...Но стали вдруг мы странно далеки.
И ни о чем не надо говорить,
хоть и надеты наши кулаки
на общий поручень, как бусинки на нить.

Молчать, качаясь, да в окно глядеть...
А там неслись в тревожной темноте

размазанные скоростью огни,
как желтые ладони на весу,
и заставляли вздрагивать они,
хлеща пощечинами по лицу.

И в сумасшедшем мире за стеклом,
в горизонтальном ливне черных труб,
мятущемся, как пламя на ветру,
летел и отражался наш салон.

Там было все как здесь, лишь побледней.
Там колебалось столько лиц и глаз...
Во мнимой нереальности теней
(их не было - как не было и нас!)
таилось что-то выше нас самих.
Тот мир был странно невесом и тих.
Он лгал - и был неуязвимо прав.
И я внезапно вздрогнул, увидав,
как смотрит исподлобья мой двойник,
(твой зябкий силуэт к нему приник).

Вне времени, далек от суеты,
он, вопрошая, пристально глядел,
и требовал высокой чистоты,
и оправданий слушать не хотел.
И, окунаясь в набегавший сон,
доверчиво - в безмерной пустоте! -
твое качалось тонкое лицо
на зыбких стеклах, словно на воде.

…Был пуст и гулок мраморный вокзал,
с достоинством принявший нас двоих,
и злой сквозняк струился по глазам,
но не гасил проглянувшее в них.