Не молясь, не прося, не взрывая азы и основы
о грядущем не зная, покуда далёк Рагнарёк
/и, как будто бы в стихотворении Н. Гумилева/,
я тебя ненароком, нечаянно имянарёк
до пришествия рока - живым, сотворяющим словом.

Настоящим, летящим, сияющим, и непокорным,
нерушимым, как каменный стовековой бастион.
Только б знать наперед, что баланс содержания с формой
на поверку окажется хрупким, как гипсокартон.
И "бесспорно" увы, превратится лишь в "мелочно-вздорно".

Обернется "большое, как мир" незначительно-малым.
Ограничится в скудных пределах его естество -
так и слово, страдая, вдруг станет смертельно усталым.
Так устанет от тесных границ, что вдруг станет мертво.
Видишь, там, между рёбер, пульсирует пламенно-алым -

это слово, как сердце, в агонии бьется подранком.
/где расходится кровоточащего шва полоса/.
Можешь вырвать. И путь освещать, как случилось у Данко, -
или просто скормить под забором блуждающим псам,
или заспиртовать для коллекции в следующей пьянке.

Мне без сердца и слова, /что мертвому плаха - без страха.
и упрека/ не жить. Ожидаемо-горек финал.
И твоё "Имярек" растворилось, рассыпалось прахом,
что, как белый песок, между пальцев во тьму утекал.

Да, прощай.
Мне пора
собираться
и сваливать
...