С чего все началось

В стародавни времена, когда Баба Яга была еще резвой и привлекательной женщиной бальзаковского возраста, она работала перевозчиком черных кошек из Муррома в Мяуманск. В Мурроме их было хоть отбавляй, а в Мяуманске почти не водилось, причем непонятно почему - отдельные умники высказывали инверсии, что в этом виновата какая-то Анна-Амалия, но кто это и где она существует, никто не ведал. Сажала Яга живность в ступу и перевозила. Потому как в то время у мяуманских яг наблюдался существенный дефицит черных кошек, а куды ж без них-то – ни сколдовать ничего, ни уют в избухе на бройлерных ногах создать. Работа была непростая, кошки-то норовистые были, все время устремлялись то птичку пролетающую схватить, то на карниз ступы всцарапкаться, а ну как выпадут. Да и с авиаслужбами необходимо было полноценный контакт поддерживать, чтобы с какой самолетной аппаратурой не столкнуться. Правда, бывало и так, что встречные пилоты сами, как завидят черных кошек, тута же плевали через левое крыло, механизмы свои разворачивали и облетали Ягин объект. И ваще, путаницы с энтими полетами было много – один раз известный искроном углядел в свой телоскоп ступу да раззвонил на весь мир, что вот, НЛО летит со своей неземной черной цивилизацией, и, по всему судячи, наши земные кошки есть близкие родственники этих, знач, братьев по разуму, и относитесь, народы, к кошкам нашим земным со всей, сказать, откровенностью, кормежкой и поглаживанием. Наказали опосля того ученого – за эту, как ее, недостоуверенность в информации и звания ученого напрочь лишили.

И вот во время одного из рейсов встретилась Яга в воздушно-космогоническом престранстве со Змеем Горыновичем. Ну чего, дракон как дракон, видный мужчина, не старый, сигнальным огнем пыхает, когда ночь, начитанный опять же. Ну, познакомились, дальше параллельными курсами двинули – это он так Бабу провожал. Рассказал ей Змей про свое детство непростое, как родителей его богатыри истребили, а его самого в детский территориум сдали, как издевались тама над ним, врагом богатырей называли, безотцовщиной дразнили и по матери посылали, как самообразованием дошел до всего и дальше пошел. Интересно! Заслушалась Яга, и кошки заслушались, даж на птичек внимание наводить перестали.
Через час знакомства пригласила Змея Яга к себе в ступу.
- Давай, - говорит, - лезь сюды и будь хозяином. Я уж вся извелася одноночество мыкать. Не корова какая – героинька сказочная!
Изумился Змей, не ожидал так быстро, окоротил ее:
- Простая ты баба, - ответствует, слегка шутя, - просто святая простота, просто хуже воровки. Ну, ладно, со мной встренулась, я мужик невредный, порядушный, а как на шустряка какого налетела бы. Он же мигом и ступу на себя отпишет и кошек, а тебя – хорошо, коль вниз не скинет. Ох, непутевая.
И яблух спелый женщине протянул.
А Яга разумлела, никто ей таких нежных комплиманов никогда не отвешивал. Взяла яблух, схрупала за милую бессмертную душу.

Ну, чего греха таить, полюбили они друг друга, как нихто и никогда. И ведь, ты глянь, сказочные персоналии, а жисть их такова тяжела была до встречи, что в сказке-то себя ни разу толком и не ощущали. А тут – ощутили. Ветер в уши задувает, сонце кругом в голубизне, а то звезды в черноте, любовь в сердце, кошки Мендельсоном заливаются – чего еще надо. Полетели до Мяуманска уже вместе в Яговой ступе, с кошками. Долго летели, с паузами и перекусками. Вручили кошек местным ягам нуждающимся. И порешили, благо недалеко, свадебный экскурс свершить тихим ходом и на автопилоте. В городок Стеклогольм. И вот прям на подлете родился у них чудесный мальчик – кудрявый, летучий, с пропеллером. Ну а кто ж должен был родиться у воздухоплавающих родителей, да еще и сказочных? Назвали его в связи с таким происхождением Дерижабльсон. Развиваться он стал моментально, то есть, когда ступа в стеклогольмском еропорту присела, он уже вполне умненький был, смышленый такой, ну, энто ж сказка, тут все стремглав, потому как времени на все физиологические дела, взросление тама, прогрессы в организме, ни у кого нет, да и просто неинтересно это будет. Любознательный вышел сынок, так что пока Баба Яга со Змеем прям на залетно-посадочной полосе (чтоб время не тратить) свадебно пирование готовили, раскрутил он свой пропеллер и улетел в город. Еще крикнул родителям, чтоб без него обратно в Мурром летели, а он, мол, пока тута обживется.

Дерижабльсон находит друга

Стеклогольм – он почему так назывался, тама все хаты из прозрачнейшего стекла были, так что внутри что ни происходило, все наружу видать. И потому там и кинотеатров и прочих увеселений не было, а просто, когда хотелось жителям повеселиться, они выходили на стрит и перемещались от хаты к хате. В которой что занимательное длится, у той встанут и любуются, хохочут, а то плачут, восхищаются. И билетов брать не надо. Правда, отдельные шустряки плату за просмотр, чего происходит в их хатах, все ж установили, но деньги зря не брали, уж действительно устраивали настоящее представление, а то напишут «Детям до 24 лет не зырить» и такое вытворяют! Да что говорить, многие даж с пикником на улицы выходили, выберут себе хату поинтересней, расстелят полутеньце на солнечном участке, садятся и наслаждаются. Еще и «браво» кричат аль «бис», коль особливо по душе действие.
Диву дается Дерижабльсон. Надо ж, город, ровно перчатку, наружу вывернули. Видит – у одной прозрачной хаты в толпе мальчик стоит и плачет.
- Ты, - спрашует, - кто и чего в расстройстве пребываешь, парень? Давай знакомиться. Я Дерижабльсон.
- А я Гигантик, - мальчик отвечает. – Я маленький еще по возрасту, но по размеру и умственному развитию многих сверстников превзошел, вот так и зовусь.
- А плачешь чего?
- А там мои мама с папой ругаются, а народ, вишь, толпится и развлекается ихней ссорой.
И правда, в окне мужчина с женщиной ссорятся, да как – кулаками машут, из глаз искры выделяют, за скалки хватаются. А зрители, известно дело, пальцами кажут, да еще у кажной стороны свои болельщики образовались.
Одна дама с зонтиком орет:
- А ну врежь ему, хватит на такого дурака слова тратить!
А другой:
- Ты мужик или не мужик? А ну-ка, лиши ее сладкого на неделю!
А один антилехентный ученый в шляпе орет:
- Мягко ругаетесь! Ужесточите риторику!
А Гигантик хлюпает носом и слезы уже не утирает – бесполезно: только один поток утрешь, другой набегает. Пожалел Дерижабльсон Гигантика, поколдовал шепотом, рукой махнул –раз! – и хату черное полотно закрыло. Толпа так и ахнула от изумления. Потом возмущаться начали – ничего ж не видно.
- Возобновите трансляцию, - требуют, - имеем право знать!
Закрыта хата черным прямоугольникjом, не видно ничего. А все другие хаты – как на ладони. Присмотрелись люди, сравнили.
- А что, - говорят, - интересно и даж орехинально. Энто как бы для нас чужую частную жисть закрыли.
И так это и правда многим разумно показалось, да и то, среди жителей Стеклогольма уж некоторое время брожение шло, что не дело за другими подглядывать. А тут такой оборот. И даже внешне – среди прозрачных изб стоит одна, черным закрыта. Стали стеклогольмцы валить и смотреть на это диво. Пришли постепенно к выводу, что что-то в энтом есть. Даже и художники начали черный прямоугольник, закрывающий хату, живописать. Даже нашлись мудрецы, которые стали идею подводить.
- Сей черный прямоугольник, - один гутарит, - призван скрыть неприглядные внутренности обчества, он есть символ необходимости сокрытия того, что к публичному просмотру не подлежит. Это подводит нас к тому, что смотрите лучше на себя и в себя. И не подглядывайте!
И прочу такую же ерунду стал проповедовать. И не без успеха!
И уже многие стали хаты закрывать прямоугольниками. Не обязательно черными – и красно-яркими, и бирюзово-зовущими, и хризолитовыми со звездочками, и полосатыми с колибри . Окошечки в них проделывали красивые и жили себе. Город аж похорошел. А если кому иногда хотелось все равно смотреть чужую жисть и протче, для тех стали строить кинотеатры.
А еще с тех самых пор Гигантик и Дерижабльсон стали лучшими друзьями. Да и Гигантиковы папа с мамой почти после энтого случая не ссорились, а, напротив, стали друг к другу ласковее и существенно нежнее, уж, по крайней мере, когда ссорились, скалками друг другу не угрожали.

Дерижабльсон раскрывает обман

Поселился Дерижабльсон в погребе хаты Гигантика. Поскольку тама стояли семейные припасы, голодом он не страдал, а кажный день к его услугам были самодельные ослепительно пахнущие колбасы, ароматная копченая рыбка, разноплановые конфетюры, ядреные квашеные помидоры и обильно наукропленные соленые огурцы. Все это свисало с потолка, стен и занимало в банках почти весь пол погреба. Мама Гигантика была замечательной хозяйкой. Да, по правде гутаря, и папа от нее не отставал – как пойдет она из хаты, ну, тама, в магазин аль на рынок, да просто гульнуть ненадолго, он тута же за ней увязывался, потому как сильно любил и не желал остаться в дураках. Одним словом, жили, в целом, дружно, кроме как когда диспутировали, и к Дерижабльсону относились, как к родному. Да и как к нему еще относиться возможно было – румяный, кудрявый, с крылышками, все время жизнерадостный, с улыбкой. Как лампочка в доме все освещал. В погреб, хоть тама электричества и не было, всегда без опасения спускались, потому где Дерижабльсон, там свет и покой. А то, что запасы еды таять стали, как арктический снег от парникового аффекта, так то дело такое – для хорошего человека ничего не жалко.

Однажды утром после вкусного завтрака вылетел пулей Дерижабльсон из погреба, исполнил специальную рассветную песню, чем взбодрил всех без меры – мама аж подскочила на койке, а папа на секунду храпеть перестал – подхватил за руку Гигантика и потащил его с собой в небеса. Летали они, летали некоторое время, любовались видами Стеклогольма и окрестностей, а любоваться было чему – тама тебе и каналы с серебристым густым рыбным трафиком и леса, переполненные гуляющей живностью. Рыбная ловля в Стеклогольме была наглухо табуирована, а охота – тоже, и даже называлась она - неохота. Так и говорили друг другу стеклогольмцы:
- О, сосед, вы куда направляетесь?
- На неохоту собрался, сосед. Видите ли.
Это значило - в леске поболтаться, подышать тамошним кисло- и сладкородом.
Летят мальчики над всей этой красотой, вдруг видят – толпа под ними.
- Это, - Дерижабльсон спрашует, - чего?
- А, - Гигантик в ответ спикает, - игогодром, тут лошади отборные в быстроте соревнуются, а жители на них ставят монетки. Также и дети, если азартные, возьмут у отцов да матерей денежку и с этим материнским капиталом сюда бегут. Если кто угадает, какая лошадь быстрее к фотофинишу прискачет, тот получает выигрыш.
Заинтересовался Дерижабльсон, как все происходит. Спустились они. Красота! Воздушные шары колыхаются, мороженое продается, сладкая вата в толпе цветными облаками проплывает, леди и жентельманы в праздничных костюмах дефилируют, и гул, гул отовсюду. А рядом два мужика беседуют. Один невысокий, а другой – в красной шляпе с пером.
- Сосед, я на Фанфарончика поставил две монетки, а вы? – невысокий говорит
- А я на Даниэль, сосед, четыре, - это красношляпый ответствует.
- Рискуете, сосед, она явный пролетчик. Самая слабая лошадь во всей эскадрилье.
- А я не обязан, сосед, пред вами отчитываться, и не любопытствуйте чрезмерно.
- Ну и не ждите, сосед, сочувствия, когда в турбулентности по случаю проигрыша окажетесь.
- Да пошли вы, сосед.
И прочее такое.
Поели ребята мороженое, сладкой ваты по облачку приобрели. Тут – сигнал. Забег начинается. Все кричат, ногами стучат, глазами блистают.

Понеслась! Фанфарончик-то сразу на голову забега выдвинулся и все шибче да шибче. За ним и други четвероногие приударяют. А Даниэль в хвосте поплелась. И видно, что слабая кобылка, безвариантная. Огляделся Дерижабльсон, а рядом с ними давешние собеседники сидят, невысокий и красношляпый, забег наблюдают с энтузиазмом. Тот, что на Фанфарончика ставил, довольный такой, руки потирает, а второй, который Даниэль облюбовал, волнуется, испариной покрывается, однако видно, что надежды не теряет. И вот фотофиниш уж близко, и чудо – стала Даниэль безвариантная друзей и подруг своих резвых настигать. И нельзя сказать, чтоб сильно приубыстрилась. Однако – настигла, вперед вышла и – золото место за ней! Ну, что на игогодроме творится. Все орут в расстройстве. Кто с собой в сумке пепел принес, тот им голову посыпает, кто кулаками с досады об соседей бьет неумышленно. Известно дело, никто на Даниэль не ставил монетки. Все посчитали, что беспонтово. Дети плачут, что таперича материнский капитал родителям не возвернут, мужики не знают, как перед женами в растрате признаваться, одним словом, светопреставление. Мужик, что на Фанфарончика свою судьбу возложил, встал, как не в себе, смотрит слепо по сторонам, ничего не признает.
И вдруг видит Дерижабльсон, как тот собеседник, что Даниэль своей избранницей сделал, улыбнулся так хитро и, не спеша, к кассе направился за выигрышем. Смекнул малыш, что что-то тут нелогично. И тут ловит перифеерическим зрением, как Даниэль подошла к Фанфарончику и тихо ему втолковывает. Ну, по лошадиным губам он читать умел.
- Ты не вешай морду-то, - Даниэль говорит, - понятно дело, что не в моих силах с тобой, конь, курировать, слаба я, стара, да и в девичестве особой резвостью не отличалась. А только заплатил всем наездникам, и твоему, в том числе, господин в красной шляпе, чтоб они вас пред фотофинишем попридержали – такая ржачка! Я как раз рядом паслась и все слышала и видела. Сама прийти в себя не могу, первый забег за всю долгую жисть счемпионила, пусть и не по чести и совести.
Покраснел от возмущения Дерижабльсон. Увеличил громкость лошадиного разговора и дал его в эфир по громкоорательной связи на весь игогодром с переводом на местный стеклогольмский язык. Скандал! Скандалище! Красношляпый тута же скрыться попытался, наездники оплаченные тож, да от справедливого возмездия не ушли. Отругали их как следовает и взяли слово - больше так не делать. А как узнали, кто сей хитроумный заговор раскрыл, стали Дерижабльсона так хвалить, что он аж закраснелся весь, на сей раз от скромности.
После этого попрощался Дерижабльсон с Гигантиком и его родителями и полетел в Мурром собственных папу с мамой проведать. Но обещал возвернуться.