Ерема любил сидеть по ночам на подоконнике большого окна и наблюдать, как белые хлопья важно ложатся в пухлые сугробы, а снежинки танцуют под музыку звезд…
Он поселился здесь недавно, и ему нравилось, как ночью в репетиционной повисала тишина и останавливалось время. В праздничные дни жизнь небольшого самодеятельного театра замирала, переносясь на сцены городских площадок. И в это время Ерема мог не прятаться под вешалкой с костюмами, откуда он любил наблюдать за тем, как среди импровизированных декораций рождаются спектакли-сказки. Он успел понять, что здесь никто не удивился бы, увидев домового. Но Ерема предпочитал сохранять свое присутствие в тайне.

Он сидел, подперев лохматую голову кулаком, и наблюдал, как в свете фонаря из темного Ниоткуда появляются снежинки, расчерчивая небо легкими траекториями танца. Серебряная искра, сверкнув, заставила Ерему зажмуриться от неожиданности. Открыв глаза, он увидел девочку. Она стояла на дороге, держа в руке фонарик – маленький домик для огонька. Ее легкие, пепельного цвета волосы будто не могли опуститься на плечи и мягко окружали голову. Черный комбинезон, сотканный из ночи, мерцал далеким светом звезд. Она смотрела на светлые от снега ветви высоких деревьев над собой и желтые квадраты окон в темноте. На появившегося невысокого, лохматого, с большими синими глазами, в длинной рубахе и пушистых тапках. Стоявшего, как и она, посреди нетронутого, только что нападавшего снега.

Ерема неловко шагнул назад и, оступившись, сел в мягкий снег на обочине дороги.
- Привет, - сказал он из сугроба, смутившись.
Фонарик погас в ее руке. Она не ответила, продолжая спокойно смотреть на домового. Он так и не смог понять, что заставило его оказаться около девочки. Не привыкший показываться и от этого смущавшийся еще сильней, Ерема выбрался из сугроба, стряхнув снег с грубо вязанной безрукавки.
- Ерема, - прокашлявшись и подняв глаза, представился он.
Девочка опустила руку с фонариком, продолжая молча смотреть на него.
- Хочешь чаю? – прервал он затянувшуюся было паузу.
Опять пошел снег, укрывая две пары следов, смотрящих друг на друга.

Девочка сидела на широкой лавке, покрытой толстым пледом, в небольшой комнате, служившей в театре столовой. Она все также молчала, чуть прикусив нижнюю губу, пока Ерема грел электрический чайник и расставлял чашки на раскладном столе.
- Угощайся, - пододвигая блюдце с конфетами, сказал домовой.
Девочка поставила фонарик рядом с собой и, подняв глаза, посмотрела на него. Ерема пододвинул стул и устроился напротив.
- Юки, - выдохнула она, решившись. – Я прилетела… - запнувшись, она опустила глаза.
- Да понял я, что ты с неба… свалилась. Ты пей чай-то, конфетки вот кушай. Устала, небось, с дороги.
- В наших легендах поется о том, что в жизни существует единственная сила, способная создавать миры, – помолчав, продолжила она. – Без ее притяжения звезда не сможет собрать вокруг себя планеты и останется одинокой. У нее недостанет тепла, чтобы согреть свой мир, если в сердце не будет вечного света Любви. Нас приносит сюда ветер времени, чтобы мы отыскали ее.
- Ух, так ты звезда?
- Я же пока не зажглась…
- А почему сюда? – Отхлебнув из чашки, спросил Ерема.
- Старшие сказали, что ее дом здесь. Помоги его найти.. – Юки встала из-за стола, готовая отправиться прямо сейчас.
- Утро вечера мудрее, - неторопливо убирая чашки со стола, покачал головой домовой. – Поздно уже, давай-ко спать.

«Вот ведь незадача, - устроив Юки, думал Ерема, сидя на своем подоконнике. – Всего на земле полно, а любовь все только ищут… да разговоры умные. Юки… Поди ж ты! Красивое имя для звезды».

Юки проснулась под пологом голубых марлевых облаков, которые Ерема накинул на театральные ширмы. Ей снились планеты – холодные и безжизненные – ледяные и каменные пустыни, мимо которых она пролетала. Они не нашли свою звезду и одиноко дрейфовали в космосе. Без тепла любви в них так и не проснулась жизнь, лишь существование и ожидание возможности рождения. Выбравшись из-под облаков, Юки устроилась на фанерном кубике, стоявшем в репетиционной, и тихонько наблюдала за домовым.
Утром Ерема взялся за обычную работу. То бубня, то напевая себе под нос, то исчезая, то появляясь, пританцовывая как шаман, вычистил дрему из углов, разогнал случайные беспорядочные мысли, выветрил остатки снов и ночных беспокойств, и комната вздохнула свободно, открывшись новому дню.
- На вот, возьми. Где он у тебя тут выключается? – Аккуратно держа за колечко, Ерема протянул домик-фонарик Юки. – Всю ночь, небось, горел, вот ведь, недоглядел.
Юки медленно взяла фонарик и он погас.
- Ох ты ж, беда, батарейка поди села, - хлопнул себя по бокам домовой.
- Ты и есть дом Любви? – тихо спросила Юки.
- Ты чего это? – опешил он.
- Смотри, - и она поставила домик на его большую ладонь, - видишь, опять…
Они оба, затаив дыхание, смотрели на домик, в котором горел свет.
- На-ко, возьми его, - нахмурившись, проворчал Ерема.
- Старшие звезды наполнили его своим теплом, чтобы он указал мне дорогу сюда, - взяв фонарик, не отставала Юки. – Его может зажечь только свет Любви.
- Пойдем-ка пить чай, - Не выдержал он и первый пошел в столовую.

А там… вопросы и поиск ответов
Попытки понять и стремление объяснить
Чай
Надежда и отчаяние
Чай
Еще чай…
- Не смотри на меня! Не знаю, почему так выходит, - наливая очередной стакан кипятка, ворчал домовой.
Юки сидела на лавке и молча смотрела, как Ерема нервничает все больше.
- Хватит, а то дырку прожжешь, и так уже дымлюсь от твоих вопросов.
Она закрыла глаза. Он, грохнув чайник на подставку, в бессилии обхватил лохматую голову руками.
- Ведь ничего особенного! Просто уборка – каждое утро делаю! – Развел он руками. – Любо мне это, понимаешь? Душа поет и сердце радуется!
- Что? Что ты сейчас сказал?
- Ну вот представь свои планетки, какими ты их хочешь видеть, - меряя шагами столовую и размахивая руками, пытался растолковать Ерема. – Как станешь будить букашек по утрам, как будешь посылать им свет-тепло, какими красками распишешь небо вечером, прощаясь до следующего дня.
Он спрашивал, а она, мечтая, рассказывала о будущем своего мира. И чем дальше говорила, тем ярче загорались ее глаза. Чем глубже она смотрела, тем серьезней становилось лицо и тише голос, пока она совсем не замолчала. Не замечая, как мягким ровным светом горит фонарь в ее руках.

Кто знает, сколько прошло времени. Или оно остановилось, наблюдая за рождением новой звезды? Сотканная темнотой космоса одежда Юки все больше наполнялась звездным сиянием.
- Ерема, но ведь это не все, верно?
Домовой положил свои большие пятерни поверх ее рук, державших фонарик.
- На дорожку.
Любовь долготерпит…, не ищет своего…, не превозносится, - летя, читала она строки вечной жизни во всем, к чему прикасалась сердцем. – Всему верит…, все переносит… Любовь никогда не перестает – серебристо белая звезда вспыхнула во Вселенной.

Ерема сидел на подоконнике и любовался звездным небом.
- Юки – снежная. Ну надо же …

Юки (с яп.) - снежная