Раннее утро. Спит еще детский сад.
Только в одном окошке сейчас светло уже:
Тиму приводят первым - в шесть пятьдесят
И оставляют ждать остальных со сторожем.

Тима ко мне бросается, как стрела,
И говорит обиженно и растерянно:
"Доброе утро! Где ты всю ночь была?
Я по тебе соскучился, Алексеевна!"

Тима меня не слушает. Никогда.
И на прогулке тащит мне "чай" из лужицы.
Я возмущаюсь. Он мне: "Моя звезда!
Я же мужчина, вот ты меня и слушайся!"

Он победит злодеев на всей Земле,
И в Новый год, в мороз, в темноту, в метелицу
Он приплывет за мною на корабле,
Белом-пребелом. И непременно женится.

Тучи снежные раздули бока,
И бредут, дородны и хороши,
Подо льдом остановилась река,
Словно время никуда не спешит,

В промежутках от темна до темна
Погружается в рождественский сон.
И тогда с небес большая луна
Пробирается ко мне на балкон,

Окунается в окно с головой,
Заползает глубоко-глубоко...
А на кухне у меня домовой
По ночам из плошки пьет молоко,

Поутру бросает мяту мне в чай,
И уходит календарик листать,
Улыбаясь, говорит: "Не скучай!
Дней всего-то до весны - сорок пять!"

Тикают ходики нараспев,­
Прошлое в память прячут.­
Смотрит каминный мордастый лев­
Взглядом своим кошачьим,­
Страх ощущающий за версту:­
Смутный, размытый, близкий...­
Будет подмешивать пустоту­
В чистый вечерний виски­
Коперфильд-время под свой напев­
Тиканья, звона, боя.­
Но наблюдает каминный лев­
Искоса за тобою.­
Вечно неспящий, настороже,­
Смотрит и ждет чего-то.­
Ты ненавидишь его уже­
Около полугода.­
Кажется, гипсовый бьется хвост,­
Шкура дрожит местами.­
Кажется, в пасти его - вопрос:­
"Где ты ее оставил?!"­

Здравствуй. Такая штука - кругом тоска.­­
Изморозь, иней, декабрь серебрит виски.­­
В сердце часов песочных подсыпь песка,­­
Следом за желтой струйкой на дно беги­­
У остановки троллейбуса поутру­­
Замельтеши песчинкою бытия.­­
Мы отыграли партию, тайм, игру,­­
Мы проиграли друг другу- и ты, и я,­­

В этой трясине искать бесполезно брод,­­
Хоть онемей от крика, хоть пот - ручьем­­.
Тянет за нити тонкие кукловод­­
Каждый из нас по-своему обречен­­
Может , я сто ночей не смогу уснуть,­­
Стоя не у черты, на самой черте,­­
Бедный мой мальчик, играющий в сатану,­­
Страшно в твоей искусственной пустоте.­­
Только бы солнца сделать хоть два глотк­­а...
Снится мне: Ты приходишь ко мне опять:­­
"Здравствуй. Такая штука- кругом тоска"­­...
Только я перестала скучать и ждать.­­

Надеваешь шарфик, пальто, берет,­
На дороге жизни - опять зеленый.­
Понимаешь, что суета сует­
И твоя печаль, и твоя влюбленность.­

К остановке сонный автобус МАЗ­
Подъезжает - хлопают гулко двери.­
Ты кладешь в картинку последний пазл,­
И своим глазам, как Фома, не веришь,­

В то, что рухнул идол, развенчан бог,­
И неловко пробуя вкус свободы,­
Равнодушно пьешь синеватый смог­
Из бокала зимнего небосвода.­

Высыпаешь нищему в руку медь.­
От порывов ветра дрожишь невольно,­
Ждешь: когда же сердце начнет болеть.­
Но оно молчит. И ему не больно.­

Мы с тобою - дурак и дура.
Все до боли в висках знакомо.
И луна улыбнется пьяно,
Окунаясь в глаза твои.
В пункт приема макулатуры
Отнесем мы свои два тома
Неудавшегося романа
О взаимной большой любви.

И пойдем налегке оттуда,
Унося в портмоне копейки,
Чек с печатями: "Опыт собран»,
"Карма пройдена","Ноша с плеч".
Мы потратим все это мудро:
На вино и свиные стейки
В ресторане «Счастливый Гоблин»
За свободу и сбычу мечт.

Там зеркальные стены манят
Лабиринтами отражений…
Как ошпаренные паяцы,
Побежим, ускоряя ход,
По дорогам своих желаний ,
По дорогам своих сомнений,
Чтоб мучительно натыкаться
Друг на друга из года в год.

И однажды смешно и горько
Мы поймем, что у нас ни шанса
Удержаться на этом пике:
«Не-ищи-меня-не-зови».
Мы вернемся в свою каморку
И продолжим писать с абзаца
Третий том идиотской книги
О взаимной большой любви.

Ты твердил, что нежность - напасть,
Что давно все боги мертвы.
А любовь- назло - родилась,
Не боясь суда и молвы.

Складывать в подвал черепа
Ты привык, беспечных губя.
А она была не слепа,
Да глядела лишь на тебя,

Как дитя,не помнила зла,
Не судила тех, кто суров.
Я ее тепло берегла,
Укрывала от холодов.

Был декабрь и влажен,и пьян,
И к исходу года спешил.
Я ее лечила от ран
И вдыхала заново жизнь

С каждым сном до нового сна,
Чтоб летать в придуманный рай.
Но она просила сама:
"Отдавай меня, отдавай!"

Отдала. И вот, из углов
Тени: два огромных крыла.
Ты мою замучил любовь.
И вчера она умерла.

Ежемесячно два конверта
По субботам приносят к чаю.
Ты мне пишешь: "Ну, здравствуй, Герда!
Я тебя не забыл. Скучаю.

Но не знаю еще, как долго,
Руша белую безупречность,
Буду складывать из осколков
Непослушное слово "Вечность".

Здесь кругом ледяные скалы.
Без тебя на душе морозно...
Я слыхал: ты меня искала.
Может, все же еще не поздно?.."

Кай, прислушайся к звуку ветра
Между жалобами своими.
Он расскажет, что я не Герда.
Я давно поменяла имя.

Путь запутан твой и неблизок,
И сейчас, на задворках мира,
Поздоровайся с ним, Алиса,
С хитрым выходцем из Чешира.

Не старайся понять намеки,
Не одергивай складки платья.
Кот на дереве. Дуб - высокий.
Не пытайся кота погладить.

Вспоминай: на зеленых ветках
Не гнездятся коты, как птицы.
У котов - леопарды предки.
И не вздумай в него влюбиться.

Не всегда что неясно - мудро,
Не всегда хорошо, что зыбко.
Растворится в тумане утра
Чуть насмешливая улыбка.

И поселится грусть на сердце
Глубже моря, пьянее бриза.
От судьбы никуда не деться -
Возвращайся домой, Алиса.

Кто-то стучится в окно моей тесной спале­­нки,
Кто-то зовет приглушенным охрипшим шепо­­том -
Это зима потеряла доху и валенки­­
И босиком, да по лужам ко мне пришлёпал­­а.
Здравствуй, родная, бесснежная беспридан­­ница!
Выпьем по рюмке, затянем про "не морозь­­ меня".
Нам ли с тобою о снеге теперь печалитьс­­я,
Если рябина горит наливными гроздьями.­­
Даже в бессилье терять не пристало голов­­у -
И полпути к завершенью еще не пройдено.­­
Сковывать реки и сердце во льды заковыв­­ать -
Белые волки метели седого Одина­
Близко. Развеется слабость твоя мин­утна­я.
Видишь, предчувствуя вихрь, опустела ул­­ица.
Ляг на постель, потеплее тебя закутаю.­­
Сил наберешься, и скоро все образуется.­­..

Тот, кто любит адреналин,
А поспорим, я знаю, где ты:
На дорогах, ведущих в Рим
Из любого конца планеты.

Скажешь: «Риму хвала и честь.
Он кому-то, конечно, нужен.
Только, знаешь ли, в мире есть
Города, что ничем не хуже».

Вот подумаешь, постоишь,
Дашь надежде другое имя.
Утром вылетишь жить в Париж,
А проснешься – и снова в Риме.

Напрочь вышибить этот клин
Ты упрямо решишь отныне.
Ты оставишь проклятый Рим,
И... назавтра проснешься в Риме.

Хмыкнешь: «Впору снимать кино
С географиями такими –
Хоть беги на Аляску, но
Просыпаться придется в Риме».

Остановимся. Помолчим.
Все попытки свободы – мимо.
Все дороги, как в вечный Рим,
Все равно нас ведут к любимым.

Нежность моя проснется
Там, у любви на грани,
Там, где октябрьским солнцем
Грезит вода в фонтане,
Птичьи пугает стаи
Осень на желтых лапах,
А надо мной витает
Теплый твой пряный запах,
Вкус дождевого плача.
Но, любопытный зритель,
Я это спрячу, спрячу,
Чтобы никто не видел
Взгляда, что стал бездонней,
Ветра, что стал горячим,
Чтобы никто не понял -
Что же все это значит,
И что тобой больна я.
В книгах чужих пророчеств,
Знай, я тебя читаю
Шепотом междустрочий.
Судеб нелепый слепок
Тает свечой ли, спичкой...
Просто оставь мне небо
В темном раю ресничном,
В этой земле безвестной,
Где нелегко согреться,
Просто оставь мне место
В самых глубинах сердца.