..Ты чертёнком была, я – парнишкою-ухарем И мне льстило твоё: «Гарибальди, виват!»..
..А потом шли к речушке отстирывать юбочку, Чтобы пятен любви не увидел никто..
...Восхищался твоей аккуратненькой попочкой, Внешне очень похожей на буковку «эф»..
Nik (Белый налив)
Кто в двадцать лет был франт иль хват, А в тридцать выгодно женат. Пушкин («Евгений Онегин»)
Никифор Молочков лепился не из глины, А ежели из глины, то из той, Которую Господь для органов мужчины В сторонку отложил. Да и забыл про то. Какие органы, сам Люцифер не знает, Но Молочков лежит, встает, живет, пылает, То карлик, то гигант; напористый и скромный, И с космосом един, но в целом - автономный. И всё бы хорошо, писал бы на растопку, На сборники стихов насыплешь уголька - И в домике тепло. Но как прожить без попки? На все ли случаи поэтова рука? Иной раз хочется сжимать в ладонях глобус, Как мира властелин... Никеша лез в автобус: Там попок тьма. И выпуклы, и плоски, И аккуратные, и те, что на бедро Слегка упали. О, волшебный остров, О, как волнуется метафорой перо!
На попки аккуратненькие - квоты. Читатель, ты любуйся, ведь они Закатятся в ниссаны и тойоты. Хоть напоследок жестко их помни. "Не пахом, так стихом," - решил Никифор, С блокнотиком пристраиваясь тихо... - Мужик, ты кто? - "Я - Гарибальди." - А пишешь чё? - "Гарибальдью. Пойдем наливы тырить, сзади Ствол карабином подопру - Не упадешь. И попку в сердце Я пронесу через года. Уж лучше посылай, не смейся: Смех тёлки - есть отец стыда Для сердца буйвола". Случалось: И посылали, и смеялись, Но чаще - первое, увы. И жил Никифор без оглядки, Меняя попки, как перчатки, Овеян крыльями молвы: Повсюду знали гарибальди, Везде он пятна оставлял. Потом сошелся с тетей Надей - И стала медленно земля Вращаться. Никаких наливов, Ходил зимою на налимов, Простуживая карабин. Да разве он такой один? Блажен, кто смолоду был молод, Кого не тронул мир-тиран, Кто, как Никифор, чуя холод, К тридцатке пятна застирал.
никифор молочков отвечает поклоннице
Смотреть и петь, когда источник света рождается в весенней темноте. Как хорошо, когда маячит лето, и красота в стыдливой наготе огнём в груди разбужена, и грива игриво веером ложиться на живот. Наверное, без кекса жить тоскливо, и верно: кто не любит, не живёт.
Но — глубина. Она важна, в постели не разбираешь полной темноты, и было б хорошо, когда б сумели мы достигать бездонной глубины. Кометы, абажуры, контражуры, и прочие нелепые слова, мы б бросили, остались б шуры-муры, да потные, горячие тела.
Ах ты чертовка! Укусила руку! Ну я тебя за это накажу: чтоб не кусала члены ты от скуки тебе один поглубже… Я ввожу спокойно так свой гвоздь в твою фанеру. Два молотка постукивают в лад… До глубины глубин, без чувства меры, толку в ночи твой горький шоколад. Рен Клод
Любезная, почтеннейшая баба, Одна из многих баб одной Земли, С каких секвой, баньянов, баобабов Днесь ебнулись, что речь Вы завели О шурах-мурах? На живот ли гриву Вам кто-то уронил? Иль выросла своя? Я редких знал уставших пилигримов, Ценителей отцветшего бабья, Расхлябанных дорог, где правит климакс И оползень. О цвете наготы Вы говорите? То цветы - на вынос, Тела - на снос. Да здравствует пустырь И отрешенность. То есть, продавщицей Идите. Будьте лучшей из кассирш. Мешочки с перемолотой пшеницей - Пожалуй, всё, что может там скользить, Где ваша грудь мечтает о глубинах, Гвозде в фанере... Есть ли в этом прок? Где времена, когда фанерой были, Ась, шлакоблок? Пора "Жюстину" посоветовать подруге - Самой читать Бальзака на досуге. Бальзака позднего. Видать, забыла плоть, Как мучилась от передозов кекса: Зачем верлибры мяла, поэтесса, Дала везде, взяла и на пародь? Вы мне писали. Больше не пишите. Стихо прочел, но не скажу пасиб. Живите тихо, гриву приведите В порядок. И какой-нибудь таксист Присмотрится, покажет, но не сразу, Когда не Шамбалу, то хоть хребет Кавказа.
