Ему опять снился сон. Жадный цокот копыт по мостовой и черные пальцы домов, торчащие прямо в безлунное небо. Морской конь гнался за Марком по темным улицам, роняя с гривы тяжелые капли. В окнах таяли чахлые огоньки, но никто не выглянул, ни поспешил на помощь. Мертвый, равнодушный город, безмолвный и безлюдный.
Привычный кошмар. Только на этот раз все было реальнее и страшнее. Ноги точно наливались свинцом, а чудовище дышало Марку прямо в ухо. «Догонит! - в панике отстукивало усталое сердце. - Уже догнал! Вот он!»
Ломкая линия далеких фонарей подсвечивала недостижимый горизонт.
Марк в ужасе распахнул глаза и несколько минут лежал неподвижно, таращась в темноту и тяжело дыша. Сон как будто не рассеивался, висел над кроватью густым облаком. Он затягивал в себя — в мрачное вязкое болото.
«Что случится, если агишка меня поймает? - в который раз спросил себя Марк. - Я больше не проснусь? Перестану дышать, захлебнусь сновидением, как холодной водой?»
Про морского коня Марк узнал от бабушки. Она была родом из Ирландии и привезла с собой множество зловещих и красивых местных легенд, которыми охотно делилась с единственным внуком. Кровавые прачки, феи, лепреконы, подменыши... Мальчик слушал ее с открытым ртом, впитывая сказки, как запретное и сокровенное знание. Наверное, потому, что рассказывала бабушка всегда в сумерках, полушепотом и только тогда, когда они оставались наедине. В то время Марку казалось, что кроме них двоих в их маленькую тайну не посвящен никто.
Из этих жутковатых историй состоял мир его детства. Конечно, позднее Марк переосмыслил их. Из леденящих душу откровений бабушкины легенды превратились в безобидный народный фольклор. И только один персонаж застрял в подсознании, как заноза, и свербил каким-то неясным страхом. Агишка — дух моря, который выходит из глубин, принимая облик вороного коня. При известной сноровке его можно оседлать — он станет прекрасным скакуном, таким, что всем на зависть. Но не дай Бог плененному монстру учуять запах соленой воды — утащит всадника на дно и сожрет. И не вырваться. Как понесет агишка, так и прилипнешь к седлу, точно на клей тебя посадили. Почему-то этот момент пугал Марка больше всего — то, как друг в мгновение ока превращается во врага. Одно дело — встретиться лицом к лицу с честным противником и совсем другое — столкнуться с предательством.
Из-за глупой бабушкиной сказки он всю жизнь не доверял лошадям, в глубине души считая их коварными тварями. И мост через залив — хоть и вел кратчайшей дорогой к дому — был для него табу. Сама мысль о том, чтобы проехать несколько километров по узкой перемычке над лазурной бездной, вызывала тошноту и головокружение и внушала почти суеверный ужас. Так что, возвращаясь с работы, Марк всегда выбирал кружной путь, сворачивая на скоростную автомагистраль.
Что случилось в тот день и в какой момент — он так и не понял. Но стоило ему сесть за руль, чтобы ехать домой, как все пошло наперекосяк. Началось с того, что на приборной панели зажглась непонятная красная лампочка, заставив Марка нервничать и гадать, какая неполадка приключилась на сей раз с его стареньким фордом фиестой. А перед самой развилкой правую руку свела судорога, отчего руль повело в сторону и автомобиль в буквальном смысле чуть не швырнуло на мост. Марк даже вспотел от страха.
Потом — сто километров в час по автобану. Тощие березки навстречу и мелкий дождь в лобовое стекло. Не полноценные капли, а изморось, желто-песочная взвесь — из-под колес и прозрачная — с неба. Машина неслась, рассекая текучую муть, прилежно елозили по стеклу дворники, а мысли перекатывались медленно, густые, как студень, и застывали бессмысленными кусками. Некуда им податься, мыслям. Работа — дом — работа. У цирковых лошадей и то больше места для разбега. На работе — скука и мизерная зарплата. Дома усталая жена, каждый вечер одинаковая макаронная запеканка на столе, телевизор и чашка кофе. И все-таки... Марк на мгновение зажмурился. Точно теплая волна омыла сердце. Он любит Алексу, любит кофе и даже в какой-то мере запеканку. А провести вечерок перед телевизором — не такая уж и плохая идея. Жена будет суетиться, расставлять на журнальном столике вазочки с крекерами и печеньем, варить кофе в турке. Маленький каприз: Марк не признавал новомодных кофемашин. Он удобно устроится на диване с пультом в одной руке и вкусно дымящейся чашкой — в другой. Алекса укутает ему ноги пледом. Положит голову на плечо. Жизнь однообразна до одури — и это печальный факт — но иногда в ней есть что-то от счастья. От этой банальной, в общем-то, мысли, на душе стало легко.
Ему отчаянно захотелось оказаться в их уютной гостиной, сразу — в пижаме и тапочках — пролистнув скучную дорогу, как предисловие в интересной книге. Он спешил, но маленький синий фиат торопился еще больше и, обгоняя автомобиль Марка, обдал его фонтаном брызг.
Мир смазался и потек. Пару долгих секунд Марк ехал вслепую, сквозь водяной морок, скрывший дорожную разметку и встречные машины, и только раз в груди испуганно екнуло.
А может, что-то произошло, когда он выруливал к дому и под колеса вдруг нырнула непонятно откуда взявшаяся кошка. Марк резко ударил по тормозам, так, что в ушах зазвенело, а потом сидел, схватившись за голову, и оторопело смотрел, как гладкий, антрацитно блестящий зверек скрывается за соседским забором. «Черная кошка — беда на хвосте, - подумал рассеянно. - Да и черт с ней». Он мельком отметил, что вот уже наступило лето, распушилось, как павлиний хвост, а кажется, еще вчера лежал снег. И все вокруг до неприличия яркое, цветное. Мокрые алые примулы по краям газона и вечно-зеленый плющ, сочный и глянцевый, словно отмытый влажным ветром.
Пока Марк парковал форд и шел к дому по гравийной дорожке, тучи разошлись и любопытное солнце заглянуло в сад. Зажгло на траве бусинки-дождинки. Точно бритвой полоснуло по верхушкам тополей. Круглое и оранжевое, как экзотический фрукт, оно уже клонилось к закату.
В прихожей Марка поразило обилие зонтов. Разноцветные дамские, похожие на легкомысленных бабочек, и однотонные мужские, черные, как вороны — они занимали почти всю свободную площадь коридора. Потесненные сохнущими зонтами, ютились у стены уличные ботинки и туфли. Из гостиной доносились голоса, то приглушенные, воркующие, то резкие и громкие, но — должно быть от волнения — Марк не мог разобрать слов. Он чувствовал себя странно. В доме шла вечеринка, о которой его не предупредили. Он даже не знал, кто там — сидит за столом, болтает с Алексой, вероятно, ест и выпивает, рассказывает анекдоты и смеется.
Впрочем, нет — смеха не слышно.
- Внимание! - вдруг совершенно отчетливо произнес высокий — визгливый даже — женский голос, и разговоры на минуту стихли. Марк узнал Ханну, сестру Алексы, свою свояченицу. «Ну конечно, как же без нее. Любимая сестренка», - подумал беззлобно и, криво улыбнувшись, распахнул дверь в гостиную.
- Всем здравствуйте. Что празднуем?
Его взору открылся длинный стол и сидящие по обеим сторонам люди в черных костюмах и строгих черных платьях. Некоторых он узнал. Ханна, конечно, кто бы сомневался. Милая полноватая девушка. Марку она нравилась. Кузен жены с супругой. Какая-то пожилая дама — именно дама, строгая, чопорная, подтянутая. Марк точно видел ее где-то раньше, но не мог вспомнить где. Худенький подросток лет пятнадцати, которого дама, словно крылом, накрыла краем своей шали — черной с серебряными нитями. Оба сидели так близко, что соприкасались локтями. Внук, что ли?
Рядом с Алексой восседал какой-то нагловатый тип, смазливый до тошноты, а чуть подальше — парочка совсем незнакомых юнцов и лысый мужичок лет за сорок. Странно. Никто из гостей не обратил на Марка внимания, даже не повернул головы в его сторону. Прерванная восклицанием Ханны беседа снова потекла ручьем, плавная и неторопливая.
- Алекса! - крикнул Марк. - Может, ты объяснишь, что все это значит? Что здесь происходит?
Никто не удостоил его взглядом. Смазливый тип наклонился к Алексе и что-то прошептал ей на ухо. Та сдержанно улыбнулась в ответ. Подросток с аппетитом поедал рыбную голову, а чопорная дама, уставившись хищным взором в тарелку внука, вполголоса ему выговарила. На какие-то пару минут Марку показалось, что он не стоит на пороге собственной гостиной, а смотрит кино на большом экране. Что люди за столом — не настоящие.
Или он сам не настоящий.
Его охватило дикое желание подойти и дернуть за край скатерти, чтобы все их бокалы, салатницы, столовые приборы посыпались вниз. Марк шагнул вперед и, ухватив огромное полотнище за уголок, уже ощутил в пальцах жесткую льняную бахрому. Представил себе испуг на их лицах, шок, растерянность, изумленные возгласы... но вовремя одумался. Он не привык вести себя непотребно. Поэтому вместо того, чтобы бить посуду, сел за стол и, взяв с блюда пирожок, принялся за еду.
«Опять начинку пересолила», - отметил он с грустью. Алекса не умела готовить. Макаронная запеканка — пожалуй, единственное, что ей удавалось.
С бокалом в руке поднялась Ханна.
- Давайте помянем беднягу Марка, - сказала она, в упор глядя на сестру. - Чтобы как говорится, земля пухом... и вообще.
- Да, - подхватила чопорная дама. - Алекса, милая, мои соболезнования. Такая жалость, когда уходят молодые. И сделать-то ничего толком не успел.
Тут бы Марку испытать шок, печаль, страх, на худой конец - или что обычно чувствуют люди, узнавая о собственной смерти - зарыдать или воскликнуть: «Как так? Когда? Почему? Не верю!» Но ничего подобного он не сделал и не ощутил. Единственная связная мысль, промелькнувшая в этот момент в голове, была: «Догнал все-таки».
Ему почудилось тихое ржание, и вороной конь с огненными безумными глазами незримо возник за спиной.
- Ну, не о покойном будь сказано, - заметил смазливый тип, - но такие люди, хоть сто лет проживут, а сделать ничего не успеют. Просто потому, что нет у них ни куража, ни амбиций. Они по жизни ничего не делают. В лучшем случае трудятся за копейки и считают, что все им за это должны. Добытчик, якобы, - он возвысил голос. - А добывают по сути пшик.
- Что? - удивился бабушкин внук и, смутившись, уставился в свою тарелку.
- Что с ним случилось? - осведомился лысый мужичок.
- Автомобильная авария, - пояснила Алекса. - Выскочил на встречку на своей куче металлолома. Вы представляете. Возился со своей фиестой, как с ребенком. А ее давно пора было пустить на запчасти. Вот и доездился.
«Как же так, ведь я на ней приехал, - удивился Марк. - А, понимаю... это не настоящая...»
Он поискал взглядом пустой бокал, не нашел и сходил за стаканом на кухню.
«Напьюсь, и пропади оно все пропадом. Может ли мертвый напиться? А вот сейчас узнаем».
И, покосившись на жену, наполнил стакан до краев.
Та, между тем, продолжала говорить.
- Почему не купил новую? Привык, якобы. Мол, привязался. Как будто она живая. Он бы и в ржавом корыте ездил, лишь бы не вкладываться в новую вещь.
- А в кредит? - сочувственно спросил кузен Алексы.
- А мы уже в кредитах, как в шелках. Вот что получается, когда человек не хочет расти. Когда ему лень развиваться. Стремиться к большим деньгам. И ведь была неплохая работа. Не бог знает что, но неплохая. Так началось — выгорел, тяжело работать с клиентами. Заболел якобы. Зато теперь ворочает железки за гроши — и доволен.
- Ворочал, - поправила ее Ханна.
- Что? А, ну да. Его дурацкие железки да еще куча хлама — форд этот любимый. Хоть бы не позорился, покрасил его в какой-нибудь нормальный цвет.
- А что с цветом? - поинтересовался кузен Алексы.
- Черный.
- Черный?
- Немодный цвет, обычный черный, не металлик. И модель старая.
- Ааа...
«Бред, - устало подумал Марк, наполняя второй стакан. - Вот так умрешь, и никто слова доброго не скажет. Интересно, как это выглядит со стороны? Вино само себя наливает и само себя пьет? Или стакан в моей руке для других невидим, как невидим я сам? Наверное, так, иначе бы все удивились. А как проверить? Никак. Я призрак и все, что я делаю, не существует для остальных. Или существует?»
Смазливый тип заботливо приобнял Алексу, а та положила ему голову на плечо.
- Только ты меня понимаешь, Йорг. Семь лет прожить с этим... с таким...
Чопорная дама подняла палец.
- Дорогая моя, о мертвых или хорошо...
- … или ничего кроме правды! А правда в том, что он тюфяк тюфяком. Но ладно бы только это. Был бы Марк теплым, заботливым мужем, я бы стерпела. Но эмоциональной отдачи тоже никакой. Мы жили, как плохие соседи. Семь лет вечной мерзлоты. Только крутись вокруг него — то кофе свари, то печенье подай, то пульт от телевизора найди. Как будто я его прячу. Горячий ужин, чистота в доме. Все — мои обязанности. И хоть раз бы сказал «спасибо». Только ворчит и жалуется. А знаешь, когда он последний раз признавался мне в любви?
- Когда? - улыбнулся Йорг, еще крепче сжимая ее в объятиях. - Неужели перед свадьбой?
- Да кто ты хоть такой? - вслух спросил Марк. - Откуда взялся возле моей жены?
Разумеется, ему никто не ответил.
Алекса усмехнулась — едко и зло.
- Перед свадьбой? А вот и нет. Никогда. Ни разу. Хотя, наверное, любил... Когда-то. Но признаться, что кого-то любишь — это ведь слабость. А он воображает... то есть, воображал себя сильным. Любить — это значит дарить, а не только брать. А дарить у нас кишка тонка. У нас, как в джунглях, главное — первому съесть, а другой пусть хоть с голоду подохнет. Сильному не нужна любимая женщина, а только служанка, кухарка, поломойка. И чтобы все вокруг него крутилось. Да, Марк?
- Что за глупости, Алекса, - пробормотал он и вздрогнул.
Жена обращалась к нему! И смотрела в его сторону. Или это риторический вопрос? А взгляд пустой, в пространство?
Как часто мы приписываем себе то, что на самом деле предназначалось не нам. После четвертого стакана у Марка зашумело в висках, зарокотало тяжело и глухо, точно морской прибой. Море подступило к его порогу. Дошло до горла. Солью плеснуло на язык. Вновь послышался конский всхрап, метнулись наискосок тени — как будто не одна агишка, а целый табун ждал Марка под проливным дождем. Что им ливень, холод, темнота? Вода — их стихия. Мрачные и холодные глубины — дом родной, а сладкая человеческая плоть — их еда.
«Так и женщина, - подумал он, - притворяется другом, а потом увлекает на дно».
Захмелевшая Алекса, сидя в обнимку с Йоргом, смеялась его шуткам. Гости пили за свободную любовь. Смех, громкие голоса, бестолковые разговоры отзывались глухой болью, и не было уже сил слушать. Марк вышел на кухню. Сел за кухонный стол и сидел, вжавшись в угол и не зная, что делать. Он смутно помнил когда-то давно прочитанную книжонку о смерти, совет идти на свет в конце тоннеля или навстречу желтым огням. Но где эти огни, где тоннель? Мир вокруг казался обычным, и только Марк из него выпал, как сдутый ветром кусочек паззла.
Дрянная все-таки штука — смерть. Вроде ты все тот же — мыслишь, ощущаешь, ходишь и дышишь, а уже никому не нужен. Лишний, пустой человек, которого, оказывается, никто не любил, который всем был в тягость. Почему такие вещи узнаешь только после кончины? Почему при жизни никто не сказал в лицо? Не дал повода измениться, что-то исправить?
- Марк, будешь чай?
Он поднял глаза. У плиты, слегка пошатываясь, стояла Ханна с чайником в руке.
- Эээ...Что?
- Ну что ты на меня смотришь, как на привидение? Чаю хочешь, говорю? Налью горячий.
- Ты меня видишь? - изумился Марк.
- Конечно, вижу. Ты что, правда, поверил, что умер?
- А разве нет?
- Нет, - Ханна пьяно ухмыльнулась. - Это Алекса для тебя спектакль устроила. Ну, чтобы донести до тебя... э... всякие свои претензии и вообще... Потому что ты ее никогда по-настоящему не слушал. Я ей говорила: дурная шутка. Но ее разве переспоришь? Сестрицу мою. Ты это, Марк... не обижайся. Она как лучше хотела. Специально готовилась. Говорила, ты оценишь, потому что креативность любишь и вообще... Так что, не бери в голову. А чай возьми. Отрезвляет и вообще. Ты тоже много пил, я видела.
- А кто такой этот Йорг? - подозрительно спросил Марк.
- Ревнуешь? - хихикнула Ханна. - Да статист какой-то. Не знаю, где их всех Алекса выкопала. Артисты какие-то. Сценарий сама написала. Дебильный, правда? А они роли вызубрили. Бездарные актеришки. Ты это... не ревнуй. Он для нее, вообще, никто. Это все спектакль дебильный.
- Спасибо, сестренка, - кивнул Марк, вставая. - За правду спасибо. И Алексе то же самое передай. А чаю не надо. Я пошел.
- Эй, ты куда?
Он вышел в коридор. Пол уходил из-под ног, как палуба корабля. Вдогонку что-то кричала Ханна, и ржали во дворе вороные кони, и плескалось у крыльца призрачное море.
Море звало Марка, и, как преступник в ночи, он покинул дом. Он чувствовал себя не мертвым и не живым, а усталым и разочарованным. Он как будто очутился в странном месте — по ту сторону правды, чести, любви. Быстро наступившая ночь трепетала на сыром ветру, смотрела в душу голодными звездами и, как огромная птица, хлопая черными крыльями, разбрызгивала капли дождя. Блестел мокрый бок форда фиесты, отражая полную луну.
Марк неловко втиснулся за руль. «Только ты у меня осталась... подруга». Его затопила нежность к машине и отчаянная уверенность, что хоть кто-то в этом мире не обманет и не предаст.
«... притворяется другом, а стоит ей довериться, как превращается в монстра и увлекает на дно».
Нога давила на педаль газа. Стелилась под колеса дорога, аспидная в лунном свете. Скользили навстречу серебряные тени берез. У развилки правую руку свела судорога и старенький форд на полной скорости швырнуло на мост, потащило по узкому канату над бездной, где черное небо смыкалось с черным, как ад, морем, принимая в объятия вороного коня и его седока.