никифор молочков и наливные пятна

..Ты чертёнком была, я – парнишкою-ухарем
И мне льстило твоё: «Гарибальди, виват!»..

..А потом шли к речушке отстирывать юбочку,
Чтобы пятен любви не увидел никто..

...Восхищался твоей аккуратненькой попочкой,
Внешне очень похожей на буковку «эф»..

Nik (Белый налив)

Кто в двадцать лет был франт иль хват,
А в тридцать выгодно женат.
Пушкин («Евгений Онегин»)

Никифор Молочков лепился не из глины,
А ежели из глины, то из той,
Которую Господь для органов мужчины
В сторонку отложил. Да и забыл про то.
Какие органы, сам Люцифер не знает,
Но Молочков лежит, встает, живет, пылает,
То карлик, то гигант; напористый и скромный,
И с космосом един, но в целом - автономный.
И всё бы хорошо, писал бы на растопку,
На сборники стихов насыплешь уголька -
И в домике тепло. Но как прожить без попки?
На все ли случаи поэтова рука?
Иной раз хочется сжимать в ладонях глобус,
Как мира властелин... Никеша лез в автобус:
Там попок тьма. И выпуклы, и плоски,
И аккуратные, и те, что на бедро
Слегка упали. О, волшебный остров,
О, как волнуется метафорой перо!

На попки аккуратненькие - квоты.
Читатель, ты любуйся, ведь они
Закатятся в ниссаны и тойоты.
Хоть напоследок жестко их помни.
"Не пахом, так стихом," - решил Никифор,
С блокнотиком пристраиваясь тихо...
- Мужик, ты кто? - "Я - Гарибальди."
- А пишешь чё? - "Гарибальдью.
Пойдем наливы тырить, сзади
Ствол карабином подопру -
Не упадешь. И попку в сердце
Я пронесу через года.
Уж лучше посылай, не смейся:
Смех тёлки - есть отец стыда
Для сердца буйвола". Случалось:
И посылали, и смеялись,
Но чаще - первое, увы.
И жил Никифор без оглядки,
Меняя попки, как перчатки,
Овеян крыльями молвы:
Повсюду знали гарибальди,
Везде он пятна оставлял.
Потом сошелся с тетей Надей -
И стала медленно земля
Вращаться. Никаких наливов,
Ходил зимою на налимов,
Простуживая карабин.
Да разве он такой один?
Блажен, кто смолоду был молод,
Кого не тронул мир-тиран,
Кто, как Никифор, чуя холод,
К тридцатке пятна застирал.

никифор молочков отвечает поклоннице


Смотреть и петь, когда источник света
рождается в весенней темноте.
Как хорошо, когда маячит лето,
и красота в стыдливой наготе
огнём в груди разбужена, и грива
игриво веером ложиться на живот.
Наверное, без кекса жить тоскливо,
и верно: кто не любит, не живёт.

Но — глубина. Она важна, в постели
не разбираешь полной темноты,
и было б хорошо, когда б сумели
мы достигать бездонной глубины.
Кометы, абажуры, контражуры,
и прочие нелепые слова, мы б бросили,
остались б шуры-муры, да потные,
горячие тела.

Ах ты чертовка! Укусила руку!
Ну я тебя за это накажу:
чтоб не кусала члены ты от скуки
тебе один поглубже… Я ввожу
спокойно так свой гвоздь в твою фанеру.
Два молотка постукивают в лад…
До глубины глубин, без чувства меры,
толку в ночи твой горький шоколад.
Рен Клод

Любезная, почтеннейшая баба,
Одна из многих баб одной Земли,
С каких секвой, баньянов, баобабов
Днесь ебнулись, что речь Вы завели
О шурах-мурах? На живот ли гриву
Вам кто-то уронил? Иль выросла своя?
Я редких знал уставших пилигримов,
Ценителей отцветшего бабья,
Расхлябанных дорог, где правит климакс
И оползень. О цвете наготы
Вы говорите? То цветы - на вынос,
Тела - на снос. Да здравствует пустырь
И отрешенность. То есть, продавщицей
Идите. Будьте лучшей из кассирш.
Мешочки с перемолотой пшеницей -
Пожалуй, всё, что может там скользить,
Где ваша грудь мечтает о глубинах,
Гвозде в фанере... Есть ли в этом прок?
Где времена, когда фанерой были,
Ась, шлакоблок?
Пора "Жюстину" посоветовать подруге -
Самой читать Бальзака на досуге.
Бальзака позднего. Видать, забыла плоть,
Как мучилась от передозов кекса:
Зачем верлибры мяла, поэтесса,
Дала везде, взяла и на пародь?
Вы мне писали. Больше не пишите.
Стихо прочел, но не скажу пасиб.
Живите тихо, гриву приведите
В порядок. И какой-нибудь таксист
Присмотрится, покажет, но не сразу,
Когда не Шамбалу,
то хоть хребет Кавказа.