Дожди который день наводят глянец
На город, смыв чахоточный румянец
Листвы с угрюмо-серого лица,
Однако, золотистую корону
Огней вечерних водопад не тронул,
И в мантии тумана гордый царь

Глядит на суетящихся придворных,
Которые с покорностью притворной
Пригнулись, соблюдая этикет.
Вдруг осознав, что вспыхнувшие фары
На бледные похожи ненюфары
Он собирает призрачный букет.

Ветра на волю вырвавшись из клеток,
Деревьев почерневшие скелеты
Бессовестно раздели догола.
И, ожидая зимних откровений,
Людской разворошили муравейник,
Следы на нем оставив грязных лап.

А я сижу одна на темной кухне.
Предчувствую, что скоро мир мой рухнет,
Пытаюсь съесть сухую пастилу,
И замерзаю в полумраке вязком
(Не греет даже свитер грубой вязки)
В ледышки превратились кисти рук...

Я начинаю непритворно злиться,
Сообразив, что мне уже за тридцать
(Таких любил описывать Бальзак)
И, к подбородку подтянув колени,
Нырнуть готовлюсь в омут преступлений,
Испив свою влюбленность, как бальзам.