…А на пальцах – не кольца, ярлыки-номерки,
неизвестная местность в забытом стоп-кадре,
и плывущий в каноэ в тумане великой реки
отмоливший грехи всем желающим жить отче-падре.
Да плевать на обман, но случиться, конечно, могло:
унесло, утащило под утро сознание-куздра.
И с вершины холма в толоконный стучится мой лоб
охраняющий тьму Дятел-ибн-Заратустра.
Ниспадать вместе с листьями платья устали.
Постой. Помолчи.
В аромате полян и остаточном запахе ночи
ты – абстрактно живой, но по ряду латентных причин –
на почин кто-то вето суровое зверски по веткам курочит.
Вот подсыпят песка, выделяя намёки тропы
к неизвестным цветам в интерьере домашних обоев,
и уже не каноэ, а волоком как бы гробы:
перспективы печальны для любящих булки изгоев.
Ты не выйдешь за рамки, за порченый вспышкой экран,
хоть на лодке гнилой паруса – фильдеперсовой марки.
Так и носится ветер за лаем охрипшей собаки.

И, стихи выдыхая, по небу плывёт кара ван.