Я пёс. Я живу в конуре,
на чёрной, холодной цепи.
Калитка на старом дворе,
как ржавое время, скрипит.

Живу я – и цепь ни при чём.
Я жизнью доволен вполне.
Служу – не за миску с борщом! –
хозяину, верному мне.

Он верный. Он добрый. Он мой!
Как радостно знать, что он есть,
когда он приходит домой
и гладит лохматую шерсть!

Железная цепь дребезжит.
Я слышу и вижу с утра,
как чья-то ненужная жизнь
проносится мимо двора.

Хозяйка готовит обед.
Мальчишка жуёт бутерброд.
Гуляющий сам по себе,
в тени прохлаждается кот.

Загнать бы на крышу кота!
Сорвать бы кошачий концерт!
И всё-таки… ради Христа,
не надо отстёгивать цепь!

Не надо! Не я – на цепи,
но цепь, как вериги, на мне.
И ржавое время хрипит
в душе моей – только во сне.

Нелепый, навязчивый сон!
Я зверя по следу искал,
а с чёрных высот Орион
смотрел, как пустынный шакал,
и мрачные духи Луны
спускались к реке по лучу…

Видения Воли – страшны!
Я – даже во сне! – н е х о ч у
по тёмно-зелёным лесам
гонять золотую лису…
но кто же поймёт меня, пса?
И кто же поверит мне, псу?

И я просыпаюсь, дрожа,
и режет ошейник плечо,
и древняя пёсья душа
скулит неизвестно о чём,
и сердцу собачьему в такт
колотятся в доме часы…
и вою на рыжий закат,
похожий на шкуру лисы.