Елена Бородина:

Яблоки хрупают сочно.
Качается небо
гроздьями тонких рябин.
Суета переменна.
Вечный осенний полет - журавлиное кредо.
«Быть ли, не быть холодам?» - злободневная тема
для горожан.
Беспредел философских исканий,
как листопад, неподвластен житейским законам -
и полыхают с горячностью знойных испаний
листья в осенних кострах.
Молодящимся кронам
робких деревьев прохладнее с каждым порывом
зыбкого бабьего лета. Прохладнее, легче.
И полыньи в небесах - атмосферные дыры -
ширятся.
Сшить бы - да только вот незачем.
Нечем…

Юрий Борисов:

«Костры этой осенью жгут каждый день», -
Подумал один инквизитор.
От едкого дыма качала мигрень
Его, как баркас позабытый.

От криков звенело в святейших ушах,
Но долг выполняя свой честно,
Он с разною нечистью был на ножах,
Сжигая ее в знак протеста.

Себя проявил он в Гранаде давно
Как мастер различный дознаний,
Все доны сбегались, как будто в кино,
На сцены его наказаний…

На пенсии он, повинуясь годам,
Шептал безнадежно при встрече:
«Не сшить ли мне дело на эту мадам?
Да незачем, в общем, и нечем».

Елена Бородина:

В тени древнерусских черешен и груш
у некой мадам бледнолицей
случился пассаж - манускрипт "Мертвых душ"
горел на кострах инквизиций.
Она горевала. Грустил Николай -
дрожали покатые плечи.
Шептала Она: "Попадут "Души" в рай!"
"Убил бы! - подумал - Да нечем...")

Юрий Борисов:

Умна та мадам оказалась с лихвой,
Куды до нее Николаю.
«И правда, - сказал, - пусть летят, Бог с тобой,
Туда же тебя посылаю».

Мадам, бледнолице хихикнув в ответ,
Язык показал маняще,
Забыл бедный классик и Ветхий Завет,
И Новый забыл, настоящий.

И думал: «Теперь уже не до невест,
Как быстро промчались рассветы,
Немного осталось из избранных мест,
Но самого главного нету».

Елена Бородина:

Кокетка, наглея, пустилась вразнос:
шептала картавым прононсом,
язык показала, лодыжку и нос,
оставив писателя с Носом.
И шмыгая оным, сидел на печи,
строча мемуары. И за сим
застали приятели - вредный Чичи..,
Муму, и угрюмый Герасим...

Юрий Борисов:

«Француженка вы? - вопросил Николай, -
А я так и знал – бусурманка»
Но это уж он захватил через край.
К Муму подбежала Каштанка,
И в ногу ей с яростным лаем впилась,
Не слышали яростней лая.
Елена от Носа на миг отвлеклась,
Погладив слегка Николая.

Елена Бородина:

Поладила нежно - вдоль тощей спины,
и больше того - худосочной!
Погладила кепку, рубашку, штаны -
была домовитою, точно!
Потом залатала Герасиму рот,
распутала рыжие пряди
Муму и Каштанке. И молвила: "Вот!"
И чистой латынью: "Кво вадис?"

Юрий Борисов:

Расплакалась тонко Каштанка
На тот долгожданный вопрос,
Герасим, как дуло из танка,
Из погреба высунул нос.
Один Николай возмутился
От тех католических слов:
«Я думал, что точно влюбился,
Но это отнюдь не любовь.
Какой тебе, милая, леший
Внушил нам такое сболтнуть?
Нет просто бы «Камо грядеши?».
Штаны не забудь простирнуть!»

Александр Старших:

Лишь в старости жалеем мы о том,
Что в юности зубов своих не лечим!
Ведь яблоко жевать беззубым ртом
И незачем, да, в общем-то, и нечем!

Елена Бородина:

Забочусь о зубах - их мою с мылом:
резцы и коренные. Что за вехи
оставила потомкам-фруктофилам,
не яблоки грызущим, а орехи
в садах, как полагается, Таврических?!
Звучит вопрос, допустим, риторически...))

Александр Старших:

Зачем вы мыло в рот суёте, Лена,
Ещё бы Fairy влили, извините,
Ведь есть иные средства гигиены:
Зубные пасты и зубные нити.
Я зубы чищу только блендамедом,
Хотя они болят порою... оба;
Но в хрящики вгрызаясь за обедом,
Дам фору фруктофилам-мясофобам )))

Елена Бородина:

Моих зубов сверкающая лента -
незыблемость. Рачение. Константа.
Я к фруктофилам, Саш, индифферентна,
а к мясофобам - каюсь! - толерантна.
Не удержать неистовства натуры
при виде лишь чешуйчатой фигуры)

Александр Старших:

Незыблемость, константа - это гены...
Всё остальное в человеке зыбко.
Во рту моём руины Карфагена,
Как солнцем, озарённые улыбкой.
И щерясь ртом беззубым курам на смех
(Пусть надо мной смеются - мне не жалко),
Я вам пишу свои экспромты наспех,
Представив вас чешуйчатой русалкой )
................
Опубликовано
Костры