В огрубевших руках беспрерывно мелькают спицы,
В потускневший зелёный вплетая густой синий.
На тугом полотне проступают цветы и птицы.
Вяжет бабушка свитер колючий длиной в зиму.

Стуком спиц навеваемый сон летаргично-снежен,
Нестерпимо пропитан пустырником, как старость.
Настигает осипшую псину, как неизбежность.
Вяжет бабушка свитер на вырост своей Варе.

Молчаливая Варя к голанке прильнув спиною,
Представляет, как медленно дышат в лесу сосны,
Как печная труба на морозе звучит минорно,
А слепая метель, словно вой или плач, остро.

Надевая на внучку смешной, мешковатый свитер,
Умиляется бабушка: “Ну, до чего ж ладно.”
Но меж ветхих некрашеных рам, как назло, сквозит, и
Застоявшийся холод трещит в шерстяных складках.

Варя знает о холоде все. Он почти привычен.
Он живет с ней бок о бок, крепчает, растёт даже.
Вместе с ней убирает постель, экономит спички,
Кипятит самовар запивать затяжной кашель,

Топит печь, вытирает окно рукавом рубахи,
Подметает полы, растащив по углам мусор.
Варя пробует чай, из солонки насыпав сахар,
Ведь и сахар, и соль, будто снег, лишены вкуса.

Потемневшее небо течёт, словно чай разлитый.
Сквозь нехоженый лес в долгожданную муть ночи
Убегает Варвара, содрав ненавистный свитер,
Разрывает на части и топчет его, топчет…