ПОСЛЕДНЯЯ ЗИМА

ДОМ НА ОКРАИНЕ

Тысячелетний лис-оборотень не зря носил имя Гойо, «осторожный». Судьба не раз ставила ему капканы, выбраться из которых, казалось, было невозможно. Но лис всегда находил выход из самых безнадежных ситуаций, обнаруживая разумное упорство и терпение — так велика была его тяга к жизни.

Вот и сейчас, трезво оценив обстановку, он не стал рисковать, пытаясь вернуться из селения безымянных обратно, в подземелья на окраине Мрана, а решил найти пустой дом и переждать зиму среди людей. Люди по-прежнему вызывали в нём ненависть и страх. Но острая тоска, которой лис заразился от человека и не в силах был выносить, ослабевала, если люди были неподалёку. Гойо не мог объяснить, почему так происходит, но инстинктивно искал места, где обитали люди, прислушиваясь к то усиливающейся, то к утихающей тоске внутри себя. Раньше таких инстинктов он за собой не замечал.

Скользя на снегоходах в селение, он не отдавал себе отчёта в том, зачем ему понадобилось преодолевать бесконечно длинный снежный путь из тёплых недр подземных коммуникаций Мрана в заснеженный двор Айны. Теперь смысл столь опрометчивого поступка стал Гойо понятен: старый лис должен был убедиться, что с Айной всё в порядке, иначе тоска, терзающая его внутренности, не прекратилась бы никогда. И это тоже было новостью для оборотня. Никогда раньше человеческое существо не заставляло его беспокоиться о себе так, как Айна. Это ощущение было непривычным, тревожным, будто он отвечал за девушку, встреченную на осеннем кладбище, перед кем-то невидимым.

Над селением безымянных нависла непогода. Дома почти побелели от снега и казались безлюдными. Лишь кое-где тускло мерцали окна от неверного света лучин. Но лис точно знал, в каких жилищах ютились люди, а какие из домов пустовали. Он выбрал самый дальний из пустующих домов, стоявший на окраине, особняком от остальных. Прижимая к себе корзину с поклажей из яиц и мёртвой домашней птицы, добытых в курятнике Айны, он подъехал к дому, отворил калитку, прошёл через заснеженный двор, отодвинул тяжёлую щеколду на скрипучей двери и вошёл внутрь.

Первые секунды заставили лиса застыть. Холод внутри дома обрушил на него тысячи запахов и обрывков событий, когда-либо происходивших здесь. На миг в его сознании всплыло запрокинутое на подушке лицо последнего из постояльцев — измученного, близорукого, с глазами, как у больной старой собаки. В голове Гойо всплыло даже имя умершего — Кун. Он умер здесь, на этой узкой кровати, умер насильственной смертью, хотя его смерть должна была произойти далеко отсюда, в комфортных покоях далёкого Мрана. А может, этой смерти не должно было произойти вовсе.

Запахи кружились в тёмном пространстве давно остывшего дома, собирались и разлетались, как стёкла в калейдоскопе, воскрешая образы людей, которых лис предпочёл бы никогда не встречать. Он вспомнил лицо чудотворца, встреченного когда-то в лесу и унизившего лиса тем, что из милости оставил оборотня в живых. Ему показалось даже, что он видит его руки, прижимающего подушку к лицу умирающего старика. Зачем чудотворцу понадобилось убивать слабого? В голове у лиса возникло имя убийцы — Эрс, Эрскаин. Душегуб...

Откуда Гойо всё это знал — он вряд ли бы ответил. Это были просто факты, открытые ему по неведомым причинам — такие же, как судьба убитой зайчихи, чьим мясом угощал его Эрс на поляне ночью в лесу, или жизнь женщины по имени Цветок, в чреве которой Эрс пребывал, когда лис встретил её, отрешённо идущую на узкой тропинке, или судьба Айны, которую лис читал с такой лёгкостью, будто знал её содержание всегда. Вот и сейчас он оказался на окраине чьей-то жизни, и события, которые произошли здесь, прямо в этой комнате, стояли перед глазами, стоило лишь прикрыть веки и отгородиться от обманчивого видимого мира.

Лис закрыл глаза, опустился на ледяную постель, осторожно улёгся, умостился на перине, вжался в фуфайку, которая оказалась удивительно тёплой, натянул одеяло на продрогшее туловище и спрятал голову внутрь своей берлоги. Тело ныло от усталости. В растворяющемся сознании всплыло, покачиваясь, лицо Куна, но не такое беспомощное, каким лис увидел его здесь. Другое, строгое, печальное, в лёгких бликах от металлической оправы очков, посверкивающих в лучах искусственного света. Почти забытое лицо, которое он видел давно — в одной из стерильных камер лаборатории на глобальной ферме Мрана.



БЕЛЫЕ СНЫ

Незаметно согревшись, лис проваливается в белый сон, который не похож на сон, а скорее — на неожиданно открывшееся внутри него воспоминание, как будто кусок глухой стены, за которую лис всегда пытался заглянуть, стал прозрачным.

Во сне он сидит в ослепительно светлой комнате на высоком стуле, подобрав под себя ноги, и рассматривает свои руки — молодые, крепкие, загорелые. Они перехвачены на запястьях прочными ремешками, прижаты рука к руке и крепко стянуты. Руки тёплые, человеческие, и во сне это так естественно, как будто иначе и быть не может.

За длинным столом напротив — двое в белых халатах. Один из них, сухощавый, со светло-серыми глазами на узком бледном лице, выходит из-за стола и, подойдя, крепко берёт юношу за подбородок, будто рассматривая его голову с разных сторон.

— Кун, подумайте. Это большая удача. Его организм почти идеален... Это отличный шанс, Кун. Для мальчика это тоже был бы лучший исход... — голос говорящего полон сожаления.
— Гонгор, я принял решение и не изменю его, — тихо возразил сидящий за столом.
— Но почему?
— Я не хочу это обсуждать. Устал. К тому же он чудотворец. Здесь всё может быть непредсказуемо.
— Не факт. Иногда донос — всего лишь донос. У парня хорошие внешние данные, он вынослив и здоров физически. Я не увидел ни малейших признаков.
— Вы так хорошо разбираетесь в признаках, Гонгор?
— Имеется некоторый опыт... — кротко отвечает тот.
— Оставьте нас, — голос Куна звучит мягко, но непреклонно. — Я хочу с ним поговорить.

Гонгор отступает назад, к столу, берёт саквояж и направляется к двери из стекла млечного цвета. Яркий искусственный свет, направленный прямо в лицо, слепит парню глаза. Задержавшись у двери, Гонгор оборачивается и вкрадчиво говорит:

— Кун... Дайте мне слово, что подумаете. Здоровое тело. Новая жизнь. И в ней не будет боли. Риск практически нулевой. Наихудшее, что может произойти — произойдёт так или иначе, в результате вмешательства или без.

Кун молчит, и в тишине слышно, как жужжат невидимые механизмы, которыми здесь пронизаны, кажется, даже пустые белые стены. Не дождавшись ответа, Гонгор бесшумно прикрывает за собой дверь, слегка поклонившись на прощанье.

— Боюсь, дела ваши хуже некуда, молодой человек... — негромко произносит Кун и встаёт из-за стола. Худой, нескладный, он подходит к стулу, на котором сидит пленник, заводит руки за спину. Лицо его кажется измученным и замкнутым, как будто он пытается скрыть внутреннюю муку за маской высокомерия.
— Где я? — произносит лис во сне и удивляется: губы его послушны, голос ровный и верный.
— Мы в лаборатории на глобальной ферме. К сожалению, это лучшее из возможных мест в вашем положении.
— Почему?
— Все остальные варианты не оставляют вам шансов выжить. Но я должен объяснить кое-что.

Кун морщится, как будто у него болит зуб.

— Вам придётся стать участником эксперимента. Я готовил его несколько лет. Вы что-нибудь слышали об оборотнях?
— Да. Это такие сказочные существа... — отвечает лис и чувствует, как ёкает страх внутри тела от недоброго предчувствия.
— В операционной, в барокамере, лежит настоящий оборотень. Эти существа практически ничем не отличаются от зверей, но живут очень долго и имеют некоторые незначительные признаки разумного мышления. Во всяком случае, так считается в науке. Этот... — Кун запинается, подыскивая нужное слово, — этот экземпляр уже исчерпал лимит жизни. В результате сложной операции вы получите возможность жить. Скорее всего долго. Благодаря вам жизнь получит и существо, которое находится сейчас в барокамере. Но ваше существо будет... Как бы вам объяснить... — Кун потирает виски, и нежные блики от тонкой, узорчатой металлической оправы скользят по его лицу, как светящиеся прозрачные листья.
— Ваше тело и сознание... Оно будет изменено. Трансформировано. Это будет такой гибрид между животным, самцом лисы — и человеком. Чудотворцем. Вы ведь из них, к несчастью?
— Я не знаю... — голос юноши становится неуверенным. — Зачем вы мне всё это рассказываете? У меня есть выбор?
— Боюсь, нет. Операция будет произведена максимально щадяще, в обезболивающем режиме. Насколько это возможно. Вы будете погружены в состояние между сном и бодрствованием.
— Тогда зачем вы говорите это мне? Мои руки связаны. Я не смог бы убежать, даже если бы захотел. Вы могли меня просто усыпить.
— К сожалению, это невозможно. Мне нужно получить ваше согласие на операцию. Тела чудотворцев не выдерживают такого вмешательства, если их разум не согласен с происходящим. Понимаете? Я это знаю, потому что много лет изучаю этот феномен. Пытаюсь понять природу этого явления. Хотя мы знаем об этом не намного больше, чем до того, как начали вас изучать.
— Откуда вы знаете, кто чудотворец, а кто не чудотворец? Я сам не знаю о себе, кто я такой. Мне кажется, я просто человек и всё.
— Вы ошибаетесь. Я исследовал все образцы биоматериала, полученного от вас. Ваш феномен является уникальным. Вы как бы облучаете вокруг себя всех, кто связан с вами. Проявляете людей, действуя на их психический механизм. Создаёте вокруг себя что-то наподобие живой нейронной сети. При желании вы могли бы управлять множеством подобных вам, быть лидером, центром. Или, как говорили в старину — сердцем, мозгом сообщества людей. Или животных... Впрочем, вряд ли вам это интересно сейчас, Айн.
— Вы знаете моё имя?
— Мы знаем имена многих из вас. Знаем имена ваших родителей, все родственные связи, все родословные. Но это секретная информация, она хранится изолированно от... От всего. И от всех. К ней допущено всего несколько человек.
— Зачем мне ваши секреты? — спрашивает Айн, чувствуя, как липкий ледяной страх охватывает все его внутренности.
— Мне нужно ваше согласие. Вы всё равно забудете обо всём, что произошло с вами. После операции вы станете другим. Иным...
— А если я откажусь?
— Тогда вы просто умрёте. Это произойдёт в любом случае: положат ли вас на операционный стол здесь, в лаборатории, или отправят в центральную кунсткамеру Мрана. Из этого учреждения вы уже не выйдете живым. Поверьте мне: то, что я вам сейчас предлагаю — намного лучше того, что может с вами произойти в любом из других мест.

Кун молчит, рассматривая побледневшего Айна, вглядывается в обострившиеся черты его лица, залитого ярким искусственным светом.

— Айн... Вы согласны? Скажите, вы согласны? Давайте, я сниму ремни с ваших рук. Это практически безопасно. Вы ничем не рискуете. Вам предлагают сохранить последнюю возможность жить. Всё-таки жизнь, даже в таком... в таком причудливом виде... Это лучше, чем смерть. Операцию будут делать служебные люди. Врачи. Они не совершают ошибок.
— Почему?
— Потому что они... не совсем люди. Они гораздо надёжнее, точнее, профессиональнее людей в процедурах такого рода.

Голова у Айна пылает, кружится, белая комната дрожит и плывёт перед глазами. А руки — свободные, человеческие, влажные от холодного пота — коченеют, как лёд, обречённо падают на колени. И никуда не деться Айну от тоски и страха. Лишь глаза Куна за толстыми стёклами очков полны участия — печальные, как у больной собаки, и влажные, как будто в них скопилось скрытое ото всех горе.

— Вы согласны, Айн? Это очень важно.
— Подождите. Дайте мне минуту. Ещё одну минуту.

Голос Айна спокоен и отстранён. Сохранить спокойствие — единственное, что подвластно человеку, когда у него нет выбора. Он окидывает внутренним взглядом всю свою короткую жизнь. И отвечает, с удивлением слыша свой голос, который сейчас кажется почти чужим

— Да.



ОБМАН ЗРЕНИЯ

Когда во сне над лисом склонились алебастрово-белые глянцевые лица, заслонив диск, полный жёсткого искусственного света, а к телу прикоснулись неживые ледяные пальцы, лис вздрогнул и проснулся. Ужас, сгустившийся в сновидении и заполнивший, казалось, каждую клетку всего его существа, медленно отступил, рассеялся как белый дым.
Некоторое время лис лежал неподвижно, в блаженной дремоте втягивая ноздрями студёный воздух и ощущая тепло, исходившее от фуфайки, когда-то подаренной Айной. Зимние сумерки наполнили пространство комнаты полупрозрачной нежной дымкой. В полумраке проступили тёмные очертания предметов: длинная лавка, вытянувшаяся вдоль деревянной стены, каменная печь, широкий низкий табурет посреди комнаты, перевернутый пустой глиняный кувшин на столе у окна, надъеденная мышами корзина на подоконнике...

Лис пытался вспомнить, что с ним произошло по ту сторону стены, отрезавшей его от прошлого, а может и от него самого. Казалось, ответы лежат на дне его сна, но соединить разрозненные фрагменты всего, что он увидел, пока спал, не удавалось. Сюжет двоился, ускользал от лиса, потаённые смыслы не поддавались расшифровке. Сон ещё бродил внутри, но ни содержания событий, открывшихся ему во сне, ни значения услышанных слов, сказанных ему людьми из сна, оборотень уже не понимал.

Выбравшись из-под одеяла, лис ощутил только голод, пожиравший его изнутри и холод, пробиравший его, кажется, до самых до костей. Спрыгнув на пол, он просеменил к двери, выглянул во двор. Вечерний снег уже подёрнулся синевой. Пробежав по двору к дровяному сараю, лис поискал дрова, но нашёл только обрывки ветоши, обломки старой мебели, немного сухих веток и щепки в углу. Что ж, это было не так уж плохо в его положении. Разжиться дровами можно было позже — у соседей. А пока хватит и этого.

С охапкой мусора, найденного в дровяном сарае, он вернулся в дом, нащупал в кармане огниво, припасённое им когда-то в одном из тайников, разбросанных по всей обжитой лисом округе, но разводить огонь в печи поостерёгся, решив дождаться темноты.

Когда окончательно стемнело, лис прокрался во двор к Айне, откуда доносился тёплый запах сонной домашней птицы. По двору прошёл лохматый подросток с ведром, повозился у колодца, набрал воды и вернулся в дом. Лицо мальчишки показалось знакомым, но старый лис никак не мог припомнить, что связывало его с рыжим, как солнце на закате, шустрым парнишкой.

Свернув головы двум упитанным индюшкам, оцепеневшим от взгляда оборотня, лис услышал хруст снега во дворе и деревянный скрип за спиной. Дощатая дверь распахнулась. Лис обернулся. На пороге, подняв над головой керосиновый фонарь, стояла та, ради которой он пришёл в селение. Она щурилась, вглядываясь в глубину сарая. Женщина несколько мгновений молчала, глядя ему в лицо, а потом тихо охнула:
— Айн... Это ты?
Лис в замешательстве закрыл лицо руками. Женщина жадно вгляделась в полумрак, рванула на груди косынку, как будто ей стало вдруг душно. Затем сникла, её лицо будто погасло. Из-под морщинистых рук на неё воровато глядел старик, чужак, которого она повстречала как-то осенью у своего двора на лавке, в тот вечер, когда у корчмы кто-то убил её обидчика, насильника и пьяницу Эйсона. Сутулая фигура старого бродяги казалась искривлённой, как у сломанной куклы. На нём была подаренная Айной фуфайка покойного отца, Ратуса. Казалось, он был напуган появлением хозяйки этого дома.

Айна отступила назад и опустила руку с фонарём. Обман зрения... А может быть, нервы. Она положила руку на живот. Казалось, испуг сосредоточился именно там, окатив всё нутро ледяным ожогом. Что за наваждение затуманило ей глаза, как она могла принять этого бездомного и, похоже, не совсем нормального бродягу с подвижным изменчивым лицом, за любимого брата? Айна не находила ответа. Но могла поклясться чем угодно, что в тот миг, когда она вошла в птичий сарай, из темноты к ней обернулся человек с лицом пропавшего Айна.

За её спиной послышался хруст снега и тяжёлый топот. Старик вздрогнул, затравленно озираясь, разжал руки. На пол глухо шлёпнулись туши убитых птиц.
— Кто там, Айна? — раздался за спиной женщины ломкий, почти мальчишеский, голос.

В сарай ворвался рыжий подросток с охотничьим ружьём в руках. Несколько секунд он смотрел в безумные глаза старика. Переведя взгляд с мальчишки на покачнувшееся дуло, старый лис затрясся и с неестественным проворством кинулся к выходу, стараясь не касаться Айны и пытаясь протиснуться в проём двери. Керосиновый фонарь выпал из рук женщины и упал на пол.

— Стой! — крикнул подросток, схватив незваного гостя на рукав фуфайки. Старый оборотень изогнулся и выскользнул из неё, как бабочка из куколки. В несколько длинных прыжков он оказался посреди двора прежде, чем раздался выстрел и крик Айны:
— Не стреляй, Аден!

Лис рухнул на снег, вскочил и на четвереньках побежал к запертым воротам, оставляя за собой тёмные пятна на снегу. Пытаясь перемахнуть через забор, он услышал лязг передёргиваемого затвора. Раздался ещё один выстрел. Тело оборотня пронзила огненная боль, как будто его позвоночник рассыпался на тысячи воспалённых осколков.
Уткнувшись мордой в сугроб, он попытался вдохнуть, но лёгкие будто окаменели.

— Зачем? — голос Айны зазвенел от слёз. — Это же был просто бездомный старик! Несчастный больной старик...
— Ты что, умом тронулась, Айна? Это не человек! Это зверь, и он воровал твоих кур! Гляди, какой огромный! Он и тебя мог запросто заломать в твоём курятнике! Ты только посмотри на него!

Выкрикнув это, подросток направился к воротам и склонился над лисом, крепко сжимая ружьё. Запах, исходящий от животного, ещё подрагивающего на снегу, был ужасен. Такой ледяной смрад Аден почувствовал лишь однажды, мельком — в тот вечер, когда на заднем дворе корчмы было найдено разорванное и выпотрошенное до костей тело его старшего брата.

Этого не должно было случиться. Лис приоткрыл глаза. Рыжая взлохмаченная шевелюра Адена покачивалась над телом оборотня, дуло ружья упиралось в шерсть на груди, но лис был бессилен и не мог причинить своему убийце ни малейшего вреда. Это могло произойти только в одном случае: сопляк был чудотворцем, а в игру жизни вступила судьба — сила, которой лис принадлежал безраздельно. Судьба была справедлива и неизбежна.

Лис вдруг подумал о том, что не успел зажечь огонь в печи дома на окраине, который стал для него последним временным пристанищем. Почувствовал безмерную усталость от тысячелетнего голода, от холода этой бесконечной зимы, от непонятных, пугающих белых снов, которые вызывали в нём ужас, и которые он не мог бы ни объяснить, ни пересказать в бодрствующем состоянии даже самому себе.

Теперь осталось набраться терпения и ждать, когда наступит наивысший момент жизни: встреча с судьбой, ради которой оборотень тысячу лет разучивал танец Серебряного Лиса.

Аден передёрнул затвор ещё раз и выстрелил в упор. Чтобы наверняка.

П. Фрагорийский
из кн. Мран. Тёмные новеллы
Книгу можно ещё скачать и читать онлайн здесь - Мран. Тёмные новеллы