В зарницах адского всполоха черна как быль, звезда-полынь.
Поводыри молчат неловко про инцидент с четвёртым блоком,
а воздух прян. Апрель. Теплынь.
Цвели сады по-первомайски, клубился праздничный народ,
дождь набегал на воздух вязкий, и миллизиверты без маски
по щитовидкам били влёт.
Мой отпуск выдался отрадным. Я проглядела все глаза,
спешила к зорям Ленинграда. Дозиметрическим отрядом
встречал нас Витебский вокзал.

Чуть позже ехали с Серёжей в командировку на Урал,
он был ни капли не встревожен, смеялся, ел лещей из Сожа,
нас угощал, и сам сгорал.
Бурчала горничная: «Здрасьте!», постель меняя каждый день
в гостинице военной части, «Зачем мне тридцать три несчастья,
у вас опасна даже тень».
Мы говорили, что из Минска, от нас Чернобыль далеко,
ни радиации, ни риска, и убедив максималистку,
и сами верили легко.

Спустя года, в базарной эре, за деловитость пряча грусть,
мы будем спрашивать бабусь: «На радиацию проверен
боровичок и царский груздь?»
Жаль, цезий – цезарёк из ада имеет волчий аппетит,
и тридцать лет полураспада жрёт человечков плотоядно,
и жертвы новые коптит.

Рогами машет «мирный атом», куётся новая АЭС.
«Вы передайте всем пернатым, Не надо!», - ангел-ликвидатор
взывает к разуму с небес.

26.04.2016