Луна на небе... луна в стакане.
Слепая полночь меж граней канет.
Придёт хмельного качать-баюкать
подруга верная, сука-скука.

Достроен дом,
и весною ранней
манят густым ароматом райским
черешни,
яблони,
вишни,
сливы
в саду, омытом недавним ливнем.

Жена-красавица ходит павой,
в отца осанкой лихие парни —
погодков трое светловолосых.

Как будто ясно,
как будто просто,
жизнь устоялась,
течёт неспешно…

А бури с дальнего порубежья
приносят влажный солёный запах,
и пробирается тихой сапой
печаль — глубокая, точно бездна.

Вновь снится:
бриг покидает берег,
на вантах виснут,
равняют гроты
под мат и песню твои матросы.

Закуришь трубку,
поймаешь брызги
дублёной кожей ладоней.
В рыжих
лучах тропического заката
у горизонта увидишь капер.

Азарт погони,
горячка боя,
по-братски —
ярости,
крови,
боли,
и на вершине — восторг победы.

Добыча в трюмах,
попутный ветер,
залив укромный.
Ремонт на верфи,
а в это время гурьбой в таверне
согреться грогом и чёрным ромом
да «йо-хо-хо…» поорать нестройно.
• • •
Под петушиные крики утро
разгонит грёзы,
разбудит грубо.
Оставит вдавленный отпечаток
щеке щетинистой стол дощатый.
И так уныло, что выть охота.

А днём отпустит — дела, заботы…

Мистраль вечерний растреплет чуб, и
вернёт привычно тоску о чуде.
Вином глуши́т бунтаря-скитальца
мужчина статный
с глазами старца.