Побег Ребекк сперва на Нюрин век
пришёлся - это помнится из детства.
Потом был год - случился Нюрнберг:
трудилась, было неколи вглядеться.
Лопатила, косила и мела
что можно было - скромно, по сусекам.
У "радива" недвижно, как скала,
Политбюро внимала и Генсекам.
Те обещали скорый коммунизм,
догнать, и перегнать, и обеспечить.
А муж, что был, глядел куда-то вниз,
по стопочке с друзьями портил печень.
Случилась Перестройка, как весна -
всю и́збу и участок подтопила.
И пенсия, как новая война,
пила ей кровь и отнимала силы.
Ходила с председателем в собес -
в райцентр довезли молоковозом,
да там сидел начальник - сущий бес,
хоть был он моложавым и тверёзым.
Начислили - хоть вой теперь, хоть плачь.
Такую не дают для долгожительств.
Какой-то хлыщ, лощёный, как палач,
смеялся: "Денег нет, но вы держитесь!"
Держалась - хоть за стенку, а жила,
на долгий век природа ей вложила
исток неистощимого тепла
и крепкие, почти мужичьи, жилы.
И на детей ей жаловаться грех,
и внуки заезжают, не обидят.
"О чём жалеть? Живу не хуже всех,
Пока хожу, глаза маленько видят..."
Всё по её масштабам "вери гуд!" -
тепло избы, на плитке скудный ужин.
И никуда Ребекки не бегут,
но Нюрнберг, похоже, снова нужен.