Вскрылось влагой припухшее небо – шуршащим дождём –
Опрокинулоcь сплином, проникло под кожу сонливостью.
Сколько лет до весны?.. Ничего, мы с тобой подождём –
Поплывут облака над Невой по-апрельски муслиново.
Город тих и бескровен – кончающий жизнь мотылёк –
Невесом и бесцветен – туманом повис над подушками,
И никто не придёт… разве только, заглянет Нью-Йорк –
Принесёт апельсин, почитает с акцентом из Пушкина,
Торопливо потрогает влажно лоснящийся лоб,
Подоткнёт одеяло – рассеянным жестом, задумавшись…
И качнётся фонарь – потерявший причал НЛО –
Заблудившийся в сумерках бледный подвыпивший юноша.
До весны далеко – тонны соли и сотни цветов,
На пергаменте окон эстеткой-зимой нарисованных…
Хрипы сонных парадных, тулупы замёрзших ментов,
Стаи мыслей, взрывающих ночи безумными совами.

А у нас океан… всё ворчит и ворчит по ночам –
Беспокойный бухгалтер в заботах о тающем дебете.
Ветер бродит по пляжу, тоску за собой волоча,
На пустынном канале зимуют влюблённые лебеди...
И я тоже зимую – дышу на ледышку окна,
В облаках разглядев очертания медного конника.
Бормочу приворот, и послушно приходит она –
Петербуржская осень… Шагаю с плеча подоконника
В город мелких дождей, сотворённый безумцем Петром,
Проверяю, надёжно ли шпили туманом укутаны,
Голосую попутный вагончик ночного метро,
Успевая в твой сон – малахитовo-тёплый, предутренний.
За окном океан, монотонно бормочет прилив,
Белый запах больницы, тоска, и повеситься хочется…
Питер строг и задумчив, Нью-Йорк беспричинно ворчлив –
Города, как и люди, томятся своим одиночеством.