Лала неслышно прикрыла двери,
веки заплаканы – мать плоха.
Долго не думая, шепчет:
— Кэри...
режь белоснежного петуха.

Стук ледяной, разговор короткий,
пух поднимается над столом.
Куры орут, разрывая глотки,
что-то в пустых головах свело.

Запах бульона плывёт сквозь стены
с летней террасы в терновый сад.
Мать просыпается – тело преет,
к ней наклоняется царь Трдат,

шепчет :
– Кузенак гал индз ет, майрик?
Կուզենա՞ք գալ ինձ հետ?

Под водопадом густых кудрей
старая женщина чуть кивает,
будто на воду глядит в ведре.

Рябь затихает, в зеркальном блеске –
дом незнакомый, жужанье мух,
в свадебном платье молчит невестка,
а на коленях живой петух.
Сын восседает в военной форме.
Гребень у птицы похож на нимб.
В долгой иллюзии цвета крови
мать неотрывно следит за ним.
Вот поклоняются храму двое,
куры повсюду клюют пшено...

Царь удаляется из покоев,
всё в этой жизни предрешено.

...жгущие свёртки сжимает Лала,
мрачность бараков внушает страх,
но вспоминает — сюда же мама
шла до заката раздать матах.

Здесь у людей на ладонях язвы,
тянется всюду зловонный смрад,
мясо для сирых – нежданный праздник,
пусть и спасибо не говорят.

Время неспешно сползает слизнем
по виноградной завесе в дом.
Лала забыла о прежней жизни,
не нагружавшей её трудом.

Листья трухой прилипают к окнам,
дождь заливает хурму в траве...
Как-то под вечер тихонько, боком
мать поднимается:
— Каро э...
երևի...

Лишь бы от слабости не упала,
Лала не верит своим глазам,
мать улыбается: "Плачешь, Лала?
Ты не волнуйся, тебе нельзя..."

*
*
*

Кузенак гал индз ет? (арм.) – Хочешь пойти со мной?
Каро э (арм.) — Может быть

матах – традиция жертвоприношения за выздоровление тяжелобольного человека, как дань Богу через сотворение милостыни бедным

Трдат – армянский царь, в 300 г. н.э. введший традицию безвозмездно жертвовать животных в помощь нуждающимся, а на поаздники устраивать трапезы для народа