Мои бабка с мамкой в хвойном лесу феями были. У фей испокон веку лишь девочки рождались. А тут я - мальчик мальчиком. Повертели во все стороны, языками зацокали, делать нечего, не отдавать же какому лешему на воспитание. "Вырастим, ремеслу научим, чтоб потом без нас не пропал!" Ремесло семейное редкое, но до поры до времени к таинствам не приобщали, отсылали играть к гномам в пещеру, к русалочкам на озеро. По вечерам в наших краях особенно хорошо: светлячки летают, болотные пеньки светятся. Один раз даже аленький цветочек издалека видел. На каждом доме колокольчики позвякивают.
Вот захотел как-то раз, домой забежав поужинать, в лес мчаться, шишками по стволам пострелять, мамка с бабкой не пустили. Говорят, большой стал, нам пора смену готовить. А какой я большой, даже в школу не ходил, но спорить бесполезно, других тоже перестали вечерами отпускать, делом занимают. Русалочки венки плетут, гномы камни изучают.
Ладно, наконец-то узнаю, что у нас в доме за низкой дверцей делается, когда другие спать ложатся. Повели меня вниз по ступенькам, дверь не заперта оказалась, а там еще коридор, дверь в конце, окно в ней решетчатое, на цыпочки поднялся, оно из цветных стеклышек, не видать ничего. Боязно отчего-то стало, за мамкин подол ухватился. Бабка оглянулась. "Ишь, трусишка какой", - говорит и усмехается. Вообще-то, ей лучше кикиморой было уродиться, с ухмылкой такой.
Вошли, ничего особенного. Комната как комната, вдоль противоположной стены окно, заглядывал в него из сада, когда с пацанами мимо пробегал. Стекло заколдованное, смотришь в него, только себя видишь; если долго всматриваться, как будто корешками зарастает, и того и гляди в корни затянет. Больше не подбегали к тому месту. А в комнате окно прозрачное, с синим оттенком. Перед ним - кадки с землей, в огороде земли мало что ли? У нас стеклянная теплица просторная, вечно мучаются, чем бы еще засеять.
Подошел к кадкам поближе, да как не подойти, мамка туда идет, а я еще от юбки не отцепился. Бабка к тому же сзади подталкивает. Ба! Такого никогда не видал: не аленький цветочек, но тоже что-то необычайное. Посреди кадушки - растение, сине-зеленое. Вместо листиков маленькие скрипки, точь-в-точь как настоящие. Мамка слегка за стебель потрясла, из кадки музыка затренькала, хорошо, что тихая, потому как особого лада не слышно было. "Ну, вот, - говорят мне дуэтом - теперь это твое дело будет". Какое дело? "Скрипки выращивать, пустоцветы обрывать, поливать, лелеять, настраивать, нотам учить, а потом...потом узнаешь".
Так и впрягли в ремесло почти во младенчестве. Строго-настрого наказали никому не рассказывать, а то семейному бизнесу конец придет. Работка, скажу вам. Ни выходных, ни ночей. То окна покрепче закрой, то форточки открывай. То недолив, то перелив, то землю меняй, в новую пересаживай. Да еще скрипочки уют любят: от вида запылившегося пола или немытого окна кукситься начинают, вянут и расти не хотят. Музыку им в любое время слушать надо. Как завопят ночью, так как ошпаренный вскочишь с кровати и побежишь, сверкая пятками вниз по лестнице, пока их ор в звук сирены не превратился. Только и спасаешься, что-то из классики поставив. Лучше всего скрипичные концерты для успокоения. Сядешь на низкую скамейку, к патефону голову прислонишь и заснешь раньше этих "росянок" ненасытных.
Понемногу втянулся. Летом успевал с ребятами поиграть. Как-то раз за нашим домом очутился возле окошка, заглянул, друзья тоже. Они ничего кроме корней не видят, а я вижу, как скрипки к окну повернулись, меня увидели и ну давай капризничать. Побежал домой, не хватало им еще затемпературить.
Так осень наступила. Растения в кадках деревенеть начали, пора урожай собирать. Тут-то я страху натерпелся. Бабка с мамкой как две повитухи над самой большой скрипкой нависли, дека и струны дрожат так, что цветные стеклышки в двери позвякивают, а одно выпало. Кадушка ходуном ходит, неспелые скрипочки от страха трясутся. Что дальше было, смотреть не стал, от визга наверх убежал. Утром не выдержал, спустился: вместо верхушек побегов пенечки подсыхают, самих скрипок нет. На кухню пошел, там не выспавшаяся бабка кочергой в печке орудует. "Мамка где", - спрашиваю. "В город поехала, урожай продавать", - отвечает хмуро. Слонялся по дому, потом в оранжерею вернулся. Скрипочки грустные на стеблях висят, я им свой любимый концерт поставил, тихий такой, нежный, даже поплакал сам. Полегчало и им, и мне.
Так и жил дальше. Ухаживать ухаживал за растениями, но больше ничему наотрез учиться не соглашался. Вырос когда, сосватали за меня красавицу из дальних дубрав. В диковинку ей все в наших хвойниках показалось. Мамка с бабкой еще живы были и успели тайны ремесла женушке передать. Сейчас она третий раз на сносях, две феечки у нас уже есть. Вот бы теперь пацаненку родиться.


(по картине Михаила Хохлачева)
Картина маслом - 3 http://litset.ru/publ/15-1-0-57651