Так вот он какой: бесшабашный бурлящий запад,
По ленте фривэя машины - сплошной рекой...
Мне в детстве хотелось потрогать его, полапать,
Пройти по отвесным тропам своей ногой.

Теперь мои ноги шипя омывает Тихий,
Который всегда велик, никогда не тих.
А я - бесталанна и в каждой строфе - пиррихий,
Но как же все это мне хочется всунуть в стих!

Над каждым холмом вечной синью застыло время,
Для времени мы, - как ракушки в слоях песка:
Какое индейское тут кочевало племя?
Каких бледнолицых пригнала сюда тоска?

Чем эти просторы манили к себе скитальцев?
Мерещилось им Эльдорадо? Святой грааль?
Чужое наречье; совсем не такие танцы,
Свое понимание жизни, своя мораль.

О первопроходцах забыли. Их песни спели
Под жёлтой травой перепутаны их следы.
Их правнуки хрупкие млеют под стон свирели
И к стейку застенчиво просят стакан воды.

Да, все Томы Сойеры нынче сидят в конторах,
А Томы из хижин на белых наводят страх,
И все же: какое небо! Какие горы!
Какая безумная удаль! Какой размах!

И я поднимаюсь к небу поверх ущелья,
В трезвоне цикад может радость, а может грусть,
И город внизу - серо-дымчатой акварелью,
И ноги скользят, и чуть боязно, что сорвусь.

Молчит мой айфон, не слыхать, как гудят машины;
Я в сказочном мире: бессилен любой хайтек.
И чудится мне, что на этой крутой вершине
Шагнет из лазури оранжевый человек.

Он будет в роскошном уборе из пышных перьев,
И все, что положено: стрелы и гибкий лук...
И я попрошу: "Расскажи мне легенды прерий,
Которые в сердце своем хранил Чингачгук!

Поведай историю древних своих урочищ!
Каким вы богам молились, о чем клялись?"
Но он мне ответит: "Малышка, чего ты хочешь?
Дай доллар на виски и топай тихонько вниз!"...