Глубокие, тёмные воды увенчаны блещущим слоем,
наверх смотрит древняя рыба, сквозь лёд, приоткрыв для зевоты
усатую пасть, ей бы прыгнуть --
как раньше -- случалось в пустое пространство, парить беззаботно

под лужей, кусающей сверху, горячей, слепящей, далёкой,
ловить на лету живость перьев, трепещущей плоти, потеху,
устроив для булькнувших нервов. Ей вспомнилась радость полёта
и жабры от рыбьего смеха

в чешуйчатом теле бунтуют.
На выходе, в зимнем итоге: она, лёд исчëркан кругами, --
над бездной коньки режут дуги. Звенящие силы толкают
толпу детворы, под -- ногами -- чернь озера. Горя не будет.

Но ждёт злое, данное адом пролома, падения тела,
о горьком и страшном мечтает. Катаются дети, а рядом,
во рту зло играя крючками чудно дышит, в чуть, еле-еле, -
подлëдная, рыбья коряга.