Поливает стены, крыши, землю, дрожки, лошадей.
Из ночной пивной всё лише граммофон хрипит, злодей.
«Па-ца-лу-ем дай забвенье!» - прямо за сердце берёт.
На панели тоже пенье: проститутку дворник бьёт.

Смех, советы, прибаутки, хлипкий плач, свистки и вой –
мчится к бедной проститутке постовой городовой.
Увели... Темно и тихо. Лишь в ночной пивной вдали
граммофон выводит лихо: «Муки сердца утоли!»

Саша Чёрный. Окраина Петербурга. 1910
.
.
.
Дождь в лицо бросает воду,
Питер прежний, но иной.
Кроют матерно погоду
проститутки на Сенной.

Город ест тела и души,
прячет в слякоти пути,
с постамента чёрный Пушкин
на ветру в ночи гудит.

Мамка хмура и сурова,
но без мамки не прожить –
много тёмного и злого,
подворотни, этажи.

Здесь не бабочки ночные,
а мокрицы, моли, тли -
вечно бледные, больные,
слишком часто на мели.

Прочь бежит осенний Невский,
отводя от них глаза.
И вздыхает Достоевский:
то же всё, как век назад.