Тебе не кажется, что не мы уходим,
а это мир покидает нас,
утончаясь,
становясь миражами памяти?

Осень и человек -
как они похожи:
и с той, и с другого
осыпается чешуя красоты.

А помнишь, мы с тобой были уверены,
что вечность подобна нежной весне
и что ангелы питаются ароматом черёмухи.

Но тебя уже нет со мною,
и я сомневаюсь во всём,
кроме того, что, куда бы я ни шёл,
я удаляюсь от тебя,
а значит, приближаюсь к смерти.

А что такое смерть,
если не средоточие всех одиночеств,
центр вселенского страха,
игла на циферблате,
на которую насажены стрелки:
время кружится,
привязанное к ней,
и только она неизменна,
как чёрная дыра
на груди расстрелянного солнца.

Вот если бы я точно знал,
что две наши дороги
сойдутся в этой точке невозврата -
тогда бы и старость моя звучала
радостной песней.

Но я сомневаюсь:
вера в Бога - это так трудно!

А пока мне остаётся листопад памяти
и истончение плоти
до прозрачности последнего вздоха...
Но я ещё помню жизнь!

А помнишь ли ты,
как маслянистою рыбой
выплывала из озера
к нашим ногам луна,
и мы бросали ей крошки хлеба,
не понимая, что она питается
только радостью влюблённых?

Да, теперь я многое понял,
но знания мои стары
и бессильными руками
тянутся к прошлому.

А помнишь, как одуванчик
признавался в любви теням
пролетающих мимо бабочек?
И я сказал тебе тогда,
что цветок - это душа,
открытая мотылькам бессмертия.

Да, это было красиво!
А теперь...
Теперь я знаю, что любовь - паутинка,
и только ангелы
могут плясать на ней,
а от наших желаний она рвётся...

Теперь уж не то:
я единственный зритель
спектакля о вечной осени.
Старик, потерявший
последнюю монетку надежды,
я увидел в зеркале вечность.

Оказывается, вечность - это берёза,
с ветвей которого
осыпаются мёртвые дни.

Опавшие листья,
дрожа от холода, шепчут:
«Ветер, нам страшно,
верни нас домой!» -

Или это голоса моих мыслей,
моих усыхающих воспоминаний?

Или меня уже нет,
потому что я миновал точку невозврата,
но, не встретив там тебя,
подумал, что всё ещё впереди?

Мне больно помнить,
а ещё больнее - знать,
что я обманываю себя,
сочиняя стихи о будущей встрече -
о встрече с кем?
С призраком похороненного счастья?
С лепестком отцветшей радости?
Со скелетом любви,
поднятой из могилы
моим отчаянным зовом?

Это не выводы разума,
а слёзы старика,
что холодными змеями
вползают в глубокую ночь морщин.

А на дворе - осеннее утро.
А в душе моей - желание уйти
и больше не возвращаться.

И я открываю дверь.
Наверное, так покойник открывает рот,
чтобы сказать «прости»
своей душе,
ступившей на лестницу Якова.

Перед мои домом -
бескрылая тень обнажённого дерева.
И она
в поисках жизни
обшаривает мёртвую траву.

Я жалею её,
выходя из тишины ожидания,
из пустоты неверия,
из бессилия старости
и иду гулять -
о нет, работать помолодевшими снова ногами
в надежде встретить тебя на развилке,
в той точке, где всё останется позади -
и жизнь, и смерть,
и пустота циферблата.