Я снова развязал... И стыдно мне за это —
Такая чепуха, такая маета.
Я знаю твоего любимого поэта —
Я в прошлое летать, увы, не перестал.

Не смейся надо мной и не ругай в запале.
Летаю в январе — а как же, повод есть!
Смотри, в календаре мы с ним почти совпали:
Он — номер 25, я — номер 26.

Короче, раз в году. Я выглянул устало —
И в 66-м очнулся в пелене.
13 лет прошло, как Сталина не стало,
И сплавили Хруща, и оттепели нет.

Впервые невзначай с ним крепко напились, и
Я с горечью сказал, разбив пустой стакан:
«Но что ей до меня — она была в Тбилиси...»,
А он ответил мне: «Хорошая строка!»

Его тогда влекла какая-то актриса,
Пускал он пузыри, кого-то там виня...
Как звали-то её... Марина? Нет. Лариса.
Он что-то говорил, не слушая меня.

А после начал петь, и видел я вживую,
Какая сила в нём — не высказать перу.
Как будто с миром он схлестнулся в ножевую.
Я с той поры вообще гитару не беру...

В последний раз мы с ним в год 79-й
Попели от души, бухнули... Не хочу
Восьмидесятый год... Не нужно мне. Не надо.
Вези меня к врачу, толкай меня к врачу.

Я знаю, ты умна, ты веришь в чудотворцев,
Но я совсем другой. Прошу тебя, ты пей
Из этого судьбой разбитого колодца:
Он знает о тебе, он помнит о тебе.