Семнадцать лет и лето нараспашку.
Вспотевший двор хрущёвской трёхэтажки,
рукастые каштаны
в балконные карманы —
без спроса.
Чу! Из казанов —
вишнёвое стаккато: Ки_ши_нёв.

Вирджѝл Васильевич выносит мусор —
румянец и послеинсультный шаг,
фанат Вертинского и женских бюстов;
как выпьет — плачет, кроет Сибирлаг
и русских: тех, что увели корову
и папу — ни за что и навсегда.

Опять бушует рэбе со второго!
Поёт, кричит ли, молится?..
Седа
в его окне колючая джидà.

За гаражами тень, и три девицы
гадают на сыпучих лепестках:
останемся, уедем, что случится?..

Всё будет хорошо.

А будет так:
вот этой, с левантийскими глазами,
цвести, толстеть и соблюдать шаббат;
вот этой, длинноногой, в Алабаме
рожать разнокалиберных ребят;

а этой вот, молчунье близорукой,
ходить за словом, за вишнёвым звуком:
неузнанной маруськой,
по памяти по узкой,
оттуда,
где был русский мир
натянут между «доàмне» и «вэй'з мир».

-----------------
джидà - листопадный или вечнозелёный кустарник или дерево, часто колючий; дикий маслин.
доàмне [ˈdo̯am-ne] - боже мой! (с румынского)
вэй'з мир - боже мой! (идиш)
----------------