И вот, когда кораблик был готов,
и съедены бабулины котлеты,
и шапка со значком, и шарф надеты -—
я выбегал во двор, чертя котов,
облюбовавших коврик «фифы» Светы.

Кудрявая шалела голова.
Мне чудились победные регаты
по руслам рек в асфальтовых заплатах,
с гудроном на бордюрных берегах,
и Светкины, из форточки, сонаты.

И я держал с дворовыми пари
на банки и бутылки из-под колы,
что галиот - не барка! Он фартовый!

... но в кругосветки "сплыли" корабли,
и Светка не глазеет из-за шторы.

И всё ж весна! И солнце как печать.
В прихожей шапка — без значка — забыта.
Ватага «мелких» курит деловито,
за каждым словом поминая мать.
А я стою ничейный и небритый.

И пялюсь на ручей. Он — мелкий бес —
на блажь не соблазнит бесцеремонно.
Щадя ботинок блеск демисезонных,
по бортику, а не наперерез,
ступаю престарелым балероном.

И март на тот похож... Но в толк не взять —
куда девались волосы?
А Светка?..
Не лечит беспонтовая таблетка,
обязанная память возвращать.

А это вспоминаю...
И нередко.