оказалось.
На звонок тоже никто не отозвался.
Андрей звякнул ещё пару раз, с прежним результатом. Чертыхнувшись, вошёл во двор. Никого вокруг не заметив, двинулся по садовой краснокирпичной дорожке к невысокому крыльцу дома, удивлённо разглядывая обстановку.
Во дворе царил полный беспорядок. Тут и там зияли какие-то траншеи, вероятно выкопанные для прокладки водопровода и всевозможных коммуникаций. Повсюду высились кубы красного кирпича на паллетах да купчились нагромождения гравия и щебня.
В углу участка, в стороне от рабочего мусора, разравняв краюху холма строительного песка, хозяева разместили детскую площадку с маленькой беседкой в стиле избушки на курьих ножках и небольшим бассейном.
Жилой дом явно перестраивался из старого – основная часть фасада была обложена облицовочным, привносящим викторианские нотки, камнем, но благодаря частично уцелевшей, жутко почерневшей от времени, деревянной пристройке, здание в целом выглядело пока несколько химерическим.
Отживший своё древний хлев, стоявший некогда напротив прежнего дома, снесли, а оставшиеся от него мёртвые доски свалили кучей у забора. Возведённая вблизи остатков сарайного фундамента новенькая подсобка выглядела монументально, но несколько причудливо из-за лишь наполовину крытой крыши и торчавших оголённых брусов.
При том, что многих мест ремонт ещё не успел коснуться, кое-где уже требовалась повторная реставрация…
Всю парадную сторону веранды дома украшало некое подобие витража на гриновский сюжет: мечтательная Ассоль встречает подгоняемый блистающим рассветом корабль с алыми парусами.
Но одно из крупных декоративных стеколец оказалось разбитым - его даже не заменили. У аккуратно выгравированной девушки не хватало части руки, так что тонкие пальцы на следующем цельном фрагменте выглядели диковато.
В определённый момент, по-видимому, хозяева решили строительство вовсе забросить, продав участок к чертям. Возможно, их утомил бесконечный ремонт и вечная неустроенность.
Ещё издали присматриваясь к дырке в стекле, Андрей попытался одним глазом заглянуть вглубь веранды, но ничего там толком не разглядел.
Повернул и потянул на себя ручку входной двери, намереваясь всё-таки войти, окликнуть то ли спящих ещё хозяев, то ли, возможную в таком месте, обленившуюся прислугу…
В голову моментально ударил скопившийся внутри помещения тошнотворный запах.
Мальчишка лежал практически сразу за порогом, чуть левее от двери, около маячившего между входом и углом веранды помойного ведра, в лужице собственной крови. Совсем ещё пацан, скрючившийся на полу в трусах и майке, будто изображавший бегуна.
Восприятие Андрея моментально раздвоилось. В ушах легонько зашумело, глаза заволокло туманом. Во рту появилась неприятная, немного подзабытая, но столь знакомая, горечь.
Взгляд словно прикипел к рваной и окровавленной майке между лопаток паренька, тогда как ноги, продолжая инерционное движение, безвольно шагнули вперёд.
Подальше переступая через окоченевшие щиколотки, Андрей схватился было за висевший на груди «Калаш», но того почему-то на привычном месте не оказалось.
Обнаружив отсутствие оружия, слегка опомнился.
Ощущая себя странно беспомощным без экипировки, сделал ещё несколько неуверенных шагов по веранде и застыл, разглядев дальше по коридору второй труп.
Поверженный грузный мужчина покоился на половичке, привалившись к стене странно вывихнутым, будто изломанным, телом.
Наверное, тот самый «хозяин», с которым ему было «назначено». В отличие от мальчишки, истёкшего кровью на голом полу, область вокруг мужчины была лишь слегка очерчена неровным рыжеватым пятном. По-видимому, плотный коврик неплохо впитал мокроту.
Кого-то другого тут наверняка бы вырвало, но…
«Чёрт! Погнался дурак за длинным рублём», - поругал себя Андрей, по старой привычке заменяя матерные слова первыми пришедшими на ум идиомами и поневоле пятясь назад; ощущая, будто оказался то ли в жутком поствоенном кошмаре, то ли в какой-то колдовской западне. – «Отупел всё-таки на гражданке, отяжелел».
И куда только подевалась прежняя острота восприятия? Как можно было сразу не уловить исходившую от той парочки угрозу?
Пытаясь внутренне собраться, Андрей полусознательно анализировал обстановку.
Подле мужчины, чуть в стороне от вывернутой над головой самым непостижимым образом руки, лежал пистолет. Хорошо знакомый как по форме, так и по коричневой рукояти. «Макаров». Похоже, вывалился из ладони во время падения тела.
Вероятно, хозяин намеревался от нападавших отстреливаться, но, видимо, не сумел.
Приближаться к оружию Андрей не торопился. Да и идти дальше в дом, чтобы изучить всю изнанку сноподобной яви, желания у него не возникло ни малейшего.
Уже увиденного показалось вполне достаточно. А мысль в голове возникла ровно одна: «Валить отсюда нахрен и поскорее!»
Всё-таки одно дело – проводить ударные вылазки в составе хорошо знакомой боевой группы далеко на чужбине. Совсем другое – оказаться вблизи родного дома в какой-то абсолютно «левой» ирреальной ситуации.
Андрей обернулся ко входу. Восходящее над миром солнце, проникая сквозь разноцветный витраж, залило веранду потусторонним светом. Мужчина словно оказался внутри аквариума. Посреди мирного идиллического мирка, внезапно наводнённого дохлыми рыбками. Одной из которых, если чересчур замешкается, суждено стать и ему. Но пока ещё жив, то…
Снаружи внезапно донёсся шум двигателя. Андрей от неожиданности слегка присел, и, не обращая больше ни малейшего внимания на мёртвые тела, поспешил к двери.
Вновь заглянул в разбитое стекольце, только теперь украдкой, изнутри-наружу, будто преступник какой.
К дому вернулся тот самый Уазик и застыл прямо перед приоткрытой калиткой.
Сердце гулко застучало в груди. Опять эти двое… неспроста они ему сразу показались подозрительными.
Заглушив двигатель, напарники не спешили покидать машину. По-видимому, ждали кого-то ещё.
«Сейчас понаедут!» - вспомнил Андрей.
Кто именно понаедет оставалось только догадываться. Может подельники, может «органы», а может и ещё кто… В голове путалось, он никак не мог сообразить какова роль этих двоих в существующих раскладах. Если они местные менты – то почему тащили из дома какие-то ящики? А если, что вероятнее всего, бандиты, то зачем опять приехали?
Как поступать дальше, было так и вовсе непонятно. Поспешить наружу, опасаясь схлопотать пулю, или выждать немного?
Долго колебаться Андрею не пришлось.
К воротам резво подкатило ещё несколько машин. Послышались хлопки дверей, собачий лай. Раздалось множество голосов. Следом подтарахтел мотоцикл. За ним второй и, кажется, третий.
Затем заговорили в рупор:
- Эй, там, в доме, есть кто живой?!
В первый миг Андрей даже слегка опешил. Но сразу опомнился:
- Да! - закричал после короткой паузы и на всякий случай добавил. - Я без оружия, выхожу!
- Давай! – подначили снаружи. - Но медленно. Очень медленно!
Однако стоило ему только чуть высунуться на пороге, как раздался плотный хлопок – чей-то револьвер выплюнул пулю. А потом ещё одну и ещё, разнося по двору пугающее эхо выстрелов.
То ли у кого-то сдали нервы, то ли…
«Идиоты!» - пронеслось в голове, во время обратного броска за дверь. Слава богу, кое-какие навыки у него остались!
Слегка опомнился Андрей только на полу, машинально пытаясь прикрыться мёртвым мальчишкой. Что-то ему это всё напоминало. Даже слишком…
Но думать времени не было - звуки беспорядочных пистолетных шлепков моментально дополнил знакомый обрывистый стрёкот. У кретинов снаружи оказалось в руках серьёзное оружие, и оно теперь вовсю разрезало воздух короткими очередями.
Битые кусочки плексигласа с шумом полились на пол – мечты Ассоли и Андрея о прекрасном будущем рассыпались прямо на глазах.
Причём в душе мужчины невольно зародилось и нарастало неприятное ощущение, что под прикрытием автоматной очереди несколько человек уже поспешно подбираются ко входу, готовясь с боем ворваться в дом…
Тут Андрею окончательно снесло крышу, дальше им управляли одни инстинкты. Сделав в направлении коридора длинный бросок с кувырком через плечо, он подхватил с пола валявшийся пистолет.
Прижался, сидя на корточках, к стене напротив трупа мужчины. Совершенно автоматически произвёл ряд выверенных движений - магазин, предохранитель, затвор, палец на спуск.
Застыл посреди прихожей, с вздёрнутым к потолку дулом пистолета, между двумя мертвецами: молодым и зрелым. Скорее всего, между отцом и сыном. Напряжённо вслушиваясь и вглядываясь в окружающее пространство.
Тишина продлилась лишь несколько мгновений – снаружи почудилось странное движение. Что-то приближалось очень быстро и практически бесшумно.
«Собаки!» - осознал Андрей даже прежде, чем из узкого дверного проёма показалась первая оскалившаяся морда.
Всякое случалось в жизни, но обученные ротвейлеры на него ещё не бросались. В голове мгновенно промелькнули инструкции по самообороне: до последнего ждать приближение четвероногого; в момент атаки, пытаясь отвлечь внимание пса, резко выбросить свободную руку в сторону и стрелять!
Впрочем, завидев несущиеся бесноватые хари ничего он никуда не отбрасывал, а упав на одно колено и крепко подперев ладонью запястье руки, удерживающей пистолет, принялся чуть не панически палить, палить, палить… прямо в нацеленные на него раззявленные пасти.
Оба пса, скуля и коная, полегли рядом с человеческими трупами.
Слегка опомнившись, Андрей попытался бегло сосчитать — сколько выстрелов произвёл? Пять, шесть? Вопрос был отнюдь не риторическим — в пистолете не так-то много патронов.
Приблизительно прикинув количество, а псы практически свели его с ума, похолодел — похоже, истратил больше, чем показалось вначале. Возможно, опустошил две-третьих обоймы. Что ж если повезёт, он сможет проверить точно немного позднее.
А теперь — вперёд! Тем более, что за дверью уже раздавался, казавшийся оглушительным, топот.
Андрей бросился напрямик по коридору. Спиной ощущая приближение противника, произвёл пару выстрелов назад, просто наобум, лишь бы хоть на мгновение задержать преследователей.
В ответ зазвучала новая канонада, окончательно разнёсшая веранду в щепки.
Раньше ему не раз приходилось сталкивался с подобным: стоит только страху возобладать, как начинается натуральная вакханалия пальбы.
Стремительно преодолев коридор, он ворвался в большую комнату, панорамные окна которой, прикрытые воздушной тюлью и бежевыми шторами с пышными пионами, выходили на противоположную от входа сторону двора.
Делая разбег, вскользь обежал глазами обстановку комнаты.
Заметил застывшую подле широкой кровати молодую женщину, напоминавшую скорее коленопреклонённую статую, только вот в пёстрой ночнушке. Вместо головы у неё зияла жуткая пустота - лишь изодранный обрубок шеи да кровавая окрошка, протянувшаяся метра на полтора от тела: окрасившая болезненно алым пол и розы на обоях, изморосившая мельчайшими брызгами всё вокруг.
Разглядел посиневшего младенца в люльке и отброшенную на пол маленькую, в синеглазках, подушечку, на которой будто отпечаталось сморщенное лицо малыша…
Хотя увиденное в комнате проскользнуло перед сознанием лишь на долю мгновения – мозг Андрея настойчиво зафиксировал все самые неприятные детали. Те самые, от которых потом просыпаешься в ужасе; желая отвлечься от которых приходится потом визуализировать памятный с детства бег родной реки. Стремительный, странно успокаивающий, убаюкивающий.
Множество невинных жертв пришлось ему повидать на войне, но младенец, здесь… к чему такая бессмысленная жестокость?!
Не поспевая за размышлениями, Андрей, промчав сквозь комнату, совершил, кое-как сгруппировавшись, отчаянный прыжок прямо в широкое окно. Выбил, слегка запутавшись в занавесках и прикрывая лицо плечом, стекло. Вывалился наружу вместе с рамой и осколками.
А стрельба позади всё не прекращалась. К счастью, застрявшее перед дверью стадо баранов так стремилось хоть кого-нибудь поскорее «завалить», что даже не потрудились оцепить дом.
На бегу избавляясь от прицепившейся тюли, устремился к сваленной подле забора груде деревянных поддонов.
В один короткий миг сознание Андрея будто оторвалось от тела, наблюдая за собственными действиями как бы со стороны: короткая пробежка к забору, отталкивание от поддонов, отчаянный бросок вверх, крепкий захват ранящих ладони остриёв ограждения, резкое подтягивание… И вот уже в следующий момент он – мгновенно забросив ноги от земли в небо – соскакивает с высоты, тяжело приземляясь по обратную сторону ограждения.
На пронзившую тело резкую боль, мгновенно вернувшую сознание на место, времени отвлекаться не было: стоило только нападавшим сообразить, что да как – и ему несдобровать. Вначале разорвут на куски и лишь потом начнут разбираться - кто тут прав, а кто виноват.
Не позволив себе ни секунды передышки, помчался через огороды, кусты и пустыри в направлении отдалённой группы деревьев.
Куда угодно, лишь бы поскорее спрятаться. А там уже, немного отдышавшись, хоть каплю передохнуть.
Во дворе на короткое время всё стихло. Оттуда доносились лишь испуганные перекрикивания. По-видимому, его ещё искали на участке.
Преследователи похоже никак не могли взять в толк, что беглецу удалось улизнуть.
Ничего удивительного. Через тот частокол невозможно, кажется, так запросто взять и перебраться. Хотя ему каким-то образом это удалось…
Впрочем, не впервой. Такова сила ужаса – творить сверхобычное.
Все эти размышления, и ещё многие другие, скользили в голове, не сильно зацепляя разум, пока Андрей нёсся наискось через поле, желая поскорее добраться до медленно приближавшейся лесополосы.
А на территории дома вновь раздались беспорядочные выстрелы и застрекотал автомат… Верно, кому-то там что привиделось – и это уже не так-то просто остановить.
Как же всё знакомо!
Лишь оказавшись, наконец, в тени деревьев, весь мокрый от напряжения, понял: что-то очень мешало ему во время бега, давило на поясницу. Осознал, что автоматически сунул пистолет под ремень, по центру спины.
Настороженно поглядывая в сторону дома, удивляясь тому, что до сих пор никто не помчался за ним, вытаптывая ботинками пожухшие стебли картофеля и разрывая сухую землю мотоциклетными шинами.
Рассеянно изучил ствол. Точно - «Макаров». Наверняка модифицированный. Похоже, изначально небоевое оружие переделали в огнестрел. Заменена пружина, увеличена обойма…
Хозяин дома явно был не из простых. Возможно, потому и задушен младенец? Наверняка тут бандитские разборки, кровная месть, ещё какое-нибудь варварство в подобном роде?
Люди вообще большие специалисты по части дикости… На войне он это хорошо усвоил.
Ну, не важно.
Хотя стало немного яснее почему те парни стреляли сразу на убой, практически без предупреждения. Им было просто наплевать кого «порешить».
Убит по-видимому какой-то крупный авторитет и тут же подтянулись подельники – с охранными собаками, пистолетами, ружьями, автоматами… людьми в форме… Хотя в нынешних реалиях присутствие последних не удивляло. Скорее выглядело само собой разумеющимся.
Но как теперь быть? О том, чтобы попытаться вернуться обратно в машину нечего, конечно, и думать. А ведь лишь каких-то двадцать минут прошло с тех пор, как он, отключив магнитолу, спокойно вышел из «Опеля», однако жизнь с тех пор успела круто перевернуться с ног на голову…
И что ему, собственно, оставалось делать теперь? Пожалуй, и дальше бежать, бежать, бежать… зайцем через поля. Попытавшись ввести преследователей в заблуждение, будто намеревается укрыться в лесной глуши, прорваться «куширями» к находившемуся приблизительно в тринадцати километрах отсюда областному центру.
Где нет чрезвычайно яркого света больших городов, а ритм жизни напоминает скорее сельский. Так что можно затаиться на время в захудалом окраинном отеле. И при этом, если повезёт, остаться незамеченным для слишком любознательных глаз.
День-другой, в случае удачи, удастся переждать. А тогда, немного отдышавшись, можно будет уже спокойно обдумать: кому стоит звонить, а кому не стоит; каких знакомых теребить, а о каких лучше пока позабыть; и каким вообще макаром из создавшейся ситуации выкарабкиваться.





Пробудился.
Жёлтый зрачок луны, обезображенный сизым бельмом, настойчиво заглядывал в окно, взывая к нутру, расшевеливая приглушенные инстинкты.
- Ты всё-таки собрался идти… на дурацкую рыбалку свою? - раздался сонный голос женщины, попытавшейся было прижаться к бедру своим дряблым телом.
- Да, - отозвался холодно, неторопливо садясь на кровати. Сторонясь костлявой, опостылевшей бабской плоти.
- Ну и вали! – злобно воскликнула она, сердцем вероятно ощущая, что уже не вернётся. – Обойдёмся как-нибудь.
- Вот и отлично, - произнёс отчуждённо, вглядываясь в призрачно-подсвеченную темноту за окном. Пытаясь уловить и прочувствовать необузданную пульсацию ночи.
- Может всё-таки останешься? – после короткой паузы необычайно ласково поинтересовалась она. В голосе зазвучала особая, обычно не характерная для неё, трепетность.
В ответ только зубами скрипнул. Вот уж - женщина! Вклинилась, как всегда, не вовремя. Только сбила с настроя.
Неплохо бы, конечно, перерезать ей напоследок глотку. Либо притопить в ванне наполненной ледяной водой…
Посмаковав немного подобные мысли, поднялся с постели. Развёл локти в стороны, сделал парочку энергичных круговых движений корпусом, разгоняя кровь.
Очень хотелось выпить кофе и чем-нибудь да позавтракать, хоть бутербродом с жёсткой колбасой, однако желание поскорее вырваться из наскучившей клетушки преобладало.
Торопливо надел заготовленный накануне походный костюм. Поспешил из комнаты, оставляя женщину наедине с собственными прокисшими мыслями.
Откопал в чулане припрятанный посреди разнообразного хлама большой рыболовный чехол. Натянул походные ботинки, накинул на спину лёгкий рюкзачок и, не прощаясь, покинул квартиру.
Менее чем через час, сопровождаемый утренними сумерками, объявился на вокзале.
Приник к первому попавшемуся открытому окошку кассы, поинтересовался временем отхода и направлением ближайшей, но как можно более дальней, пригородной электрички.
Приобрёл билет до конечной станции.
На пороге вокзального здания купил у случайной бабульки с клетчатой сумкой в ногах три тёпленьких, обмотанных чёрствыми промаслившимися салфетками, напоминавшими порезанную на квадратики дешёвую туалетную бумагу, жаренных пирожка – два с мясом и один с капустой, да стаканчик растворимого кофе без сахара.
На вокзале даже в этот очень ранний час царила досадная суета. Так что перекусывать на улице не стал, а поторопился в вагон заблаговременно подошедшей электрички, издавшей при открытии дверей шум, напомнивший облегчённый выдох.
Пристроил рюкзачок с рыболовным чехлом на полке и, приткнувшись около окошка, уплёл с повышенным аппетитом сочные пирожки. Запил их тёплым кофе, медленно смакуя каждый горький глоток. Тщательно вытер ладони и губы теми частями промасленных салфеток, до которых не дотянулись расплывшиеся пятна жира. Скомкав бумажки, сунул их в стаканчик. Стаканчик бросил под лавку.
Подложил под голову походную кепку и, уперев её в вагонное стекло, приготовился ко сну. Скрестил руки на груди, вальяжно перекинул ногу за ногу. Прикрыл глаза, напряжённо ожидая отхода поезда.
Когда вагон, наполнившись народом, бессчётное множество раз хлопнув дверьми и невнятной скороговоркой протараторив через фонящий громкоговоритель названия двадцати с лишком станций, рывками тронулся с места – понемногу задремал…
И только вот, кажется, отключился, как в ватное сознание втёрся мутный сон.
Будто бы вечер. Конец удушливого, жаркого дня.
За пышно накрытым столом, прямо напротив, сидит женщина, похоже, красивая. Причём, по дивной фантомной причуде, ещё и является законной женой.
Почему, вдруг, именно женой? Во сне деталей не разобрать. Но выглядит нереальность чрезвычайно правдоподобно, сердце происходящему верит.
Находится женщина хоть и близко, только руку протяни, но, между тем, слегка в отдалении, притуманенная сгустившейся полутьмой, так что черт лица, как ни старайся - не разглядеть, и поясняет что-то крайне важное насчёт воспитания ребёнка.
Голос её, напоминавший по тональности говор какой-то известной (во сне никак не получалось вспомнить, какой именно) певицы - красив и монотонен. Но хоть и звучит он спокойно и завораживающе, однако в пространстве над столом ощущается непонятное напряжение. Будто вот-вот грянет беда.
- Бать, - раздаётся внезапно испуганный детский возглас со стороны. – Бать, слышь. Сюда, скорее!
Окрик этот – как болезненная вспышка, излишне яркая искра в тёмной глубине сознания. Всё нутро взывает в ответ, требуя тут же вскочить, поспешить на помощь… но что-то мешает сдвинуться с места, шелохнуться даже.
Будто прикованный, очарованный колдовским женским голосом, так и вынужден сидеть, выслушивая её пространные, совершенно неразличимые разъяснения. Хотя если напрячься как следует и хорошенько вслушаться – произносит она сплошную умалишённую белиберду…
Но почему-то никак нельзя даже сдвинуться, не закончив беседу. А сама жена, между тем, словно и не слышит молитвенный зов ребёнка.
Сколько душа ни рвалась спасти просящего о помощи пацана - тело никак не поддавалось.
Однако попытки не прошли даром - фигура женщины стала постепенно расплываться, теряя очертания, пока совершенно не растворилась в белом огне. А вой ребёнка, хоть и орущего уже так, словно его сжигают заживо, всё заметнее отступал на дальний план.
Последним усилием воли заставил себя окончательно отринуть гипнотизирующий голос женщины и, сорвав оковы, резко встать с места… Но встать как-раз на самом-то деле не получилось.
Зато удалось очнуться – вероятно, от настойчиво бьющего в глаза солнечного света.
Колея, давно покинув городскую черту, понемногу свернула на запад, подставляя правый бок вагона пылающему светилу. Именно оно уже какое-то время мешало спать, неосознанно раздражая.
Отсюда, похоже, и кошмарные грёзы.
Приходя в себя, понемногу разглядывая осоловелых от жары соседей по вагону, с облегчением осознал – никакой жены и сына не существовало и в помине. Да и в целом, ни женщина, ни мальчишка никого не напоминали – сколько не пытался напрягать память. Приснится же такая ерунда!
Ну, да ладно.
Бросил ослеплённый взгляд на «Командирские» - с момента отправления поезда прошло немногим более часа. А если ещё вспомнить, что электричка ползла медленно, часто останавливаясь то на заброшенных полустанках, то на светофорах, пропуская километровые товарняки – не так-то далеко, получается, отъехали от города.
Пригляделся к проносящимся мимо осиянным окрестностям: разделённые лесополосами неровные прямоугольники полей – кукуруза, пшеница, капуста, гречка… картофельные поля. В мерцающей дали притаился кусок густого леса. Мимо неспешно проплыл потерпевшим крушение обломком совсем уж дряхлый хуторок.
Увиденные места чем-то привлекали, нравились. Казались дикими, заброшенными, давно позабытыми богом.
Расправил мятую кепку, нацепил её на макушку. Немного пьяно стащил с верхней полки рыболовецкий чехол и рюкзачок. Медленно двинулся, словно моряк по качающейся палубе, к тамбуру.
Покинул электричку на следующей, случайно пришедшейся на довольно крупную деревушку, платформе.
Все подобные станции до коликов напоминали одна другую. Убогое, неухоженное со времён Союза, в лучшем случае лишь слегка подкрашенное, ветхое здание с часами и вывеской-названием деревеньки. В некотором отдалении от центрального корпуса – блевотный сортир.
Внутри маленького вокзального здания, если оно, конечно, не заколочено основательно - безысходный зал ожидания, где обязательно, на немногочисленно-уцелевших откидных креслицах, похрапывает, обложившись баулами, либо парочка местных пьяниц, либо неприхотливое семейство кочующих цыган. Либо ещё какие-то заблудшие души, случайно застрявшие на станции в ожидании попутного поезда.
Позади здания, обязательно, местные театральные подмостки: большой пустынный двор, долженствующий обозначать привокзальную площадь.
Напротив станции, за «площадью», типично помещаются: по левую сторону - унылейший, только вот, кажется, восстановленный после очередного пожара, деревенский кабак, а по правую – более цивильный, явно подвергавшийся ежегодному оштукатуриванию, сельский магазинчик.
На этом главные достопримечательности обычно и заканчивались. Разве что где-то в стороне над хатками торчал ещё золочёный куполок церкви – их много где понастроили в последнее время, либо восстановили.
Спустившись по бетонной лесенке вокзала во двор и окинув быстрым взглядом неизвестные прежде, но знакомые по существу, окрестности, сразу к светлому зданьицу и направился.
В который раз подивился жуткой скудности ассортимента выселковой лавки.
Впрочем, в наличии оказалась худо-бедная колбаса, вяленький какой-то, однако всё ещё съедобный с виду сыр, и, естественно, свежайший хлеб, запах которого наполнял помещение, спасая прочее нищебродство. Ведь то, что сельский «Кирпичик» вкуснее и прянее любой городской булки, знал не понаслышке.
Дополнив покупку треугольным пакетом более-менее свежего кефира, покинул магазин, а вскорости, двинувшись обходной, местами сохранившей остатки асфальта дорогой, и село.
Проскользнул прогулочным шагом мимо заброшенного кирпичного заводика, достиг бескрайнего пшеничного поля. Пройдя немного по черноватому летнику, насквозь пересекавшему рябящую безбрежность, устроил под чистейшим, без малейшего пёрышка, голубым небом, скудный, но аппетитный, ввиду душистого аромата перезревших злаков, завтрак.
Вкусив неторопливо непритязательных магазинных даров и немного переведя дух, неспешно побрёл по летнику, останавливаясь иногда чтобы вытереть кепкой пот со лба.
Урожай с полей уже начали собирать – буйство злаков местами сменяла срезанная под корень пустошь. Изредка на горизонте объявлялись комбайны, тракторы и прочие грузовые машины.
Достигнув потихоньку то ли конца, а то ли начала выглядевшего поначалу бесконечным поля, свернул к тополиной посадке на холмике, оттенявшей просёлочную дорогу, и прилёг отдохнуть прямо меж узловатых корней деревьев, на травке.
После некоторой передышки побрёл по выезженной сельхозтехникой грунтовке. Двигаться по такой дороге стало заметно легче, во всяком случае, не приходилось больше спотыкаться о стерню.
Так и плёлся холмами вверх-вниз, взбивая ногами пыль, периодически поглядывая на стрелку компаса.
Вскоре осознал, что дорога пусть и более удобная, но только ведёт не в том направлении - приближает к железнодорожному полотну. Тогда как наоборот, требовалось уйти от цивилизации подальше, в самую гущу деревенской глуши.
Решил вновь свернуть в поля и продолжил шагать, шагать, шагать, особо не разбирая пути, лишь изредка корректируя направление по маленькому компасу - стеклянному пузырьку на широкой боковинке ремешка часов.
В конце концов, отупев от бездорожья и палящего солнца, вновь завалился прикорнуть в тени очередной попавшейся по пути посадки. Раннее пробуждение, чуткое поездное полузабытье с раздражающей фантасмагорией, излишек свежего воздуха, наконец, дали о себе знать. На сей раз отключился основательно.
Ненадолго опомнился лишь тогда, когда внезапно обнаружил, что подложив руку под голову, уже некоторое время бодрствует. Лёжа на спине затуманено наблюдает, как хищная бурая птица медленно парит над полем, высматривая добычу.
То ли степной орёл, то ли более редкий чёрный коршун, а может обыкновенный канюк – на таком расстоянии, да при столь ярком солнце не разглядеть.
Птица, выставив крыло под прямым углом, корректируя таким образом полет, промышляла, вероятно, на зайчиков, сусликов, тушканчиков и прочих мышей-полёвок...
Сопровождая долгим взглядом её бесконечное парение, понемногу закунял. А стоило только ей надолго исчезнуть из поля зрения за ярким мерцающим горизонтом – вновь заснул. И долго ещё парил в забвении, ощущая в душе лёгкий свободный полёт собрата-охотника.
Когда полный сил и свежести внезапно очнулся накануне заката, то с некоторым даже удивлением обнаружил близкую, утопшую в зарослях, деревушку и симпатичный приземистый домик неподалёку.
Понял сразу - попал туда, куда надо. Значит, чуйка сработала, а ноги сами принесли правильно.
Неподалёку от места отдыха, в глуби густой рогозы, из-под земли пробивался источник, бесшумно струившийся в сторону села. Вероятно, растекаясь посреди деревни полноводным озером с карасями.
Освежившись у истока речушки, бодро, но всё так же неторопливо, принялся за приготовления. Спешить-то некуда. Тем более с этого момента самая пресная и тягомотная часть похода заканчивалась, а начиналось уже чистое удовольствие. Приход которого всегда приятно немного оттянуть.
Высыпал из рыболовецкого чехла на траву лёгкие пластиковые удилища и разнокалиберные стекловолоконные коленца спиннингов.
Следом за служившим бутафорией барахлом на землю выпали более тяжёлые детали, тщательно завёрнутые в несколько слоёв промасленной и сухой бумаги.
Укороченный приклад. Сдвоенный вертикальный обрезанный ствол. Перевязь патронташа с рассованными по ячейкам патронами.
Присел у разбросанных на земле свёртков, извлекая части из шуршащих в руках газет.
Полная сборка ружья произошла быстро и непринуждённо. Лёгким, привычным движением закрепил отдельные узлы в одно целеустремлённое целое. Стволы словно влитые встали в коробку замка ударно-спускового механизма.
Поднимаясь во весь рост на фоне алого, обещавшего на утро жару, заката, закинул патронташ на плечо, продев его через голову. Повесил вдоль тела наискось, как у мексиканских «камарадос» - разве что сомбреро не хватало для полного вживания в роль.
Цепляя на пояс нож (пользоваться которым не очень-то любил, предпочитая огнестрел), немного понаблюдал за тем, как полыхает закат – вид нерукотворного огня порождал в груди странное восторженное чувство.
Полностью стемнеть должно было только минут через двадцать-тридцать, обычно по деревням в это время только садились ужинать.
Утомлённое буденной работой семейство собиралось обычно за общим столом на улице под каким-нибудь плодовым деревом. Взрослые чуть выпивали, расслабляясь после дневных трудов. Лишь когда сгущалась темнота, женщины, оставив мужчин, загоняли самых младших в хату – мыться, готовиться ко сну. Чуть позднее, чтобы не засиживаться, старшие перебирались туда и сами, ведь им тоже обычно предстояло проснуться рано, до рассвета.
Одним словом – спешить всё ещё некуда. Перебросил оружейный ремень через шею, водружая обрез чуть пониже груди. Локти поудобнее упёр в ружьё, расслабляя мышцы, позволяя внутренним энергетическим токам приятно кружить по верхней части тела при каждом размеренном шаге.
Неторопливо добрался до первого, на краю посёлка, домика – жилище было погружено во тьму и выглядело дремотным, практически бездыханным.
Хотя на самом деле, люди внутри ещё не успели даже увидеть первый сон.
Нашёл на ощупь крючок калитки и, открыв её, проскользнул во двор. Фонарь, установленный над входом в пристройку, ярко освещал подход к дому.
Нога случайно наткнулась на что-то острое и твёрдое. Поднял с земли крупный камень. Подбросил пару раз в руке, швырнул в окно веранды. Стекло брызнуло осколками.
Внутри зашевелились, зашумели, забегали. Немного постоял, ожидая. Но всё никак. Подхватил ещё один камень и кинул в соседнее окно.
Тут уж из дому выскочили сразу трое - друг за другом. Здоровые лбы, крепкие ребята. Первый постарше, слегка сгорбленный - матерясь и проклиная хулигана на все лады. За ним двое юнцов, один другого моложе, но явно неробкого десятка.
У самого младшего в руках оказалась скалка, у того что постарше - нож, а у взрослого (последнее показалось особенно забавным) - чугунная сковородка.
Без дальнейших разговоров быстро вскинул ружье, направляя дуло на верховодившего отца семейства и спустил оба курка разом.
Обрез ударил дуплетом, короткая вспышка распорола темноту.
Мужика срубило так, как ломает буря старое, мощное с виду, но уже подряхлевшее внутри дерево. Парни со своим враз ставшим бесполезным оружием в руках больше не пытались оказать сопротивление, а с расширившимися глазами непроизвольно отступали к двери.
Пока их не сдуло напрочь, спокойно преломил ружье, выщёлкивая пустые гильзы. Неторопливо изъял из патронташа новые патроны, вставил в дуловые отверстия.
Захлопнул, щёлкнув замком, обрез и хладнокровно, одного за другим, положил обоих парней, слегка напомнивших растерянных братцев из ларца.
Итак, всё как обычно - мужчины погибли снаружи. Ну а для того, чтобы прикончить женщин и детей требовалось зайти внутрь.
Перезарядившись на пороге, пошёл по комнатам отлавливать и отстреливать прочих божьих тварей.
Маленькую старушонку приложил около печки, где она, вероятно напрочь глухая, всё ещё продолжала что-то там суетиться. Женщине средних лет, жавшейся к стене комнаты и поводившей дикими глазами, выстрелил прямо в лицо, превращая его в кровавую маску, навеки гася свет сознания.
Напоследок какую-то молодую, но неладную, неуклюжую девку, вытащил прямо из-под узкой кровати, схватив за торчавшую наружу щиколотку, и, приставив дуло к неестественно надутому пузу, пропечатал насквозь, навылет.
Так и бросил её корячиться на полу, придавленным пауком, решив, ради разнообразия, не добивать.
Вся неторопливая прогулка по дому заняла минуты полторы, максимум две. Фаза активности оказалась слишком короткой - застоявшийся адреналин даже не успел толком насытить и разгорячить кровь.
Ощутил слабое неудовольствие, переходящее в раздражённость и даже лёгкую злость. Следом возникло нетерпение. А за ним - острое желание подстегнуть, усилить эмоции.
Поскорее покинув жилище, двинулся прямо к забору. Легко перескочил через разделявший участки невысокий палисадник. Постоянно о что-то спотыкаясь, быстро преодолел огромный огород, вынырнув из кустов у соседнего дома.
Со всей силы двинул прикладом в окно. Пошурудил в образовавшемся отверстии дулом, дробя стекло, увеличивая дыру.
Внутри возникло беспорядочное движение.
- Что здесь, крысы?! – воскликнул так злобно, будто там в самом деле шарили крысы. И тут же принялся палить наобум, практически куда попало, ориентируясь по мечущимся во тьме звукам. Будто в слепом тире. Быстро перезаряжаясь и продолжая поспешно тыкать на гашетки. Испытывая странное злорадное веселье.
Изнутри всё явственнее доносились вскрики, стоны раненных. Поразительно, сколько же народу набилось в несчастной комнатушке? Целый цыганский табор там ночует или что?.. Успевай только отбрасывать стрелянные гильзы и вставлять на их место свеженькие патроны.
В какой-то момент вой внутри будто достиг критической точки, вызывая в мыслях пресловутое пение грешников в аду, а затем, наконец, всё замерло - ни звука, ни шороха.
Но продолжал машинально палить какое-то время, даже когда внутри окончательно стихло – огненные вспышки, коротко озарявшие темноту, казались хороши сами по себе.
Отвоевавшись, до основания разворотил окно и забрался, через подоконник, внутрь комнаты.
Под ногами слабо хрустнуло стекло.
Пронизанный гарью воздух комнаты стало сразу же разъедать чем-то сладковатым, приторным, тошнотворным. Сквозняк, скрупулёзно просачивавшийся сквозь разбитое окно, лишь ускорял процесс разложения.
Не дожидаясь, пока кровь начнёт затекать под ноги, сделал несколько стремительных шагов и, нащупав ручку, вышел из комнаты, плотно притворив за собой дверь.
Коридор сельского дома оказался непривычно узким и длинным. По бокам виднелись проёмы ещё каких-то комнат или, возможно, чуланчиков. Но проверять, есть ли там кто – не стал. Какой смысл?
Снял дверную цепочку со стены в конце коридора, открывая проход. Вышел на веранду и только там уже, намацав позади висевшей вдоль стены рабочей одежды выключатель, врубил свет.
Тусклая лампочка, слабо моргнув, осветила нищенскую кухонную обстановку.
На застеклённой террасе парил свежий ночной воздух, насыщенный запахом чего-то сочного, вкусненького.
Тут только, подсознательно высматривая хоть какую-то пищу, подметил, что тело бьёт мелкая дрожь, а во рту скопилась обильная слюна.
Прислонил карабин к двери. Вернулся к столу, выискивая стряпню.
На столе, стульях и прочих кухонных поверхностях стояли глубокие тарелки, накрытые, вместо крышек, мелкими. Окружающее пространство было, казалось, переполнено этими разнокалиберными посудинами.
Принялся открывать все тарелки подряд, обнаруживая в них нечто несъедобное - то перец горошком, то лавровый лист, то какие-то пахучие, но сухие растения.
Краем глаза заметил на стоявшей в углу газовой плите большую сковороду. Откинул алюминиевую крышку. Обнаружил внутри скукоженные кусочки мяса, помалу индевевшие в толстом слое жира.
По-видимому, остатки ужина большой семьи.
Не желая возиться с приставленным к плите газовым баллоном, принялся извлекать из вязкого желе холодные комочки, сведёнными от напряжения пальцами. Жадно пережёвывая и поглощая один суховатый прожаренный кусок за другим.
Опустошив пательню, стёр с чугунной поверхности, шматом обнаруженного на столе подсохшего бородинского хлеба, остатки жира и отправил пропитанную студнем мякушку в рот, удовлетворённо причмокивая.
Удивительно даже, насколько, оказывается, проголодался.
Расслабленно присел на деревянную табуретку, облокотившись о давно небелёную, потрескавшуюся стену. Желая приятно перевести дух. Дожидаясь, пока прекратится голодная дрожь в руках.
Слегка переведя дыхание, довольно осклабился - вечер, безусловно, удался.
Впрочем, хищнику не пристало слишком уж задерживаться на одном месте. Опасно. Пришла пора рвать когти.
Но, напоследок…
Прихватив сковородку, дожёвывая по пути остатки мяса, вернулся в большую комнату. Нащупал на стене выключатель.
Когда свет лампы озарил помещение, бегло обозрел деяния рук своих - душа мгновенно наполнилась эйфорией окружающего кровавого хаоса.
Налюбовавшись, вернулся в веранду. Небрежно бросил на зазвеневший бьющимися тарелками стол опустошённую сковородку.
Немного повозившись с незнакомой хитромудрой задвижкой, удовлетворённо выскользнул на улицу, в прохладную августовскую ночь.