Жили Были. Дед – Захар Петрович Быль, баба – Евлампия Финогенна, внучка Клавка Быль, прожженная собака Вальдемар апатиту небывалого, кошка Элизка начитанная, курица менталлизированная без ымя, золотыми яйцами порой несущаяся несуразно, да мышка Марфушка силушки богатырской. И, вроде, у каждого члена семействия Быль талант какой-никакой имелся, кроме деда, ну ему-то он был и не нужен, и так глава клану. А баба и готовила пальцеоблизательно, и спортивна была, хоть в пояснице и ломило подчас опосля марафонских пробежек. Да что – она даж када раз ногу поломала, упадши с крыльца, и то резвости не потеряла, шуровала по терему только так – один костыль здеся, другой в противуположном углу. Ну, вот. Таланты были, а состояния, чтоб, значит, жить спокойно, не было.

И в один прекрасный день, када денех у них оставалось только чтоб местному безносмену-магазинщику годназадошний кредебит возвернуть, задумались Были. Организували семейный, сказать, самопозиум, и дед Захар взял на себя пролог. Вышел под аплодисман, распоклонился на все четыре и завел волынку.
- Приветствую, - грит, - вас всех, собравшихся тута с целями, что нам есть. Я выношу на проголосование мой рекомендасьон открыть свой безнос, типа штопать чаво-нибудь на заказ, анехдоты там по просьбе рассказувать неприличные, песни петь, хитроводы водить на матримониальных церемониях аль детей качать в люльках, как только их родителя смоются по делам. Так мы и пользу сосельчанам учиним, и себе профиту добьемся. Задарма ниче делать не будем, энто я вам говорю.
Ну, похлопали деду все да с пидистала и прогнали. И то – много ли выручки с такового ремесла. Копейки, прах черноземный, одну собаку Вальдемара прокормить каких денех несусметных востребуется кажнодневно. Анехдоты… Да окромя деда неприличных анехдотов и не знал нихто из Былей. Кошка Элизка головой покрутила, «фи» сказала, фыркнула антилегентно да покурить пошла от недовольства. Ребенка в люльке крутить, так это типа да, можно, но опять же ж, собака Вальдемар невнимательна, так пихнет люльку, что абы с крюка не сорвалась, Мышка Марфушка не дотянется, внучка мала ишо, штоб к таинствам деторождения допускаться, а баба на готовке – то святое. Элизка одна получается, энта могла бы там закачать, замяукать, зауснуть дитё, но задумается, бывало, над какой проблемой культурной, отвлекется, вот дите и без глазу. Что делать?
Тут на говорильный пидистал курица менталлизированная вспархивает. Ну, что ты, от ней уж никто не ожидал умного услышать. Бестолкова вполне была, хоть и относительно ласкова. А тут нате – вспорхнула.
- Ко-ко-коль уж, - заяву делает, - у нас така тупикова ситуасьон настала, что под саму нашу жисть подкапывается, предлагаю создать гостевой терем. Да ево, по правде-истине, и созидать не нужно, терем есть, а гостей разместить сумеем.
Все прибалдели от таких слов инвентивных, а кура, значит, длит речи.
- Мы, - грит, - тоись сможем каждого члена талант спользовать. И то – сколь в таком доме обслуги нужно? Вот мы все и потребимся в дело.
Все в восторге, порешили голосовать. Дед как самообъявленный главарь счетной комиссис провозглашает, что «за» - шесть Былей, небывалый коленкор, «супротив» ни един, а воздержалась тока собака Вальдемар, точнее, ее таковой присчитали, поскольку она во время голосования отвлеклась на кость.
Дале к созидательным темам перепрыгнули. Ну, тута дед в свои руки заправление взял.
- В честь, - говорит, - моей возлюбленной жены Евлампии Финогенны Быль приказую (так и сказал, прикинь, домкратии на него нету!) назвать наш гостевой терем «Отель Е».
Ну, вопрос непрынцыпиальный, так что противуречить нихто не стал, приняли и дале перешли.
Пределили, каки роли кто в Отеле Е играть должон, согласно свому, сказать, карахтеру и подуклонностям.

Баба – ясно дело, кухня да уборка, при ней курица менталлизированная станет яйца для брекфастов выдавать с-под себя, внучка Клавка – на посылках, туды-сюды, в номера смотаться, чаво потустояльцам недостаточно - выведать-подслушать, дед Захар – ну, энтот беспонтов в отельном безносе почти, как и в любом другом, денех считать ему не доверишь тож, так как неграмотен, дале десяти - энто для него, как грится, край неизведанный, а вота единственно – аниматором его пихнуть, поскольку анехдотов неприличных много знает, веселить да бодрить перед сном народ будет. Дале мышка Марфушка – на хвосте торбы клеенские таскать в нумера ей по сердцу, собака Вальдемар – охрану несть, а кошку Элизку, как умна, вежлива и полиглотает обильно, на резекшн закинули. Ну, все, чаво еще надо? И работа по душе, и денех в семейной кубышке прибудет.

Открылися. Изначально рукаламу дали в сельский газехт, типа «Открывается отель, чаво не было досель, заселяйтесь в нумера, раз-два-три, уже пора!» И хватографии нумеров, також баба с яйцом от курицы менталлизированной, собака Вальдемар с берданкой на часах, Элизка с джорналом в лапах да мышка Марфушка с гирей пудовой на хвосте. Это кошка таково придумала, начитанна была – сил несть.
Перво время гостей не было. Да и, по чести говоря, второ время тож. Так что Были приуныли было. А понятно почему не было, сосельчане домами собствеными обзаведены, а из-за бурежей - какой, сказать, неумный к ним поедет, ни те доскозамечательностей, ни природы никакой – раскинулось село на нагом месте, хоть стой, хоть не стой.
И тута опять Элизка идеей выстреливает.
- Надо, - излагает бережно, - нам доскозамечательность завесть. Вона в Эспаньолии море с пляжем, чем худо? В Эниталии всяки Давыды фрески на гондолах катают, в земле Ам-с-Трудами избы майнготически да в стиле барокко ли, рокококко ли, точно не помню. И нам таково же укрепляться надобно, тады и народы в село потянутся.
Думали они, думали и порешили. Взял дед лопату да начал дырку в земле проделывать. Длинно так вниз - коп да коп, коп да коп. Семействие окружило место да по выбрасываемой с ямы земле копы считает. Уж дед с головой в царствие, сказать, Аида умотал. Уж и выбрасывать из ямы землю сил нету, вся земля, почитай, тама и остается, у деда на голове. Однако копает. Под конец дня кричит с невероятной глубины:
- Не могу боле, скидайте залезтницу, и така дыра сойдет.
Вылез, посмотрел на дело рук своих да чуть не рухнул от восторга самовосхищения.
Ну, Элизка тут же, как стояла на четвереньках, так во всемирную газехт трилиграмму настрочила:
"Сегодня жителями села семейством Быль, проникшими под почвенную пыль, с самого утра обнаружена дыра, в которой, по научным данным, как это ни покажется странным, в давние века, тогда еще живой пока, проходивший мимо хан Чемберлан со своей ханой на пути с Резвильнюса в Ханой зарыли клад в поземный хлад. Приглашаем смотреть, самого клада неть, но кто поглазеть приедет первым, тот пощекочет себя по нервам, и, может, древню манетку найдет. А кто не приедет, тот идиот".
Вот так, и вежливо, и завлекательно. Это, канеш, Элизка-то, она и по стихоскладательству тож не в последних была. Пропечатали, значит, в газете, и что ты думаешь? Повалил народ гостевой.

По-перву заяц притаранился. Иностранец, в самбрере, в темных наглазниках, в хвутболке заляповатой с принтом «Харе» на иностранном, на поясе толста барсетка, с ним в обнимку зайчиха-соседка.
Заселился, крупны деньхи на счет семействия засандалил и сразу поскакал с зайчихой дыру смотреть. А собака Вальдемар допрежь них-от слазила с утра да копеечку тертую старенькую и подложила. Вылезают зайцы с дыры, довольные до усов, заяц орет на всю василенную: «Нашел, эврика!», так и остался в отеле, уж очень пондравилось ему древности кажен день отыскивать.
Дале волк пожаловал, откудова неизвестно. Но в отличие от зайца - без женщины, как был он матерый, одинокий и суровый. Буркнул чаво-то, ган, сказать, арар за нумер выложил и в тот день уж не пошел никуда. А как утро, собака Вальдемар вновь перед его экскурсом кинула в дыру манетку меленькую. Полез волк на историческую замечательность зырить да манетку и нашел. Как ни хмур да матер был, а все залыбился от удовольства. Купил тута же у Элизки котолох манетный, который она предупредительно сама от руки нарисовала, открыл, а тама как раз ево манета и надпись: «сама дорога манета, кака только может быть, нумизматическая редкость». Тут матерый аж засмеялся от восторга. Остался тож.
Дале лиса пришурупилась, из Огуреции. Фамилие ее было Афродитос. Была красива, весела, легка на подъем. Энта сразу пошла с мужчинами знакомиться. И дыра ее не особо антиресовала. С волком объяснились не тратя лишних слов. Любовный двухугольник построили стремглав. И зажили изобретательно таково.
А Были, когда у них манетки подкладывательные кончились, смекальство-то проявили. Стали просто кусочки кожи да ткани подкидывать. «Вот энто, - грят, - кожа от кошелька, в котором Чемберлан клад хранил, а вот энта тряпка – обрывок от евонной одежды, когда он получше запрятать деньхи тщился, а вот эта травинка на его бруки налипла, когда он старался». Придумщики, что ты.
.
И все бы вери гуд, да денежная обожадность Былей подвела. И чаво им надо было? Все работают по душе, потустояльцы довольны. Койки все заняты. Так нет. Пришел преосвященик-медведь читать проповедь. Огромный. Он, вишь, прослышал, что туристы в "Отель Е" за нахождением ценностей-древностей жмут и решил их под совесть подвесть. И видно, что по губаритам своим не войдет он в терем, да и спать негде. Вот Былям бы отказать медведю, а они, вишь, на ганарар польстились, И то, знаки оплаты у медведя неплохо водились. Были и подумали: «Авось да либо как – впихнется в терем, а там - да хоть на бабкину кровать положим, а она на кухне на расплодушке прикорнет на время. И как начал медведь протискиваться вовнутрь, тута все и разрухнуло, вместе с дырой завлекательной, прикинь! Да это все очевидно сразу читалось. Хорошо, что все целы остались.

А так хэппи энд, всё супер, все в супе. Отстроились Были, волк с лисой Афродитос, медведь и заяц им помогали, и зажили лучше прежнего. Терем-то новый – как дворец. Для всех гостей места вдоволь, и для медведя в том числе. Правда, как дыру с кладом засыпало безнадежно, гостей поменьше стало, ну да Были нову дыру не выкопали, надо и честь знать, им и так денех хватало, чаво обманом промышлять, слава об "Отеле Е" и тамошнем консервисе и без того далёко распустранилась. Тем боле дед на старом месте доску постановил с надписью: "Здеся была та самая историческая дыра". Зажили спокойно, привольно, не сильно богато и нежадно. Хорошо! Ну, скажи, хорошо же!