Р. Р.

Яблоко мысли подвесь на крючок надежды.
Каждый хоть раз, но бывал у нее в плену.
Станешь свободным - и воздух горячий, вешний
Хлынет под ребра, в сердечную седину,
В плесень его и бесчисленные коросты.
Ты говорил: никогда не смотри назад.
Ты говорил: утрясется и станет просто.
Я и не ведаю, друг ты мне или брат.
Будут бежать пластилиновые трамваи
В облаке света - из кухоньки в коридор.
Кто там крадется из маминой темной спальни?
Ты говорил: мамы могут стрелять в упор,
Дочери могут вцепиться зубами в руку,
Что оскудела не золотом, но теплом.
Дело пустячное: вытравим блажь и муку,
Ком сожалений заменим на снежный ком -
И понесутся трамваи, и хлынут реки,
Чаще - солёные, чаще из ясных глаз.
Что-то на что-то помножено в человеке
трех ипостасей: родил, возлюбил и спас.
Двинемся в путь. Собирай-ка пастушью сумку.
Страх невесом, пытка призрачна, голод чужд.
Тени сошли, разбрелись по углам рисунком.
Я и не ведаю, брат ты мне или муж.
Сядем в трамвай, колокольчиком звякнем между
Груш переспелых, малиновок и молитв.
Яблоко мысли висит на крюке надежды
И временами, как старый фантом, болит.