Она приходит - наяву и во плоти -
И шепчет истово: "Ведь ты же заплатил,
Зачем опять себя винить, зачем терзаться?"
Но пахнет сыростью примятый шёлк волос,
Напоминая, что пророчество сбылось:
Я потерял её, вдобавок став мерзавцем.

Тогда казалось, что цена невелика,
Что я не стану сожалеть и упрекать,
Из полубога превратившись в человека.
Совсем недолго оставалось грезить нам.
Шагая с ней навстречу свету, я не знал,
Что, замолчав, поэт становится калекой.

Я отдал больше, чем сумел приобрести.
Мой голос влился, как ручей, в великий Стикс
И будет вечно петь во мраке подземелий,
Где бродят тени неспасённых Эвридик.
И пустота змеёй свивается в груди,
Шипя на женщину в размётанной постели.